Один из апачей метнулся к лесу, но был остановлен залпом со стороны драгун, другой вновь бросился на человека в замше и отпрянул назад с рассеченным плечом. Человек с баками выстрелил, дикарь упал. К моему удивлению, крепыш в куртке осуждающе покачал головой и нахмурился.
– Не было нужды убивать его, – говорит он тем самым тихим голосом, который послышался мне тогда, в ручье. – Я рассчитывал поговорить с ним.
– Неужто не наговорился еще? – отвечает тот, что с баками. Парень был высокий, шустрый и краснолицый. – Знаешь, Нестор, ты только что отлично поболтал с ним, причем на языке, который понятен ему лучше всех. – Он обвел взором четырех убитых индейцев. – У тебя, похоже, состоялась весьма содержательная беседа, факт.
Его взгляд упал на меня.
– А это, во имя Божье, что за чудо такое?
– Парень, за которым они гнались, – отвечает "замшевый".
– Будь я проклят! Да у него на лице раскраска инджина! Да и прическа чертовски похожа на апачскую!
– И все-таки он белый. Глянь на щетину на подбородке. И ранен к тому же.
Было приятно, что кто-то вспомнил об этом, потому как из руки хлестал настоящий фонтан, а если мне от чего-то и может сделаться дурно, так это от вида собственной крови. Шок, боль от раны, пережитый ужас погони и кровавой бойни, которой я стал свидетелем, почти доконали меня, но в следующий миг хмурые белые лица уже склонились надо мной. С выражением заботы, смешанной с любопытством, в меня влили немного "спиритус христианус": сначала в глотку, потом в рану – от чего я вскрикнул – и перевязали, не задавая вопросов. Один драгун дал мне кусок мяса и сухарь, и я принялся вяло жевать, недоумевая, каким чудом их сюда занесло как раз в тот момент, когда мне требовалась помощь. Особенно удивляло меня мистическое появление того самого тихоголосого маленького дьявола в замшевой куртке. Сейчас он сидел на корточках у ручья, старательно промывая нож, извлеченный из горла апача Железные Глаза.
Объяснил мне все тот здоровый жизнерадостный малый – его звали Максвелл. Их отряд залег в засаде, поджидая шайку конокрадов-хикарилья, появление которых ожидалось к югу от Хорнады. И тут они заметили меня, удирающего во все лопатки от мимбреньо. Крепыш в замше, Нестор, знал местность и сразу сообразил, где должна закончиться погоня. Пока солдаты подкарауливали основные силы преследователей, мой облаченный в оленью кожу ангел подоспел в самый раз, чтобы разобраться с авангардом. Одного снял из ружья, а на троих остальных шальных бронко вышел с ножом и томагавком. "Избави Бог, – зарубил я себе на носу, – оказаться когда-либо в числе противников этого парня".
Рассказ я воспринимал, как в полусне, все еще не веря, что нахожусь здесь, в безопасности, среди друзей, и эти проклятые месяцы, мое бегство, последняя жуткая сцена с апачем, пытающимся прикончить меня, – все осталось позади и мне ничего не грозит. От счастья и потрясения я даже заплакал – не разрыдался, как вы понимаете, просто слезы покатились по щекам.
– Ну же, ну, – говорит Максвелл. – Снимайте эти мокрые шмотки, поспите немного, а после мы выслушаем вашу историю… И еще: если вы намерены вдруг продать вашу лошадку, мы, может статься, могли бы обсудить и этот вопрос.
Максвелл улыбался, но мне вдруг стало невмоготу удерживать веки поднятыми; голова шла кругом, плечо пульсировало, как паровая машина. Я понял, что вот-вот отрублюсь. Человечек в замше подошел и встал рядом с Максвеллом, глядя на меня с тем же самым сочувствием, которое я наблюдал на его лице, обращенном к апачам. Никогда не видел таких нежных глаз – почти как женские. Наверное, мысли эти чередой проносились в моем уме, смотря на это спокойное, доброе лицо, я что-то пробормотал, и Максвелл, должно быть, расслышал, ибо последнее, что помню, перед тем как провалиться в беспамятство, это его смех.
– Волшебник, говорите? – Веселое румяное лицо плыло и меркло. – Мистер, вы не первый, кто приходит к такому выводу…
XIV
Максвелл заявил потом, что ранившая меня стрела была, должно быть, отравлена. Действительно, есть люди, утверждающие, что апачи мажут наконечники ядом гремучей змеи или натирают тухлым мясом. Лично я в это не верю: никогда не слышал о таком за время пребывания у мимбреньо, да и, кроме того, стрела, к которой апач прикасался или постоял хоть даже в миле от нее, не нуждается в дополнительных отравляющих средствах. Нет, я склонен думать, что это просто старые добрые бактерии, вскормленные в щедрой среде викупа, пробрались в мой организм через рану в руке, в результате чего последняя раздулась раза в два по сравнению с нормальным размером, а я сам провел в бреду все путешествие до Лас-Вегаса.
Почему они привезли меня туда вместо Санта-Фе, до которого было в два раза ближе, остается загадкой. Видимо, через час или два после спасения я начал бредить и багроветь, и поскольку Максвелл, нагуляв аппетит на мимбреньо, твердо решил закусить конокрадами-хикарилья, меня препоручили заботам двух солдат с наказом как можно скорее найти доктора. Те погрузили меня на носилки, сделанные союзными индейцами – я понятия не имел, но те прятались во время драки в лесу, – и закончили марш-бросок, въехав в Лас-Вегас с пациентом, распевающим "Веселая "Аретуза"" и требующим срочно дать ему женщину. Так они потом мне рассказывали. Очнулся я в форте Баркли, слабый, как моль, и не способный проглотить ничего, кроме жидкой овсянки.
Впрочем, я совершенно не сожалел, что оказался там. В Санта-Фе велик был риск трогательной встречи с бывшей супругой, и я вполне допускал, что тот скользкий иезуитишко мог раскрыть мою проделку с продажей Клеонии навахам. Поэтому меня очень даже устраивало идти на поправку под присмотром Алика Баркли, веселого шотландца – экземпляр почти столь же редкий, как дружелюбный индеец – и трезво осмысливать факт, что за полтора года в Штатах я четырежды менял имя, дважды женился, два раза был ранен (в обоих случаях со спины), подвергался судебному преследованию, удирал от погони чаще, чем способен был запомнить, и повстречался с несколькими крайне неприятными людьми. Короче, черт побери: рано или поздно эта треклятая страна наверняка меня прикончит. А я все еще глубоко увяз в ней и не приблизился к дому ни на дюйм со времени, когда все началось, да и шансы на благополучное возвращение выглядели не слишком обнадеживающе. И все произошло только потому, что я потискал Фанни Дюберли в Долине Беглецов и сел играть в "двадцать одно" со ставкой в полпенни за один стол с парнями типа Д’Израэли. Но все это, знаете ли, лишь ячейки великой паутины судьбы – все, до самой мелочи. Пути Господни неисповедимы, и я могу лишь надеяться, что Он не будет слишком настойчив, приглашая меня составить ему компанию в путешествии.
Я провел в Лас-Вегасе с неделю, когда туда на всех парах прибыл Максвелл. Он не только перехватил хикарилья и убил пятерых из них, но и отбил украденных лошадей и теперь возвращался к себе в Райадо, что близ Таоса. Верзила весело отмахнулся от моих благодарностей – я сидел на кушетке в задней комнате дома Баркли, имея вид бледный и заинтересованный, – ему не терпелось узнать, кто я такой, поскольку, прежде чем опрокинуться вверх килем, мне не удалось даже представиться – и как меня занесло на Хорнаду с раскрашенным лицом и военным отрядом апачей на хвосте. Я приготовился уже изложить ему тщательно отрепетированную историю, в которую не вошли такие неудобные подробности, как участие в рейде охотников за скальпами и женитьба на дочери Мангаса Колорадо, когда в комнату проскользнул не кто иной, как коротышка в замшевой куртке.
Вы, быть может, сочтете это прихотью, но я с ходу принял решение, что лучше будет изложить все как можно ближе к правде. Я могу без запинки соврать любому и часто именно так и поступаю, но встречаются пташки, которых не стоит пытаться ввести в заблуждение. Зачастую такие люди обладают набором свойств, благодаря которым сами могли бы стать первостепенными мошенниками, имей они к тому хоть малейшую склонность, и потому видят любого проходимца насквозь. В их числе были Линкольн, Китаец Гордон, покойный милорд Веллингтон. И этот тихий, безобидно выглядящий маленький фронтирщик. Даже не знаю, что в нем было такого – вроде бы самый скромный и застенчивый из всех парней на свете, но было в этих терпеливых, добрых глазах нечто, подсказывавшее вам, что лгать ему будет пустой тратой времени, поскольку перед вами необычный человек. Вы можете сказать, что, видев его прежде в деле, я успел сообразить, насколько обманчивы тихий голос и вежливые манеры. Согласен, я ощутил в нем скрытую силу даже прежде того, как сделал faux-pas и назвал его мистером Нестором – это имя звучало в долине. Максвелл зашелся в смехе, хлопая себя по ляжкам, и представил друга: "Кристофер Карсон".
Я чуть не подпрыгнул, поскольку знал, что вряд ли во всей тогдашней Америке нашелся бы более знаменитый человек. Все знали Кита Карсона – выдающегося проводника, скаута, победителя индейцев, "Наполеона прерий". И большая часть из тех, кто видел его впервые, отказывалась верить, что этот робкий непритязательный коротышка – тот самый великий герой, имя которого у всех на устах. Но я поверил и, повинуясь инстинкту, решил выложить все как на духу.