Кем-то принят он и услышан,
Кем-то даже с ходу одобрен…
Нашим дедам, в войну погибшим,
Мстит (за что?!) не один сегодня.
И хулители вырастают
И наглеют, чтоб сбиться в стаи.
Неужели им потакают
Власть такая и жизнь такая?
Оттого-то настолько рьяны
Депутатишки-депутаны.
Будто нет нам от них защиты…Были воины, да убиты!
Были воины, только стало
Их сегодня до боли мало!…Депутатик, собой довольный,
Начинает другие войны.
Деревня с названием Пенна
Деревня с названием Пенна
От сильного ливня промокла.Её представляю мгновенно,
Как будто взглянул из бинокля.Как будто меня там убили
В нерадостном сорок третьем.…Застыли, застыли, застыли
Деревья, кусты и веретья.И гильз, и снарядов разбросы,
Патронов, рассыпанных в ямах.Вопросы, вопросы, вопросы
Во мне возникают упрямо.Из дней, из военных, тех, прошлых,
Что сбились давно в вереницы,Я вижу любимых, хороших,
Родные и светлые лица.Туда меня тянет и тянет,
Как зверя по свежему следу,Моя и отцовская память -
К погибшему дедушке. К деду!Туда, где не ждут и не ждали.
Туда, в новгородские дали,Хоть нет там давно уже, верно,
Деревни с названием Пенна.Но верю: есть в траурном списке
Фамилия на обелиске,Где, словно морозом по коже,
С моею фамилией схожесть!
Болезнь
Войною также
можно заболеть;
Она не только
праздничная медь,
Не звуки
голосистые фанфар
И даже
не парадные шаги…А вынесшие
весь её кошмар,
А холод
пережившие и жар,
А молодость
отдавшие, как дар,Уходят незаметно старики.
За той за далью
За той за далью
И в том столетье…
Хочу представить
Я время это.
На кромке чувства,
Воображенья,
Где мины рвутся,
Идёт сраженье.Пишу куда-то
О днях суровых.
Ищу солдата
В жгутах бинтовых.
И взгляд сквозь прорезь
Прицела вижу.
Война, как совесть,
С годами ближе.И всё доступней
Её тревоги:
В ожогах будни,
Пути-дороги.
И всё понятней:
Со мной не канет,
Как в воду камень,
Чужая память.
Родство
И опять тревожат ощущения,
Их переживаю как бы заново.
Обнадёжась, ждало возвращения
Всё потомство малое Иваново.
Из Сольвычегодского, из города,
До войны далече будут тропочки.
В образе защитника так молодо
Взглядывал мой дед с поблёкшей фоточки.
Несердито, будто что-то спрашивал…
Одобрял ли бытие домашнее?
…Старший сын давно уже донашивал
Сапоги кирзовые папашины.
И, бывало, тумаки отвешивал,
И советы раздавал понтовые.
Пацанам учиться впрок, конечно бы,
Да не лезла та наука в головы.
Во дворе не холода, а стынища!
Сыновья солдата были бедные:
Сколько раз мывали педучилища
Помещенья разные учебные!
Выметали двор умело мётлами.
Колка дров. А чурки – неохватные.
Чтобы помещенья были тёплыми,
А учёба – для других! – приятною.
Снег сгрести скорей за тётку-дворника,
Пусть она ничем не огорчается,
Хорошо живёт себе, спокойненько,
Лишь с детьми директорскими нянчится.
Жизнь – она совсем не кущи райские,
Видно, счастье на роду не вышло им.
Так случилось – сыновья солдатские
Выдюжили эту на́пасть, выжили.
Не давались школьные задания,
Коль слюна текла порой от голода,
Если все страдания – заранее.
Выпали, как говорится, смолоду.
И цветы росли, и зрели пестики…
Летом на пастьбе и дни, и месяцы
Для ребят нужнее арифметики:
Сколько вычесть, что куда поместится…
Путь-дорога их отнюдь не розами
Устлана. Безжалостно напориста.
…Сколько понабегалось за козами
Босиком по луговине колистой!
Лето всё у города – подпасками…
Помнился закат над речкой краповый.
…Близнецов тех называли Васьками -
До чего ж похоже-одинаковы!
Им судьба такая же двоякая
Выпала, в какой-то мере сходная.
– Брат, давай-ка снова покалякаем…
– А у нас зима опять холодная…
– А в июне на сторонке северной
Ночи станут белыми и мятными…
Данным вспоминанием навеянный,
Вот – один, покинут всеми братьями,
Думает: "Осталось-де не очень-то…"
И о том тоска-кручина-маюшка.
И хотел бы побывать на Отчине
Крёстный мой Василий. Он же – дядюшка.
Все кругом давным-давно измерены
Стёжки горемычные, земельные
Батьки моего, да-да, Валерия,
Холмичек, присыпанный метелями.
А под ним, навек болезни сдавшийся,
Он, окоченевший от усталости,
Возвращенья папки не дождавшийся,
Веривший в него до самой старости.
Кладбище – извечный полюс холода,
Место, и для всех, уединенное…Наперёд мне будет это поводом
Долго жить за всё родство военное.
Сапоги
С точки зрения -
Пустяки,
Ну а ранее -
Всё внимание:
Привезённые сапоги
Из поверженной,
Из Германии.А тогда…
А тогда, боже мой!
Видано ль?!
На пути домой -
Домой! -
Выданы.Вспоминались ему
В ночах
Долгих,
Как месил в кирзачах
Те дороги.Был и весел, и зол,
Был отважный.
До Берлина дошёл
Однажды.Были статность и рост,
Был приметный.
Был особенный форс -
Победный!Был моложе тогда,
Но не строже.
Сапоги – это да! -
Из кожи!Сколько ж после войны
Длились,
Разноцветные сны
Снились.
Подробности
До великой
огромности
возникают подчас
бытовые подробности,
окружавшие нас.Как бывали мгновения
поголовно шумки,
как росло удивление
звука,
взрыва,
строки.Ощущенье: смогу ли я,
Детский мучит вопрос, -
Под летящими пулями
В полный рост?
Ящик от патронов пулемётных
Ящик от патронов пулемётных,
Звёздочка, пробитая свинцом…
Это − жизнь, с началом и концом,
Бывших рядовых, простых пехотных.Кажется, я снова вижу вас,
От войны измученных, усталых.
Это – жизнь в её фрагментах малых,
Как глоток воды в последний раз.Ящик вместе с лентой пулемётной,
Очередью вспоротый, лежит…
Может быть, ребята, повезёт вам
На Земле ещё чуток пожить?!..
Печаль
Здесь я стал
Совершенно другой -
Беспокойный, и всё-таки тише,
Как солдатик безусый под Мгой,
На беду в сорок третьем погибший.Он лежит, и другие лежат
На высотке и просто в болоте.
Неизвестный – навеки! – Солдат.
А по имени – как назовёте.Остальные там тоже не в ряд,
Где бессчётно их смерти застали.
…Беспокойные ветры молчат
В знак особенной -
гордой -
печали.
Вдова
Ордена и медали
У неё от умершего мужа
Да семейные фото.
На них – то с детьми,
То вдвоём…
Жизнь была, как у всех, -
То получше местами, то хуже…
Только память осталась
Сегодня о времени том.…Теплотою повеет
От майского снова рассвета.
И Победу отпразднует
Громко родная страна.
И привычно всплакнёт,
Помянув недожившего деда,
Эта старая женщина,
Сидя одна у окна.
Костры
Нам не страшно умирать,
Только мало сделано…
Сергей ОРЛОВ
Я ощущаю запахи костров,
Идущие от сумрачного плёса.
И где-то там, в глуши, – Сергей Орлов,
Голубоглазый и светловолосый.Костры горят. Но холодно весной.
Земля не пооттаяла в апреле.
И зябкость эту чувствуешь спиной,
Хоть заслонён стеной высокой ели.Молчат стихи. Им срок не наступил.
Они потом проявятся, как фото.
И им нужны валежник и настил,
Чтоб обогнуть глубокое болото.Им надо, этим строчкам, потерпеть,
Им нужно устоять сейчас, хоть тресни!
А далее – на жизнь идти, на смерть
И текстом быть для новой звонкой песни.Стихи остались, как молитвы, там!
А в том лесу военных много знаков.
И жизнь читать возможно по следам
От танковых, от КВ-эшных, траков.Костры горят, а не в избе очаг,
Где техника смешалась и пехота.
И карандаш сжимает, как рычаг,
Поэт Орлов. Он лейтенант всего-то.
В пропотевшей пилотке
Деду по отцу, Ивану Васильевичу, погибшему под Старой Руссой
В пропотевшей пилотке
(Ничего себе вид!)
Он со старенькой фотки
Негеройски глядит.
Вот удача привалит!
Да о чём разговор?!
На каком-то привале
Отыскал фотокор:
Попросил улыбаться,
Балагур и чудак.
Неулыбчиво счастье.
Сразу видно, что так.
И смертельно усталым
Был бойцов коллектив.
Что же с каждым там стало,
Кто глазел в объектив?
Лес. Поляна. И – лето.
Без военных потерь!
Неизвестного деда
Узнаю я теперь.
Гимнастёрка на деде
Без привычных погон.
В ней шагал он к Победе.
Не дошёл. Где же он?
"Эй, сапёры! Пехота!" -
Не кричу – говорю.
И на дедово фото,
Словно в Вечность, смотрю.
Представить трудно
Мне трудно
представить
лица
их,
всех бойцов,
уснувших
здесь
сном
вечным.
Но, как сейчас,
вижу луну
над позицией,
выплывающую
жертвенным вечером.И она
выстрелом из ракетницы
поднимается
выше и выше.
И -
светится,
светится,
светится
нимбом
над головами
поникшими.