И надо сказать, правильно сделал. Я назвал ему настоящее свое имя, поскольку только им одним и не пользовался в Штатах (за исключением пребывания у апачей), и признался, что по пути в Мексику встретился с Галлантином и оказался, сам того не подозревая, втянут в рейд охотников за скальпами. Не утаил я и про то, как меня защитила Сонсе-аррей и как я слинял при первой же возможности. Максвелл по ходу присвистывал и хмыкал, давая понять, что не верит ни на грош моему рассказу, но когда я закончил, Карсон кивнул задумчиво и говорит:
– Все сходится. Слыхал, что один английский охотник за скальпами зимовал у мимбреньо и женился на дочери Красных Рукавов. Но принимал все это за индейские сплетни, пока не увидел вас с раскраской на лице. Тут я сообразил, что вы и есть тот самый человек.
Доброжелательный взгляд задумчиво скользнул по мне.
– Вы правильно сделали, что унесли ноги. Я бы не хотел оказаться в шкуре зятя Мангаса.
Я охотно согласился, благодаря про себя Бога, что надоумил меня рассказать всю правду – у этого маленького умника пальчик явно лежал на многих невидимых ниточках пульса.
– Смею надеяться, джентльмены, – говорю, – что ясно дал понять: я не охотник за скальпами и никогда им не был.
Максвелл рассмеялся и пожал плечами, сочтя факт несущественным, но Карсон задумался на миг – такая у него была любимая привычка, а потом сказал: "Главное было убедить в этом Мангас Колорадо", как будто это был ключевой пункт. А ведь и был, если поразмыслить.
И все же, как резонно посоветовал Максвелл, мне ни при каком раскладе не стоит появляться в Дель-Норте снова. Если требуется порт, то почему бы не Сан-Франциско? В этом случае он готов, мол, оказать мне все возможное содействие. Знаете, у меня закралась мысль, что Максвелл чувствовал себя обязанным за предоставленную возможность устроить кровавую баню апачам, хотя, возможно, я недооценил его врожденного благородства. Человек этот был из разряда самостоятельных, веселых, щедрых натур и явно пользовался в здешних краях большим уважением, и когда он предложил подыскать для меня местечко в идущем в Калифорнию караване или в составе доброй партии горных охотников, я с радостью согласился. Карсон, сидевший все это время молча, тут снова подал реплику в своей застенчивой манере:
– Я собираюсь на север через неделю-две. Если будете готовы к путешествию, с радостью захвачу вас с собой.
– Вот это да! – радостно воскликнул Максвелл. – Да это надежнее, чем ехать в Сан-Франциско по железной дороге, если бы таковая существовала!
Я стал отказываться, говоря, что и так уже слишком многим обязан Карсону, чтобы и далее злоупотреблять его добротой. Тот возразил, что, напротив, сам будет польщен. Последнее заставило меня рассыпаться в любезностях, но он оборвал меня одной из столь редких улыбок – обычно он усмехался одними глазами, а громкого хохота я от него не слышал вообще никогда.
– Мангас Колорадо – большой могучий инджин, – говорит Кит. – Я его уважаю и хочу узнать о нем как можно больше.
Вот так я и отправился весной пятидесятого на север с Китом Карсоном, чтобы безопасно добраться до Англии, а потом, много лет спустя, угодить в такую кошмарную переделку, равной которой и не упомню. Но нам, слава богу, не дано предвидеть опасности, и неделю спустя после того разговора мы, проведя два дня в дороге, прибыли в Райадо, уютную маленькую долину в горах, где располагались дома Максвелла и Карсона. Своеобразную парочку представляли собой эти двое. Максвелл – радушный товарищ, аристократ фронтира, человек прозорливый, способный понять, в чем заключается истинное богатство Запада, и построивший скромную ферму в Райадо на самом крупном в целом мире частном землевладении. Карсон – маленький застенчивый ураган с глазами, всегда устремленными на гряду следующего холма, человек, влюбленный в дикую природу, как поэт, и не искавший для себя ничего, кроме нескольких акров пастбища для своих коней да домика для жены и сына. Между нами говоря, я ему особенно не симпатизировал. Во-первых, наличествовало в нем своего рода величие, а мне это не по нутру; во-вторых, при всем его любезном и предупредительном обращении я всегда подозревал, что Кит относился к моей персоне с подозрением. Он умел раскусить подлеца при встрече, а мы, подлецы, всегда чуем, если нас вдруг раскусят.
При всем том Карсон вел себя как самый радушный из хозяев. Две или три недели прогостили мы в его доме, напоминавшем форт Бент в миниатюре: обнесенные со всех сторон стеной садик и двор, плюс уютные комнаты, обставленные испанской мебелью и в изобилии устланные бизоньими шкурами. Его жена Хосефа представляла собой примечательный образчик родовитой мексиканской дамы, а юный сын Чарли, убежденный стервец двенадцати месяцев отроду, сразу привык ко мне, как это бывает с детьми. Видимо, распознал во мне натуру столь же беспринципную, как своя собственная. Я катал этого маленького монстра на "коняшках" или играл в "кошка, брысь под лавку", пока оба мы не валились от усталости – мне ли не знать, что это самый верный путь к сердцу родителей, и Карсон был, похоже, очень доволен.
Какой чудесный это был отдых после всего пережитого: обстановка приятная, воздух – чистейший, а Максвелл, живший по соседству в гораздо более просторном доме с целым штатом прислуги, частенько приглашал нас отобедать. Хозяин он был превосходный, имел неистощимый запас историй и умел поддержать разговор, в котором принимали участие я и Хосефа, тогда как Кит сидел тихонечко и слушал, улыбаясь своей застенчивой улыбочкой, и говорил, только когда к нему обращались, и всегда по делу. Сомневаюсь, что этот человек хоть раз произнес лишнее слово.
Но он был чувствительным субъектом, причем на такой лад, что никто и не подумал бы. Помню, как-то вечером он извлек потрепанную книжицу и показал ее мне. Если вам скажут, что Кит был неграмотным, не верьте: не знаю, умел ли он писать, но читать – точно, поскольку зачитал вслух несколько отрывков. Роман был о нем самом и повествовал об отчаянных приключениях, в которых герой одерживал верх над ордами краснокожих, резал медведей-гризли своим "боуи" и чудом спасался от лесных пожаров, снежных бурь и еще бог знает каких опасностей. Я поинтересовался, правда ли это все.
– Отчасти да, но только по чистому совпадению. Я никогда не встречал парня, написавшего эту книгу.
Мне показалось, что он таким образом хотел похвастаться, показать, насколько велика его слава, но тут Кит рассказал, как нашел эту книгу. Прошлой осенью ему вместе с отрядом охотников довелось преследовать шайку хикарилья, разграбившую небольшой караван и укравшую некую миссис Уайт и ее младенца. Ребята Карсона не сумели спасти ни ее, ни сына, но сполна отплатили краснокожим. В пожитках погибшей женщины он нашел потом этот опус. И это озадачило его.
– Коли она читала книгу, – серьезно говорит он, – со всеми этими баснями про меня, то, значит, попав в плен и зная, что я иду в погоню, миссис Уайт была, должно быть, уверена, что я совершу какое-нибудь чудо и спасу ее и ребенка. Как вы полагаете?
– Быть может, – отвечаю. – И что с того?
– Я подвел ее, – заявляет Карсон, едва не плача. – Она верила в меня. Каким горестным, надо думать, оказалось ее разочарование! Сердце мое падает на землю при воспоминании об этой бедной леди и ее малыше. Они молили о помощи, а я бессилен был сделать что-либо.
Так он вел беседу, скажу вам, когда считал, что находится в обществе образованного человека. Я чувствовал, что обязан утешить его, но провалиться мне на месте, если знал, как. Я поднапряг извилины, пытаясь сообразить, что сказал бы на моем месте какой-нибудь законченный лицемер вроде Арнольда, и это помогло.
– Не вы написали эту книгу, Кит, – изрекает милосердный ангел по имени Флэши. – И значит, не виноваты в ее ложных надеждах. Если она питала их, то скажу вам как человек, сам недавно едва не откинувший копыта, что в такой момент гораздо лучше рассчитывать на спасение, нежели готовиться принять смерть. – И это совершенная правда, кстати. – Знаете, несколько лет назад мою жену украли свирепые пираты Борнео, и, по ее словам, она осталась в живых только благодаря вере в то, что я приду и спасу ее.
– И вы спасли? – вскинувшись, спрашивает Кит.
Искушение сотворить героическую легенду было велико, но в очередной раз я обнаружил, что под воздействием этих добрых глаз способен говорить только правду. Боюсь, проведи я еще немного времени в компании этого парня – сделался бы в итоге христианином.
– Ну, черт возьми, да… В некотором роде.
И я вкратце поведал ему, как мы прятались в том саду в Антананариву и как Элспет даже не пикнула, когда тяжелый башмак преследователя опустился на ее палец.
Кит покачал головой восхищенно и говорит:
– Ваша жена – храбрая леди. Был бы рад встретиться с ней.
Во взгляде его появилось вопросительное выражение, заставившее меня почувствовать себя несколько неуютно, и я переменил тему:
– Возвращаясь к миссис Уайт, хочу сказать, что лучше уж ей было умереть, имея в сердце надежду, а не отчаяние, не так ли?
Он покумекал минут пять, потом говорит:
– Может, и так. Вы очень добры, что говорите это. Спасибо. – Снова пауза. – Ваша жена в Англии?
Я ответил, что да. Кит кивнул и устремил на меня прямой спокойный взгляд, от которого мне начало становиться не по себе.
– Тогда нам следует поскорее вернуть вас ей в целости и сохранности, – заявляет он. – Она, должно быть, так страдает из-за разлуки!