Ядром нашей армии служил полк Тицока, превосходно организованный и исполнявший раньше важную обязанность охраны загражденного прохода. Сверх того в нашем распоряжении было несколько сотен солдат, прибывших с нами из Кулхуакана. Из числа этих людей мы могли выбрать офицеров для командования отрядами, составленными почти целиком из тлагуикосов. Чтобы организовать главный состав своей армии, вожди восстания придумали смелый план: они соединили полудиких рудокопов с их бывшими надзирателями и конвойными, которые до сих пор, само собой разумеется, представляли предмет непримиримой ненависти каторжников. Теперь же эти две враждебных категории людей поневоле сделались товарищами. Такая неожиданность до того поразила обе стороны, что никто из них не подумал сопротивляться, и прежние враги ввиду общей опасности согласились действовать заодно. Я, собственно, с самого начала подозревал, что тлагуикосы были заранее подготовлены к восстанию. Хотя Тицок давал мне самые уклончивые объяснения на этот счет, но я помню, с какой решительностью упомянул он о том, что рабы примут деятельное участие в восстании, если оно осуществится. Да и после нашего прибытия в Гуитцилан у меня не раз являлось подозрение, что у начальника стражи происходят таинственные переговоры с рудокопами. Из этого можно было ясно заключить, что семена революции посеяны здесь уже давно и успели созреть. Но из всех трудностей, с которыми нам пришлось столкнуться, самой серьезной являлся недостаток оружия. Главный арсенал азтланеков находился в Кулхуакане и почти все военные запасы были в руках верховного жреца. К счастью, транспорт закаленного золота, который мы видели на пристани, остался неотправленным в сокровищницу и послужил нам материалом для выделки наконечников копий и дротиков, а также мечей. День и ночь в кузнечных горнах оружейных мастерских Гуитцилана пылал огонь и кипела усиленная работа. Луки и мечи нельзя было изготовить в такое короткое время в достаточном количестве, но пращами мы могли безо всякого затруднения снабдить все наше войско; ацтеки необыкновенно ловко владеют этим оружием, так что оно является страшным средством нападения в их руках. Много времени ушло на выделку щитов; Тицок и другие офицеры, бывшие с нами, придавали этому большое значение, хотя мои товарищи доказывали им, что такой способ обороны теперь совершенно оставлен европейцами. Они говорили нам, что ацтеки не могут сражаться без щитов, и если их лишить этой военной принадлежности всех диких народов, то ими овладеет паника.
Вообще, наше войско было хорошо снабжено всем нужным для обороны; так, в цитадели находился большой запас бумажной ткани, из которой изготовляли нечто вроде длинных панцирей, простеганных в несколько рядов. Такие рубашки были непроницаемы для стрел и защищали человека от шеи до самых колен. Янг сначала поднял на смех это странное одеяние, но когда Тицок выстрелил из лука в стеганый панцирь и не пробил его, то грузовой агент должен был признать несомненную пользу этой вещи.
– Передайте полковнику, профессор, что я признаю себя побежденным, – сказал он. – Но если вы сумеете втолковать ему в голову следующую мысль, – в чем я, однако, сильно сомневаюсь, – то скажите почтенному Тицоку, что наша босоногая армия, разряженная в эти коротенькие ночные сорочки, по-моему, будет походить на путешественников, выскочивших в полночь из гостиницы, где случился пожар. Для полноты иллюзии не мешало бы снабдить наше войско двумя паровыми пожарными помпами и отрядом полицейских; право, это будет самая забавная, уморительная армия, какую только видел свет вне стен приюта умалишенных! Вместо того чтобы сражаться в ее рядах, я охотно увез бы всю эту орду в Штаты, чтобы показывать ее перед публикой. Есть у меня один знакомый: Бенито Николос, славный малый и мастер устраивать балаганные представления. Я непременно обратился бы к нему, и мы назвали бы это зрелище "Войной ацтеков на подмостках цирка". Уверяю вас, что в наши карманы посыпалось бы столько долларов, что мы не успевали бы их считать. Помните, как еще в Морелии я собирался устроить балаган, чтобы показывать Пабло с его ослом?
Но тут Янг вдруг прервался и несколько хрипло прибавил:
– Теперь об этом нечего и думать, пожалуй, от того и от другого не осталось даже праха. Нет, что я говорю? Лучше остаться здесь и принять участие в войне; я даже согласен сложить не сегодня-завтра свою голову, только бы хорошенько насолить старому черту, который убил нашего мальчика. Ведь славный был он парень, не так ли, профессор?.. Фу ты, дьявольщина какая! Проклятая пыль попала мне в глаза!
И с этим восклицанием, вырвавшимся у него ни к селу, ни к городу, – потому что в воздухе не было ни малейшей пыли – Янг внезапно оборвал речь и отошел в сторону.
Это был единственный раз, когда мы заговорили о Пабло, находясь в Гуитцилане, потому что всякое напоминание о пропавшем мальчике только сильнее растравляло нашу тоску о нем. Я положительно сходил с ума от горя при мысли, что эта молодая жизнь погибла из-за меня. В недобрый час соединил я судьбу Пабло с моей и довел его до безвременной смерти от руки жестоких палачей! Мне также хотелось драться, чтобы отомстить за эту невинную жертву, и я был готов поплатиться собственной жизнью, только бы достичь своей цели. Вообще, как я, так и мои товарищи, исключая фра-Антонио, который считал войну делом греховным и жестоким, нетерпеливо ждали начала военных действий и рвались в битву с врагом. Нас радовала лихорадочная поспешность, с которой предводители мятежа готовились к предстоящей кампании. Их усилия не пропадали даром: с каждым днем беспорядочная масса завербованных инсургентов дисциплинировалась и обещала в скором времени образовать порядочное войско. В самом деле, можно было дивиться тому, как быстро преуспевали дикари в военном искусстве; впрочем, это обусловливалось их врожденными воинственными инстинктами. Мы не сомневались более, что народ, восставший против тирании верховного жреца, сумеет постоять за себя в решительную минуту.
XXVII. Предложение условий
Во все время наших приготовлений к войне мы не получали точных известий о силе врага, однако до нас доходили неясные слухи, что защитники столицы готовятся к энергичному отпору. Между тем из наших полков убывало ежедневно по нескольку перебежчиков – людей, остававшихся верными старому режиму, и таким образом верховный жрец отлично знал, что делается в нашем лагере. Члены совета не принимали никаких мер против этого дезертирства, потому что наши планы были выработаны так основательно, а военные силы до того значительно возрастали, что нам было выгодно обнаружить перед неприятелем истинное положение дел. В особенности мы рассчитывали, что сведения о нас, проникавшие в Кулхуакан, могли склонить на нашу сторону многих жителей столицы или, по крайней мере, нагнать на них страх, который бы разжег дух возмущения в неприятельском войске. План кампании, принятый советом, поразил меня своей крайней предусмотрительностью. Наши предводители решили не нападать на город – атака таких неприступных укреплений без помощи артиллерии действительно была немыслима, – но выждать, пока неприятель сам откроет наступательные действия, и затем встретиться с ним на выгодной позиции. План этот во всех отношениях клонился в нашу пользу, нам было выгоднее как можно дольше избегать открытой битвы, которой предстояло решить судьбу восстания. Каждый день отсрочки являлся существенным выигрышем для нас, давая время нашим командующим хорошенько обучить свою армию и упрочить внутреннее управление. Доверие к новому правительству так же очевидно возрастало среди жителей долины. Между тем для неприятеля всякая отсрочка была пагубной: она больше подрывала преданность подданных верховному жрецу. Заключенный со своим войском и множеством мирных жителей в стенах Кулхуакана, он рисковал вскоре столкнуться с врагом, от которого не защитят каменные стены – с неумолимым голодом. Таким образом, нам оставалось только выжидать, ставя бдительный караул на сторожевых лодках на озере, чтобы не подпускать свежих гарнизонов к городу. Мы были в полной уверенности, что неприятель добровольно сделает вылазку и тогда наша сторона ограничится одной обороной, покуда какая-нибудь счастливая случайность не позволит нам безо всякого риска произвести самостоятельное нападение. Итак, обстоятельства складывались совершенно в нашу пользу; не надо забывать, что все регулярное войско азтланеков оставалось в распоряжении верховного жреца и нашим военным силам, организованным на скорую руку, предстояло неизбежное поражение, если бы мы встретились в поле при одинаковых условиях. Но даже и при настоящем благоприятном положении дел Тицок и другие военачальники не скрывали своих тревожных опасений за исход предстоящей борьбы; их особенно страшила мысль, что неприятель придумал какую-нибудь тонкую военную хитрость, вроде внезапного нападения на наш лагерь, что могло произвести смятение и полный беспорядок в рядах неопытных инсургентов. Рейбёрн, участвовавший на своем веку во многих битвах с индейцами, вполне разделял их опасения.