– Смотрите! – внезапно заговорил Иреней, указывая на Филиппа Бейля.– Вот человек сильный, вот человек здравомыслящий! Он быстро перестал проклинать женщин – он их просто отрицает. Этот человек победит на сегодняшней дуэли.
– Пока он вас еще не победил,– зашептал господин Бланшар,– хорошенько подумайте о защите. Вы серьезно меня пугаете.
– О защите?… Вы правы,– машинально ответил Иреней.
– У вас верный глаз?
– Да.
– А рука твердая?
– Очень твердая.
– Ну, тогда все кончится благополучно. Хорошо еще, что состояние духа оружием не является: в этом случае я уже считал бы вас покойником.
Иреней де Тремеле молча улыбнулся.
Наконец четверо мужчин добрались до какой-то довольно большой равнины, земля которой была цвета кофе с молоком; равнина была защищена от ветра крутыми склонами дюн, на которых там и сям росли кусты дрока от метра до двух метров высотой.
Отсюда не был виден Аркашонский залив; взгляд попадал в плен к окружающим равнину дюнам, на вершинах которых время от времени появлялись перепуганные дикие лошади, которые тотчас же поворачивали обратно.
Мы уже сказали, каким пасмурным и зловещим было небо.
На земле там и сям виднелись черные пятна – угольные пятна; это были следы, оставшиеся от вересковых костров, которые, несомненно, разводили потерпевшие кораблекрушение.
Было решено, что дуэль состоится здесь.
Филипп Бейль огляделся по сторонам.
– Эта местность с давних пор страдает хандрой.
Приготовления не заняли много времени; господин Бланшар и Пеше измерили место, и противники встали на расстоянии тридцати шагов друг от друга.
Каждый из них имел право сделать пять шагов вперед, что уменьшало дистанцию до двадцати шагов.
Жребий должен был решить, кому стрелять первым.
Жребий решил, что первым будет стрелять Филипп Бейль.
Он получил пистолет из рук господина Бланшара.
Иреней де Тремеле, в свою очередь, занял позицию.
Тогда секунданты отошли в сторону, и воцарилась торжественная тишина, которую вы должны услышать хотя бы однажды, если вы хотите впоследствии установить шкалу различных переживаний, выпадающих на нашу долю.
Затем господин Бланшар трижды хлопнул в ладоши.
При третьем хлопке Филипп Бейль воспользовался предоставленным обоим противникам правом сделать пять шагов вперед.
Он сделал эти пять шагов и прицелился – прицелился не слишком торопливо, не слишком медленно, а так, как нужно прицеливаться.
Раздался выстрел. Иреней упал.
Часть вторая
I
МОНМАРТРСКОЕ ПРЕДМЕСТЬЕ
Пройдет немного лет, и большая часть земель, известных под названием Монмартрского предместья, предстанет перед нами в обличье старинного Пале-Руайяля.
Этот квартал почти всецело являет собой царство роскоши контрабандистов и порока спекулянтов – то, что в былые времена представляли собой Колоннада, Галереи лесов и Аллея вздохов.
Женская часть населения отличается такими маневрами, которые не могли бы обмануть даже самого наивного провинциала. Здесь более чем где бы то ни было шаль используется для волнующих движений, от которых вздымается грудь; платье, заполняя собой весь тротуар, производит тот очаровательный звук, для которого изобретено звукоподражательное, прелестное словечко "шелест".
Квартиры Монмартрского предместья носят на себе отпечаток нравов тех, кому они служат приютом; все они построены по такому же плану, по какому строится театральная сцена: два входа, два выхода, тайный наблюдательный пункт на лестнице, двери в коридор, вращающиеся шкафы и туалетные комнаты с "двойным дном", как у старинных табакерок.
Это весьма приятное предместье.
Здесь, как и в комических операх, люди заняты исключительно "прославлением шампанского и любви". Днем, покинув Биржу, люди, как правило, приходят сюда, располагаются на канапе, выкуривают одну-две сигары и беседуют о разных пустяках с молодыми тридцатичетырехлетними дамами, одетыми в скромные, простые платья; дамы эти, следуя моде, зачесывают волосы кверху à lа Мария Стюарт, или носят локоны на античный образец, или же собирают их в шиньоны.
Это ежедневное развлечение обходится мужчинам невероятно дорого.
Вскоре после событий, о которых мы только что рассказали, некий господин поднимался так легко, как могли ему это позволить его шестьдесят лет, по лестнице дома на улице Сен-Жорж – самой элегантной улице Монмартрского предместья.
Можно было подумать, что эта лестница должна привести его на третье небо – с такой радостью совершал свое восхождение этот пожилой господин.
Остановился он лишь на пятом этаже, перед традиционным столиком с выгнутыми ножками. И в течение добрых пяти минут он изо всех сил старался отдышаться.
В Париже квартиры пятого этажа всегда имеют террасы, а стоят не больше, чем квартиры на втором этаже.
Утерев лицо платком, пригладив маленьким гребешком бакенбарды, сняв большим и указательным пальцами несколько пылинок со своих панталон, пожилой господин протянул было руку к шнурку звонка.
Внезапно он передумал.
Вместо того, чтобы позвонить, он постучался.
Сперва он стучал совсем тихонько, как Неморино, желающий разбудить свою возлюбленную; потом постучал сильнее, как встревоженный и раздраженный ревнивец.
– Да подождите! – раздался голос за дверью.– Сегодня вы что-то чересчур торопитесь!
Дверь отворилась, и на пороге показалась маленькая служаночка.
– Ах, это вы, ваше сиятельство!– сказала она.– А я-то думала, что это разносчик воды.
– Да, да, Фанни, это я; только говори потише, прошу тебя.
– А почему это вы не позвонили? Ведь стучат только поставщики!
– Почему?… Почему?…
– Ах, да, я и забыла… Это чтобы застать нас врасплох… Чтобы выследить нас, так ведь? Вечно одни и те же проделки! Кому это взбредет в голову явиться к людям в такую рань?
– А который же теперь час, Фанни? – спросил незнакомец, которого только что назвали "вашим сиятельством".
– Ну, ну, не прикидывайтесь ягненочком! Сами знаете, что сейчас только-только пробило одиннадцать!… Больно много вы этим выиграете, коли барыня не захочет вас принять!
– Как! Фанни, ты думаешь…– побледнев, еле выговорил граф.
– Еще бы! Сами виноваты! А впрочем, успокойтесь: барыня уже два часа как встала.
– А вчера вечером она была в театре?
– Она всего на минуточку показалась в своей аванложе в Варьете. Ах, какое на ней было платье! А белая шляпа! А на шляпе, вокруг тульи, бледно-розовые цветочки вереска! По правде говоря, ваше сиятельство, оно и лучше, что вы ее не видели: вы уж совсем потеряли бы голову!
– Увы! – прошептал граф.
– Да уж знаю я, знаю, что вы и так по уши в нее влюбились! И к чести вашей, надо признаться, что вы любите барыню благородной любовью, оттого-то я и бешусь, когда вижу, что не больно-то она вам благодарна! Правда, не упустит она случая и похвалить вас: "его сиятельство этакий, его сиятельство разэтакий". И Бог мне свидетель, я не из интересу так говорю, хотя вы такой щедрый, что уж дальше некуда; но у меня есть сердце – а это и есть самое главное, и я ей говорю, что жестоко это – заставлять страдать несчастного человека, который от души желает вам добра и который пожертвовал бы всем на свете, только бы уберечь вас от булавочного укола!
Но граф не слушал болтовню маленькой служанки.
Он стоял перед зеркалом и, разглядывая свое отражение, водил рукой по лицу, словно желая стереть морщины.
– Так ты говоришь, что Пандора была в Варьете?
– Да, ваше сиятельство.
– Одна?
– Нет, со своей подругой Сарой.
– С высокой блондинкой?
– Вот, вот!
– Ну, а после спектакля?
– А после спектакля барыня проводила Сару до ее двухместной кареты, а сама вернулась домой, и я принесла ей чашку чая. Она полистала книжки, которые вы для нее выбрали и прислали, и раньше, чем пробило без четверти час, она спала сном младенца.
Граф внимательно посмотрел на маленькую горничную и, приложив палец к носу, произнес с видом глубочайшего недоверия:
– Фанни! Фанни!
– Истинная правда, ваше сиятельство!
– Как? Ты хочешь сказать, что по дороге Пандора не заходила в "Мезон Доре"?
– Не заходила, ваше сиятельство!
– А в Английское кафе?
– Ни на одну секундочку!
– Однако до меня дошли слухи о том, что…
– Да бросьте вы! Уж я-то все ваши уловки наизусть знаю!… Ну, а дальше-то что? А что бы вы сделали, если бы барыня и впрямь поехала ужинать куда-нибудь? Ведь она на вашу ревность ноль внимания, сами знаете!
– Это верно,– грустно промолвил граф.
Он опустил голову, и тут на глаза ему попался квадратный листок бумаги – он лежал в куче мусора, которую Фанни намеревалась вымести.
Он подобрал этот листок со всевозможной осторожностью.
– Что это такое?– спросил он.
– Батюшки мои! Сами видите, что это конверт!