Трепеща, валялся я в этой темной палатке и размышлял, выйдет ли что путное, если во время следующей кормежки я заору, зовя на помощь, и взвешивал, каковы шансы маленькой армии Терри и Гиббона вмешаться и спасти меня. В конечном счете, этот лагерь и есть их цель. Его еще нужно найти, но это уж почти неизбежно, так как армейские скауты почуют такой дым миль за десять. Потом начнутся переговоры, поскольку ни одна из сторон не рискнет предпринять опрометчивую атаку. А коли начнутся переговоры… Надежды мои поползли вверх. Когда рассчитывал Гиббон пересечься с "враждебными"? Двадцать шестого… Я напряг отупевший мозг, пытаясь посчитать сколько дней прошло с момента ухода от Роузбада. Сегодня должно быть двадцать четвертое! Если сумею продержаться сорок восемь часов, до подхода колонны Гиббона, то наверняка смогу найти ухо, хотя бы наполовину расположенное меня слышать…
Полог типи приоткрылся и вошла та же девушка. Бросив на меня взгляд, она принялась за какую-то домашнюю работу. Я с трудом поднялся, управившись кое-как с чертовой перекладиной за плечами, и когда индианка обернулась, закивал головой в направлении бурдюка с водой и попытался изобразить умоляющий взгляд. Она посмотрела на вход, потом снова на меня. Не могу сказать, что вид у нее был сочувственный – лицо ее казалось напряженным и усталым, а глаза – пустыми, но, поколебавшись немного, девушка знаком приказала мне сесть, наполнила котелок и с после некоторых усилий сдвинула кожаную повязку и вытащила кляп. Я отдышался и припал к благословенной влаге, смочившей пересохшие язык и губы. Как мне хотелось выглядеть в этот миг попрезентабельнее, поскольку при близком рассмотрении девчонка оказалась очень даже ничего: юную фигурку укрывало темное платье, из-под которого выглядывали тонкие руки и щиколотки, на приятном личике лежала печать грусти. Дайте мне бритву, расческу и смену белья – и я за несколько минут стал бы хозяином ситуации. Заметив, как я смотрю на нее, она сделала знак молчать, не спуская глаз с полога. Я старался говорить как можно тише – получился хриплый шепот:
– Как зовут тебя, добрая девушка с прекрасным лицом?
Услышав родной язык, она охнула.
– Ходящая В Одеяле, – отвечает девушка, широко распахнув глаза.
– Оглала?
Она кивнула.
– Ты знаешь вождя Ташунка Витко? – опять кивает, и чувствуя, как надежда крепнет, я готов был расцеловать ее. – Слушай, скорее: я – вашечуска Пускающий Ветры, друг дяди твоего вождя, Синтэ Глешки из Обожженных Бедер. Злой человек Куртка хочет убить меня, хотя я друг твоего народа…
– Какой такой вашечуска? – удивляется девушка. – Ты же злой исантанка, наш враг…
– Нет-нет! Язык мой не раздвоен! Беги к вождю, скорее…
– Твой язык раздвоен!
Меня удивили злоба и гнев, вспыхнувшие в ее глазах.
– Ты лжешь, как и предупреждал Куртка! Все исантанка – наши враги!
Не успел я опомниться, как она опять затолкала мне в пасть кляп и вернула повязку на место, не взирая на попытки сопротивления. При внешней хрупкости девица была сильна и яростно поливала меня проклятьями, между которыми время от времени слышались короткие всхлипы.
– Я была дурой, что пожалела тебя!
Приладив на место ремень, индианка отвесила мне хорошую оплеуху. Потом опустилась передо мной на колени, приблизив заплаканное хмурое личико.
– Семь дней назад твои Длинные Ножи, исанханска, убили моего брата в сражении с Серым Лисом! Вот какие вы нам друзья! Дура я была, что дала тебе воды и высвободила твой змеиный язык! С какой стати мне переживать за тебя!
После чего, черт побери, снова ударила меня и продолжила греметь горшками и утирать слезы.
Вот ведь незадача! Минуту назад ею владело женское сочувствие, в следующую она уже хлещет меня по щекам из-за того только, что ее растяпа-братец позволил солдатам Крука себя пристрелить. Борясь со своим ярмом, я заскреб ногой трогательным, как мне казалось, умоляющим таким образом, но девушка даже не взглянула, а вскоре вообще ушла.
Что ж, еще одна надежда рухнула. Пока. Стоит проявить терпение – и природная ее доброта возьмет верх, даже вопреки судьбе брата. Моя способность убеждать лиц женского пола исключительно велика, и даже с небритым подбородком, нечесаными кудрями и в жалких лохмотьях, в которые превратился мой шикарный вечерний костюм – смокинг в индейском типи, Господи помилуй! – я знал, что смогу очаровать эту маленькую красотку. Согласись она только слушать. Ну разве это не странно: второй раз за два дня мне затыкают рот, не дав поупражнять свои способности на недружелюбно настроенных дамочках. Пришла беда – отворяй ворота.
Я решил, что попытаю счастья еще раз, когда придет пора обеда, но второго шанса мне не представилось. Разок заглянул Куртка, пнул от души, но про прием пищи даже не заикнулся, и так, в страданиях, я провалялся до вечера, когда снаружи послышались бой барабанов и пение. Видимо, начиналась пляска скальпов в честь победы на Роузбаде, но я почти не обращал внимания на гомон, поскольку вопреки ноющим членам и неудобству, доставляемому шестом, погрузился в некую бредовую дрему, наполненную ужасными образами одноглазых женщин, размалеванных лиц и сжигаемых на костре пленников, очень похожих на меня и одетых в гусарские мундиры. Та еще была ночка.
Разбудили меня пение птиц и солнечный лучик, пробившийся сквозь приоткрытый полог типи. Несколько секунд я пролежал в приятном забытьи, пока грубый голос не вернул меня к суровой реальности. В типи собралось с полдюжины индейцев, глядевших на меня с ледяным безразличием. Говорил Куртка, а предметом обсуждения, судя по всему, служил я.
– …когда Тот, Кто Хватает увидит его, белый отправится в огонь. Таково желание жены моего брата, мое и моей семьи! – Говорил он так, будто преодолевал чьи-то возражения, хотя оных не слышалось. – Вопреки всем его словам, он достоин смерти от какешья. Кстати, кто сказал, что Пятнистый Хвост – его друг?
– А какая разница? – спрашивает другой, здоровенный детина с пузом, свисающим над коленями, и плечищами, как у быка.
Морда у него была отвратительная и здоровенная, но при этом он обладал определенным чувством юмора, которого я в тот миг не мог оценить. Его леггины и куртка были красного цвета, а в руке он держал короткий головной убор из перьев.
– Делай с ним все, что хочешь, – это же белый, – продолжает мерзавец. – Валяй! Татанка Йотанка вернулся с гор, получив "видение". – Он булькающее засмеялся. – Жаль, что ему не привиделось несколько бизонов!
Зная я, что оратором был Желчный Пузырь, вождь хункпапа, о котором упоминалось выше, я, наверное, был бы впечатлен. Хотя, возможно, и нет, поскольку из полудюжины присутствующих в типи только один сразу приковывал к себе внимание. На нем одном не было перьев, как и вообще ничего, кроме цветастой рубахи. Воин был молодым и гибким, с узким лицом, гладкими волосами и без раскраски. Но при таких глазах она ему была не нужна. Сначала мне показалось, что он слепой или находится в трансе, поскольку его невидящий взгляд был направлен прямо вперед; я усомнился даже, что индеец понимает, где находится в данный миг. Рубаха у него была с синими рукавами и золотого цвета воротником, с желтой лентой, на которой висел красный диск, а в виде бахромы по рукам и плечам развешано было столько скальпов, что и не сосчитаешь. Когда Куртка толкнул парня, тот вперил свой немигающий взор в меня, но выражение его лица ни на миг не изменилось. По коже у меня побежали мурашки, и я с облегчением вздохнул, когда все вышли. Куртка на прощание отвесил мне очередной пинок – ему явно нравилось лягаться, как пить дать.
Позавтракать тоже была не судьба. То ли по указу Куртки, то ли все еще злясь на меня, Ходящая В Одеяле не появлялась несколько часов. Все это время мне приходилось слушать шум и гам голосов, детский смех, завывания костяных флейт и лай собак, вдыхать аромат готовящейся на кострах еды и умирать с голоду. Даже возвратившись, девушка вела себя подчеркнуто холодно и не желала вынимать кляп. Только посредством умоляющего закатывания глаз и кивков головой я добился, чтобы мне влили в горящую глотку добрую порцию воды и дали немного передохнуть. Также не стала она возражать, когда я подтащился к пологу и осторожно выглянул на свет божий.
Сейчас должен был быть полдень воскресенья, 25 июня 1876 года. Я подумал, что Элспет в этот миг, наверное, в церкви, рассматривает шляпки и делает вид, что слушает проповедь. Представив себе эту картину и подумав, что исключительно необузданная моя похоть вовлекла меня в такую переделку, я готов был заплакать. Боже, каким я был идиотом! А эта потаскуха Кэнди сейчас, поди, развлекается с каким-нибудь кочегаром на "Дальнем Западе"! Подходящие размышления для воскресного дня, скажете вы! Пустое, это все ерунда. Важно то, что я делал и что видел вечером того знаменательного дня, и я постараюсь все рассказать вам подробно и правдиво, насколько возможно.