8) Смысл вне образа и имени, сам по себе остается скрыт, подобно Отцу во Св. Троице, открываемому Сыном и Св. Духом. Все относящееся к созерцанию при явлении слова (интеллектуальному или чувственному) имеет дело с образным аспектом слова. Это дело науки, философии. Божественный Логос воплотился в тварной природе. Иконой этого в твари служит способность тварных образов воплощаться в материале. В этом онтологическая возможность техники и искусства., то есть культуры и цивилизации.
9) Слово как имя есть инструмент не созерцания, а жизненного взаимодействия. Это прекрасно сознавали те, кто пытался овладеть миром не с помощью научно-технического прогресса, а путем магии. Знать имя, значит уже в какой-то мере обладать носителем этого имени, получить определенную власть по отношению к нему.
10) Эти три аспекта слова, его три модуса : слово как смысл, слово как образ и слово как имя исчерпывают содержание и возможности слова, так как являют хотя и несовершенную, но полную, то есть троичную икону Божию.
5. Иконология грехопадения
Сущность грехопадения состояла в том, что человек познал добро и зло, вкусив от дерева познания добра и зла. А что такое добро и зло для человека? Это доброе или злое направление его воли.
Безгрешное состояние это такое состояние воли, которое подобно состоянию воли в Господе Иисусе Христе. Согласно учению Церкви, во Христе Его человеческая, тварная воля во всем последует "божественному и всемощному хотению", то есть воле Божественной.
Человек был сотворен существом свободным и безгрешным. Как существо свободное, человек мог различно направлять свою волю. Поскольку первый человек Адам до грехопадения был безгрешен, его воля последовала во всем воле Божией. До познания добра и зла человек и не знал, что воля его может и не последовать воле божественной, поскольку он, человек – свободен. Его состояние было блаженно и безгрешно, не было даже , говоря языком аскетов, прилога ко греху. Был Рай. Оберегая неокрепшую волю от искушений Господь запретил вкушать от древа познания добра и зла. Так родители требуют послушания неокрепшего разумом и волей ребенка своей, родительской воле, чтобы уберечь его от возможных бед.
Нарушив Божию заповедь и вкусив запретный плод, человек познал добро и зло. Он познал, что его воля свободна, автономна, что она может и не последовать воле Божией. Человек познал, что он может совершить зло, ибо не последовать воле Божией это и есть зло.
Таков прямой смысл грехопадения, вытекающий из того, что грехопадение состояло в самовольном познании добра и зла.
Нередко грехопадение связывают каким то образом с полом, понимают чуть ли не как блуд, но никаких оснований это предполагать Священное Писание не дает. Повод, а не основание находят, очевидно в том, что до грехопадения люди были наги и не стыдились, а после грехопадения устыдились своей наготы. В чем же здесь дело? Приходилось встречать такой взгляд на этот вопрос: при вкушении запретного плода в человека вошла некая космическая энергия, связанная с полом. Но опять-таки нет серьезных оснований это предполагать, а не основательными предположениями, фантазиями заниматься бесполезно и небезопасно.
Почему же, познав добро и зло, человек устыдился своей наготы? Рассмотрим это иконологически. Человек есть существо душевно-телесное, то есть его ипостась содержит две природы: духовную и телесную, космическую. Согласно учению святых отцов, первообразом человека является Господь Иисус Христос, в Ипостаси Которого соединены божественная и тварная природы.
Иконой этого соединения является соединения в ипостаси человека духовной и телесной природ. Во Христе тварная воля во всем последует воле божественной, во образ этого в человеческой природе телесная, космическая воля во всем должна последовать воле духовной, как и его воля духовная должна во всем последовать воле Божией. Но вот человек, вкусив от древа познания добра и зла, узнает, что его воля может и не последовать воле Божией.
Но, когда душа человека познала свою автономию от Бога, тогда и тело его познало свою автономию от души во образ автономии души от Бога. Если человек может в принципе не подчиниться Богу, то, узнает он, и тело его может не подчиниться его душе. После грехопадения в человеке начался мучительный для него разлад души и тела. Для человека очевидна была до его грехопадения иерархия души и тела: равноангельная душа и тело, такое же как и прочих животных, существ низших по сравнению с ангелами или с ним самим, с человеком. И вот обнаруживается, что тело может не подчиняться душе. В этом случае человек поведет себя как животное, существо низшее, неразумное.
Человек станет рабом низших влечений и не сможет им противостоять.
Животные не стыдятся следовать своим влечениям. Они не имеют разумной души, как человек. Их влечения и есть высшее проявление их природы, этим и определяется поведение животных. Здесь нет стыдного извращения иерархического отношения двух природ, здесь низшее не подменяет собою высшее в их существе. Животные наги и не стыдятся. Но для человека, обладающего кроме телесной природы, еще и высшей природой, духовной, вести себя, как низшее животное, в прямом смысле унизительно, то есть – стыдно.
Нагота телесная не стыдна тогда, когда тело целиком подчинено душе, а душа – Богу. Грехопадение нарушает этот строй. Змей соблазнил людей тем, что они, вкусив от древа познания, станут, как боги, знающие добро и зло. Но не как боги, а как животные почувствовали себя люди, нарушив божественное установление. И устыдились.
После грехопадения природа человека оказалась поврежденной. Высшая природа души вышла из повиновения Богу, природа тела вышла из повиновения душе. Оставаться в таком состоянии в непрерывном общении с Богом и нарушать Его волю было бы страшным грехом. Потому человек был изгнан из Рая и начал свой тяжкий путь на земле. Но было дано человеку и обетование, что родится на земле Спаситель.
Сам Бог, воплотившись, приняв на себя человеческую природу прошел путь послушания, был послушен до смерти крестной. Господь осуществил подвиг подчинения низшего в человеке высшему. Его тело всецело было подчинено душе, а душа – Богу. Никогда и ни в чем Господь не отклонялся от этого пути. Он осуществил в Себе то, что не осуществил Адам, восстановил образ отношений высшего и низшего в человеке, который был в Адаме до грехопадения. Взяв на Себя грехи всего человечества и искупив их, Христос открыл возможность всем людям, соединившись с Ним, идти тем же спасительным для человека путем послушания, когда воля души подчинена воле Божией, а воля тела – воле души.
Статьи
Онтологическая проблема в русской софиологии
Когда пытаешься вглядеться в религиозные истоки русской софиологии, то думается, что софиологическая тема в русской религиозной мысли не случайна. Она органично связана с той специфической чертой русской духовности, которая так ярко явилась уже в преподобном Сергии Радонежском, призвавшим Русь в единение по образу Святой Троицы преодолеть "ненавистное разделение мира сего".
Та же устремлённость к вселенскому синтезу твари в Боге и по образу Божию впоследствии стала вдохновляющим началом в творчестве софиологов русского религиозно-философского возрождения на рубеже XIX-XX веков, у истоков которого стоит яркая духовная личность Владимира Соловьёва.
"Если брать его творчество в целом, в его основном замысле, то ясно, что темы Соловьёва определялись потребностью найти основы цельного синтеза религиозной, философской, научной, общественной мысли. Пусть решения Соловьёва все или почти все требуют пересмотра, но самый замысел остаётся всё тем же – столь же насущным и дорогим русской мысли, каким был и тогда" – так осмысливал творчество Соловьёва русский богослов и философ спустя полвека после его кончины. [1]
К узрению синтетически целого знал Соловьёв два пути: философию и мистику. Плодом умозрения Соловьёва-философа явилась система "всеединства", за весьма рационалистическими формами которой скрывался живой огонь реальности, открывающейся Соловьёву-мистику.
В центре мистики Соловьёва – трижды явившийся опыт непосредственной встречи с Той, которую считал он Вечной Женственностью, самой ипостасной Премудростью Божией – Святой Софией. Этот опыт, вдохновлявший философа, непосредственно воплотился в творчестве поэта-Соловьёва:
Не трижды ль ты далась живому взгляду
Не мысленным движением, о нет!
В предвестие иль в помощь, иль в награду
На зов души твой образ был ответ.
Этот образ – живой образ жены-Софии был в то же время первообразом всего творения, человека, человечества
Что есть, что было, что грядёт во веки
Всё обнял тут один недвижный взор
Сияют предо мной моря и реки,
И дальний лес и выси снежных гор,
Все видел я, и все одно лишь было,
Один лишь образ женской красоты…
Безмерное в его размер входило,
Передо мной, во мне одна лишь ты. [2]
В мистической встрече Соловьев вдруг непосредственно пережил как все частное и разодранное в этом больном мире оказывается включенным в единый образ – образ нездешней, высшей красоты, незримый "под грубой корою вещества" и становящийся ясным лишь в краткие мгновения мистических озарений. Все синтетически вобрал в себя этот образ – явственность всеединства образов в Божественной Премудрости. Тварное сообразно Божественному, идеи всех вещей в Божественной Премудрости – Софии. Одна Она – корень всех смыслов, идей, образов.