Остается загадкой, чем руководствовалось командование, когда с объявлением в июле прошлого года войны переместило скудную, в составе шести единиц, флотилию австро-венгерских субмарин на Бриони. Самое вероятное объяснение кроется в том, что в те дни никто, а меньше всего австрийцы, не имел более-менее ясного представления о том, как можно задействовать эти странные, до сих пор полуэкспериментальные корабли в реальных боевых действиях. Одновременно многие старались сделать так, чтобы подводные лодки и их неблагонадежные в общественном плане экипажи не путались под ногами у надводного флота, потому как субмарины имели устойчивую тенденцию тонуть на входе в порт, садиться на мель и вообще устраивать разные пакости. Бриони подходил как нельзя лучше: три гостиницы и крошечная яхтенная гавань, живописно расположенные среди группы лесистых островков в нескольких километрах к северу от входа в Полу. Вплоть до минувшего лета местечко представляло собой развивающийся курорт, привлекавший богатых и модных отдыхающих со всей Европы, пока разразившийся почти год назад международный кризис не побудил их сматывать удочки. Теперь нарядные, белоснежные яхты покинули каменный причал. Вместо них у входа в гавань была пришвартована плавбаза "Пеликан", под обличьем которой скрывался корпус древнего деревянного фрегата. Поглядев на эллинг для яхт, расположенный перед отелем "Нептун", я улыбнулся, вспомнив о вечерах, проведенных на борту моей парусной лодки "Нелли" - скромного суденышка, какое только и мог позволить себе получающий жалкие гроши линиеншиффслейтенант, но при всем том кораблика совершенно замечательного. Что ж, те денечки остались далеко позади, и пока пинасса входила в гавань, я впервые разглядел на какого типа судах предстоит мне теперь плавать: покрытые неприметной шаровой краской силуэты, ошвартованные носом, выстроились вдоль мола. Два из них были очень схожи между собой размерами и очертаниями, если не считать небольших различий в форме надводной рубки. У обеих субмарин на носу были нанесены бело-красные опознавательные полосы, а у той, что подальше, на рубке красовалась большая белая цифра "8". На ее палубе стояли двое парней в жутко грязных комбинезонах. Засунув руки в карманы, они без особого интереса проводили нас взглядом. Выходит, это и есть корабль, которым мне предстоит командовать. Который может прославить нас, а может стать саркофагом для меня и еще восемнадцати несчастных.
Мое прибытие на императорскую и королевскую базу подводных лодок Пола-Бриони не было отмечено торжественными церемониями. Когда пинасса остановилась, я ступил на причал и был встречен молодым фрегаттенлейтенантом с папкой под мышкой.
- Шиффслейтенант Прохазка?
- Он самый.
Юнец взял под козырек.
- Фрегаттенлейтенант Антон Штрауслер с U-4, прикомандирован на время поправки исполнять обязанности общего характера. Рад познакомиться. Начальник базы подводных лодок желает видеть вас немедленно в своем кабинете.
- Но я только что с венского поезда. Мне надо хотя бы побриться, оставить вещи…
- Чепуха. Мы тут не на линейных. Я провожу вас к старику и присмотрю за вашими пожитками. Вас размещают в каюте на "Пеликане", где большинство из нас обретается. Только корветтенкапитаны и выше получают комнаты в отеле.
Мы вместе отправились в гостиницу "Нептун". Я почел за лучшее завязать разговор, поскольку молодой человек вел себя вполне дружелюбно.
- Скажите, герр фрегаттенлейтенант…
- А, бросьте эти церемонии, бога ради! Тут, вдали от адмиральского глаза, мы общаемся без формальностей. Зовите меня Штрауслер.
- Ну хорошо, Штрауслер. Скажите, если не секрет, после чего вы поправляетесь?
- Отравление хлорином. Один безголовый идиот не задраил вентиляторную отдушину во время учебного погружения у Каттаро в прошлом месяце, и мы наглотались воды. Часть ее попала на аккумуляторы, и прежде чем мы успели открыть люк, атмосфера в лодке сделалась слегка душноватой. Я просто вдохнул немного лишнего, вот и все. Надеюсь, через недельку доктор признает меня годным, и я вернусь в строй.
Тут юнец повернулся и посмотрел на меня.
- Но скажите, Прохазка, как долго вы служите на субмаринах?
- Часа полтора, по моим прикидкам.
- И вас назначили на U-8? - Он поглядел на меня как-то сочувственно.
- А что, с лодкой что-то не так?
- С "дер Ахцер"? Да нет, ничего такого… Ну вот и пришли. Второй этаж, комната двести три. Буду рад продолжить разговор вечером в кают-компании, а пока прошу меня извинить.
И Штрауслер ушел.
Отель "Нептун" представлял собой длинное, невысокое здание в венском югендштиль. Со времени торопливого отъезда постояльцев прошлым летом за гостиницей явно не слишком присматривали. Лепные гипсовые фризы в коридорах выглядели грязными, ковры были затертым сапогами и выпачканы машинным маслом. Повсюду высились груды ящиков с запчастями и кипы бумаг. Сорокапятисантиметровая торпеда, только без боевой части, лежала в полуразобранном виде на стойке администратора. Где-то в здании граммофон пиликал "Блауэ Адриа", а когда я подходил к номеру 203, одна из дверей открылась, выпустив в коридор стук печатных машинок и жизнерадостного старшину, который крикнул кому-то внутри: "Отлично, значит, до субботы", - после чего захлопнул за собой дверь. В общем и целом мне подумалось, что учреждение удивительно быстро впитало шумную, чисто мужскую, деловитую, но слегка официозную атмосферу, свойственную казармам, полицейским участкам и береговым военно-морским базам во всем мире.
Я постучал в дверь комнаты 203.
- Войдите, - послышался голос с той стороны.
Перешагнув порог, я был встречен лично начальником базы подводных лодок корветтенкапитаном Францем, риттером фон Тьерри.
- Ага, - протянул он, бросив взгляд на бумаги и поднимаясь из-за стола. - Прохазка? Рад приветствовать. Садитесь, пожалуйста.
До войны мне доводилось видеть Тьерри - k.u.k. кригсмарине представляли собой организацию столь немногочисленную, что в ней все друг друга знали. Но по линии службы мы пересекались впервые. Усатый мужчина немного за сорок, с чем-то неуловимо французским во внешности - предки его, как кажется, приехали из Бельгии еще в те времена, когда та называлась Австрийскими Нидерландами - и мягкими, немного застенчивыми манерами провинциального школьного учителя или секретаря местного исторического общества. Мне предстояло узнать, что под этой неубедительной оболочкой скрывается стальной сердечник, что уже не раз проявлялось в схватках с Марине оберкоммандо в отношении судьбы новорожденной флотилии подводных лодок.
- Итак, герр шиффслейтенант, - начал он. - Из документов следует, что прежде вам не доводилось командовать подводной лодкой.
- Да, герр коммандант, это верно. - Я находился на борту U-3 во время ее испытаний в Германии перед войной, и провел полгода на субмаринах королевского флота Великобритании в Портсмуте в 1908 году. Да, еще я едва не утонул на французской лодке в Тулоне, когда та попыталась погрузиться с поднятой дымовой трубой. Но боюсь, на этом мой опыт обращения с субмаринами исчерпывается.
- Понятно. В этом нет ничего необычного, смею вас уверить. Вы закончили в 1910 году торпедные курсы и командовали двумя миноносцами, поэтому военное министерство сочло вас вполне пригодным на роль командира подводной лодки. Кстати, не тот ли вы Прохазка, который в октябре потопил в Ост-Индии русский вспомогательный крейсер?
- Да, рад доложить, что это я, хотя как я слышал позже, корабль был только поврежден. Так новость проникла и сюда?
- Определенно. Был разговор в морском казино. Все утверждали, что вам полагается медаль, но дело замяли по причине голландского нейтралитета. В любом случае, я вас поздравляю - именно такие люди мне потребуются на подводных лодках. Когда мы получим субмарины, на которых можно воевать.
- Герр коммандант, а не позволите ли узнать, как обстоят дела в настоящий момент? Я уже год с лишним не был в Поле.
Тьерри встал, подошел к окну, раздвинул створки венецианских жалюзи и посмотрел на маленькую гавань.
- Боюсь, не лучшим образом, - заговорил он после долгой паузы. - В общей сложности в моем распоряжении восемь подводных лодок: пять здесь, в Бриони, и три в Каттаро. Из этих восьми U-1 и U-2 совершенно бесполезны - едва способны дойти до Полы и обратно без поломки машин. U-3 и U-4 построены, как вам известно, в Германии, поэтому представляют собой надежные и достойные суда. Но им требуется восемь минут для погружения, и двигатели у них работают на проклятом керосине, поэтому лодки оставляют за собой шлейф белого дыма, а тарахтят так, что в тихую ночь за пять миль слышно. Остаются лодки Холланда с бензиновыми моторами: U-5 и U-6 в Каттаро, U-12, базирующаяся пока здесь, ну и ваша U-8. В общем и целом, согласитесь, не слишком внушительное соединение, особенно с учетом того, что итальянцы вот-вот вступят в войну против нас.
- А как насчет пяти лодок, которые Германия строит для нас в Киле?
- Боюсь, никакой надежды, хотя перед войной они уже почти готовы были к отправке. Немцы реквизировали их для собственного флота и даже не удосужились заплатить компенсацию.
Тьерри повернулся ко мне.