Исследователь творчества Надеждина Ю.В. Манн писал, что "в русской литературе второй четверти XIX века трудно найти другую столь сложную и противоречивую фигуру". Так, например, Надеждин иронично-критически высказался в адрес Пушкина – по поводу романтических поэм "Бахчисарайский фонтан" и "Цыганы", однако и в "Домике в Коломне", "Графе Нулине" и "Евгении Онегине" он не увидел существенных достоинств. В дальнейшем, в статье ""Борис Годунов". Сочинение А. Пушкина. Беседа старых знакомцев" (Телескоп, 1831; подпись: Н. Надоумко), радикализм высказываний Надеждина в отношении Пушкина был скорректирован, поскольку критик посчитал, что Пушкин поднялся на новый, более высокий, в его представлении, уровень историко-философского взгляда на действительность. Вместе с тем последующие главы "Евгения Онегина" и ряд стихотворений Пушкина вновь были оценены Надеждиным как произведения посредственные. Только в конце жизни, пройдя долгий путь испытаний, Надеждин оценил Пушкина как русского гения.
В центре внимания критика были такие таланты, как Грибоедов и Гоголь. К ним отношение менее суровое, нежели к Пушкину, однако и в их произведениях, основываясь на собственном видении достоинств поэтики, Надеждин находил недостатки. В статье ""Горе от ума". Комедия в четырех действиях, А. Грибоедова" (Телескоп, 1831) критик указал, например, на "пустоту действия", особенно в первом и втором актах (283), но подчеркнул, что комедия представляет собой "живую сатирическую картину", и добавил, что в пьесе "физиономии <…> верно схвачены" (284). Еще более мягкий взгляд Надеждин бросал на Гоголя. Так, в статье ""Вечера на хуторе близ Диканьки". Повести, изданные Пасичником Рудым Паньком" (Телескоп, 1831), критик отмечал, что цикл состоит "из прекрасных отрывков народной украинской жизни" (280).
Историко-теоретические вопросы находились в центре внимания Надеждина. В своей работе ""Всеобщее начертание теории изящных искусств" Бахмана" (Телескоп, 1832) исследователь писал: "Мир изящных искусств сам есть дело рук человеческих" (296); он рассматривал вопрос о стадиальности развития искусства, не зная, "что за несколько лет до его работы о Бахмане во многом сходную картину развития эстетической мысли нарисовал Гегель". Согласно гегелевской теории трех стадий развития искусства, художественная культура прошла символическую (Древний Восток) и классическую (Античный мир) стадии и находится на завершающем этапе своего развития – на романтической стадии, по исчерпании существа которой наступит принципиально новый этап развития сознания, связанный уже не с философией искусства, а с философией религии; в далеком же будущем мир, по Гегелю, будет жить философией как таковой.
Надеждин считал, что искусство сначала развивалось в недрах классической формы художественного сознания – в формах античного миропонимания; затем возникла романтическая форма Средневековья; в результате этого развития искусство устремилось к третьему этапу – новым формам. При этом если Гегель оценивал последний этап как кризис художественного сознания и его упадок, то Надеждин связывал с современным искусством свои представления о его значимых перспективах. Безусловно, и объем, и сам характер статей Надеждина не позволяют напрямую соотнести их с лекциями по эстетике Гегеля, в которых изложена диалектическая художественно-философская система развития искусства. Однако движение мысли русского критика, особенно его представления о третьей стадии развития искусства, кардинальным образом отличающиеся от гегелевского ее анализа, являются показательным фактом развития теории искусства в России.
Интерес "русской романтической (и не только романтической) эстетики" к философии искусства Ю.В. Манн объяснял, в частности, тем, что в ней "было распространено убеждение, что искусству адекватны не категории разума, но интуиция. "Вот где система!" – сказал, по преданию, профессор Московского университета Мерзляков, приложив руку к сердцу (Надеждин знал об этой злополучной фразе профессора и несколько раз иронически упомянул о ней в своих статьях). В результате, в русской культуре сформировалось направление философской эстетики и критики, отмеченное именами Н.И. Надеждина, В.Ф. Одоевского, В.Г. Белинского и др.
По свидетельству Г.Н. Поспелова, "Надеждин создал оригинальную и диалектическую концепцию развития мирового искусства"; "классицизм ученый рассматривал как исторический рецидив античного искусства, романтизм – как подобный же рецидив искусства средневекового"; в современный же период, по мнению Надеждина, начиналась новая эпоха развития искусства, в которой должны были сочетаться лучшие начала искусства и культуры прошлых веков. Эти позиции Надеждин защищал в своей диссертации, а также высказал в речи "О современном направлении изящных искусств", произнесенной на торжественном собрании профессоров и студентов Московского университета 6 июля 1833 г. (одновременно речь была опубликована в университетских изданиях). Надеждин утверждал: "В современных движениях творческой деятельности ощутимо направление к всеобщности!" (367). Отступления от такого взгляда на развитие искусства, например характеризующие высказывания С.П. Шевырева, вызывали у Надеждина неприятие (см. работу ""История поэзии". Чтения адъюнкта Московского университета Степана Шевырева". Телескоп, 1836).
Значимой фигурой середины XIX века являлся С.П. Шевырев – историк литературы и теоретик поэзии, профессор Московского университета, академик Петербургской Академии наук (1847). Им созданы двухтомный труд "История поэзии" (1835), работа "Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов" (1836). Шевырев читал курс "История русской словесности, преимущественно древней" и создал книгу с одноименным названием (в 4 частях; 1846–1860), а также был автором статей, посвященных творчеству А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова, И.И. Козлова, В. Скотта и др.
Будучи начинающим исследователем, Шевырев опубликовал статью "Обозрениерусской словесности за 1827-й год" (Московский вестник, 1828). Главной ее целью было стремление усилить позиции исторического метода анализа литературного процесса. "Мы должны, – писал Шевырев, – смотреть на отдельные произведения <…> уже не в отдельности их, как мы то делали, представляя разборы оных в продолжение года, но в отношении к постепенному развитию словесности русской, или, другими словами, смотреть на них как на части в связи с целым" (81).
Русская литература, подчеркивал Шевырев, еще очень молода, и "у нас не прошло еще время вдохновения, время поэзии" (81). Наиболее ярким талантом назван Пушкин. Шевырев проанализировал четыре произведения Пушкина, созданные в обозреваемый период, – поэмы "Братья-разбойники" и "Цыганы", третью главу романа "Евгений Онегин" и сцену разговора Пимена и Григория из трагедии "Борис Годунов". Отрадным обстоятельством Шевырев считал то, что в романе "Евгений Онегин" Пушкин "отклоняет от себя постороннее влияние" и проявляет себя как "свободный и мужественный поэт" (82). Еще больше это обстоятельство радовало Шевырева в трагедии "Борис Годунов", где Пушкин позиционирует себя как "поэта русского", что в первую очередь определено характером Пимена, который "носит на себе благородные черты народности" (83).