* * *
Первая мысль, которая посетила Кортеса, была: "португалец!" Оставленных на берегу моряков не значилось ни в одной из двух предыдущих экспедиций Веласкеса. А потому, подписав составленную казначеем опись военной добычи, он устроил "севильцу" настоящий допрос. Естественно в присутствии всех капитанов и должностных лиц.
- Имя?
- Херонимо де Агиляр, сеньор, - понимая, что снова попал в переплет, выдавил "севилец".
- Откуда родом?
- Севилья. Город Эсиха… - Агиляр с усилием глотнул, - сеньор…
- А сюда как попал?
- Из Дарьена, сеньор. Восемь лет назад. Мы везли адмиралу королевскую казну и судебные дела, а сели на рифы… сеньор.
Капитаны переглянулись. Эту историю о жуткой междоусобице в Дарьене и пропавшей королевской пятине в двадцать тысяч дукатов знали все. Однако большинство сходилось на том, что отосланный к Диего Колумбу капитан просто присвоил и казну, и судно.
- Какие именно рифы? - встрял главный штурман армады Антон де Аламинос.
- "Змеи", сеньор, - почтительно склонил голову Агиляр.
Капитаны недоуменно переглянулись. "Змеи", они же "Скорпионы" отсюда были, черт знает, где.
- И как же вы сюда добрались? - прищурился главный штурман.
- На шлюпке, сеньор. Тринадцать дней шли.
Главный штурман недоверчиво хмыкнул.
- Без парусов?!
- Да, сеньор, - понимая, что ему не верят, забеспокоился Агиляр. - Только на веслах. Восемнадцать человек нас было.
- И в живых, конечно, остался ты один? - иронично выгнул бровь Кортес.
Пропавшая казна, целых восемнадцать спасшихся, о которых ни Эрнандес, ни Грихальва, ничего не слышали… он уже чувствовал: без "испытания" здесь не обойтись.
- Нет, не один, сеньор, но шестеро умерли, пока мы плыли, - беспрерывно облизывая губы, заторопился Агиляр, - и к берегу нас пристало двенадцать, сеньор. А потом сеньора Вальдивию и еще четверых мавры съели. Сразу, в первый же день… сеньор.
Капитаны снова переглянулись - теперь уже скорбно. Многих из них вербовали отплыть в Дарьен - как раз восемь-девять лет назад, а кое-кто знал Вальдивию лично, и такого конца для него не желал никто. Уж лучше б он присвоил королевскую казну.
- А остальные семеро? - напомнил падре Хуан Диас. - С ними что?..
- Мы бежали к Ах К'ин Куцу, святой отец…
- Куда-куда? - не поняли капитаны.
- Ах К'ин Куц - сеньор селения Шаман Сама, сеньоры…
Кортес заинтересованно наклонил голову.
- Ты что, знаешь язык мавров?
Несчастный на секунду замялся и вдруг залился краской стыда.
- Мне пришлось, сеньор. Иначе я бы тоже не выжил.
Кортес удовлетворенно улыбнулся. До сей поры у него был только один толмач - крещеный пленный мавр по имени Мельчорехо, но переводил этот мерзавец не просто плохо - убийственно. Кортес до сих пор подозревал, что лишь благодаря такому "переводу" он и получил в двух мелких городках столь яростное сопротивление.
- Кстати, о выживших… - встрепенулся главный штурман. - Кто еще может подтвердить, что вы дошли сюда от "Скорпионов" на веслах? Хоть кто-то, кроме тебя, остался?
- Только Гонсало Герреро, сеньор, - пожал плечами Агиляр, - но вам его не взять.
В воздухе повисла тишина.
- Кто такой Герреро? - заинтересованно подался вперед Кортес, - и что значит "не взять"?
Агиляр прикусил язык; он уже понял, что ляпнул лишнее, и этот вопрос лучше было обойти.
- Герреро - бывший моряк, сеньор, - наконец-то нехотя проговорил он, - татуировки сделал, на сарацинке женился, а теперь еще и военным вождем у них стал. Он и научил мавров нападать на кастильцев…
Кто-то охнул.
- И… где он учил на нас нападать? - первым опомнился Кортес.
- У северного мыса, в Чампотоне и здесь. А где еще, я не знаю.
Капитаны скорбно замерли. Только теперь стало понятно, почему в других местах все идет, как по маслу, а здесь мужчины каждый раз выскакивают уже с оружием.
- Но Герреро - не самое страшное, - внезапно нарушил тишину Агиляр. - На этой земле самый опасный человек - Мотекусома.
* * *
Мотекусома никогда не говорил Высшему совету всего. Он утаил от вождей, что уже после первого набега четвероногих щедро платил за любой предмет, способный рассказать о них что-нибудь новое. Он умолчал о том, как в обмен на мелкие торговые льготы не без труда сделал своими шпионами почти всех плавающих морем купцов. И он хранил в глубоком секрете свои регулярные переговоры с вождями пограничных племен.
Лишь благодаря этим своим единоличным действиям он сумел наладить связи даже с врагами, собрать целую библиотеку донесений и сделать главный вывод: четвероногие опасны. По-настоящему опасны.
Нет, его вовсе не смущали ни бледный цвет лица, ни повышенная волосатость четвероногих. Но уже то, что они подчинили себе умную и свирепую, в полтора человеческих роста свинью, заставляло относиться к ним с уважением. Народ Мотекусомы смог приручить лишь мясистого глупого индюка да полностью лишенную шерсти и зубов собаку Течичи.
Опасным было и вооружение пришельцев. Стрелы их металлических луков летали вдвое дальше, военные пироги могли ходить даже против ветра, а про Тепуско и "громовую трубу" Мотекусома не знал, что и подумать. Очевидцы утверждали, что "громовая труба" пробивает самый лучший панцирь даже на расстоянии в четыреста шагов. Тепуско же и вовсе более походило на молнию, нежели на человеческое оружие.
Но более всего встревожили Мотекусому пересказанные купцом слова мертвеца-перебежчика с непроизносимым именем Герреро. "Они не остановятся, - сказал перебежчик. - Никогда".
Мотекусома попытался договориться о встрече с этим бесценным человеком, но совет вождей недружественного пограничного племени, хорошо знающий, как трудно вернуть то, что однажды попало в руки мешиков, решительно отказал. Увы…
Занавесь из раскрашенных тростниковых трубочек нежно затрещала, и Мотекусома обернулся. Это была Сиу-Коатль.
- Жены и дети ждут тебя, Тлатоани, - холодно произнесла она. - Нехорошо оставлять их без внимания.
Мотекусома кивнул, поднялся с невысокой деревянной скамеечки и, разминая тело, потянулся. Ему не с кем было разделить груз ответственности. Потому что все его вожди, что дети.
Они искренне недоумевали, почему Великий Тлатоани снижает покоренным городам размеры взноса в общую союзную казну, давая чужому купечеству шанс подняться и встать вровень с остальными.
Они яростно сопротивлялись постройке Коатеокатли - общего храма для всех богов и племен, а заявления Мотекусомы, что нужен общий, единый для всех культ вызывали у них лишь отвращение.
Они постоянно пытались запретить трату союзной казны на исследования отдаленных районов морского побережья, и увеличение числа училищ для юношей из мелких, провинциальных родов и племен.
Словно дети, они слишком часто не видели завтрашнего дня, а когда он тыкал их в это носом, невозмутимо отвечали, что просто следуют заветам предков, а вот плохого Тлатоани можно и переизбрать.
Мотекусома просто не мог делиться с ними всем, что знал, и уж тем более тем, что делал.