Дуло дернулось в его сторону, и тотчас прогремел выстрел. Попугай, будто сбитый невидимой рукой, слетел с плеча Агапыча и комочком пестрых перьев шлепнулся на пол. Пуля оторвала ему голову. Агапыч съежился, прислонился к стене и, шепча молитву, бессмысленно хлопал обезумевшими от страха глазами. Потом, опомнившись, стал ощупывать голову - цела ли?
- Хорош, каналья! Выверенный! - спокойно сказал ротмистр, продув дымящийся ствол.
- И выстрел тоже хорош! - ломающимся от ярости голосом крикнул Шемберг. - Я бы за такой выстрел!.. - и не докончил. Лицо его задергалось.
- Кончайте, сударь! - Повидла повернулся к нему. - Что же вы замолчали? Недосказанное слово язык жжет.
- Варвар! Азиат! - забывшись, закричал Шемберг.
- Кто это варвар? - с нескрываемой угрозой спросил ротмистр. И, резко отрывая слова, продолжал: - Ежели вы, сударь, так говорить начали, то требую немедля сатисфакции. Сейчас, тут! В пистолетах есть еще заряды.
Шемберг сжал еще кулаки и, круто повернувшись, молча вышел из зала.
- Струсил! - презрительно бросил ему вслед Повидла. - Туда же - "дворяне, опора престола!" Не дворянин, а гороховая колбаса!
Отшвырнул брезгливо носком сапога трупик попугая и тоже пошел к дверям, раздраженно звякая шпорами.
Оставшись один, Агапыч долго и тихо смеялся, лукаво и довольно качая головой. Смех его прервали куранты, хрустально-нежно прозвеневшие в спальне Шемберга. Пересчитал бой, беззвучно шевеля губами, и снова затрясся в смехе.
Затем перешел к столу, косясь опасливо на лежащие пистолеты, потянулся к бутылкам и налил стакан малаги. Сладко щурясь, тянул не спеша душистое, густое вино. Стакан дрогнул в его руке и пролившееся вино пятнами крови расплылось по скатерти. В раму кто-то постучал сильными, частыми ударами. Агапыч подбежал к окну и отшатнулся с воплем:
- Хлопуша!
К стеклам, чуть запотевшим от первой топки, прилипло безносое лицо. Агапыч рванулся от окна, но страх свинцом налил ноги. В голове мелькнула мысль: "Хотел ведь Хлопушу с глазу на глаз видеть. Ну, вот он пришел. Иди, сунься-ка к нему"!..
А безносый человек за окном призывно махал руками. Собравшись с духом, Агапыч снова прильнул к стеклу и вдруг плюнул раздраженно и облегченно. Он узнал Петьку Толоконникова. Приплюснутый оконным стеклом Петькин нос он принял за рваные ноздри.
- Вот нелегкая его возьми! Везде этот бес мерещится.
Агапыч торопливо побежал к дверям.
Войдя в зал, Толоконников потянулся иззябшими руками к печке.
- Экая стужа, так и хватает за сердце.
- Чего по ночам таскаешься? - раздраженно спросил Агапыч.
- Как чего? - удивился Толоконников. - А облава на Хлопушу? Ведь нынче ночью собирались. Он и Жженый в землянке у Башкирского Брода ночуют. С ними только два конных башкирина. Возьмем голыми руками.
- У Башкирского Брода? - притворно удивился Агапыч. - А я управителю сказал, что они на Карпухиной зимовке станут. Как же это я спутался.
Толоконников смотрел на него, недоумевая.
- Вот что, парень, - сказал решительно Агапыч. - Ничего из этого дела не выйдет. И облавы никакой не будет.
- Что так? - опешил Толоконников. - Иль не веришь мне?
- Верю! Да только переругались они дюже, офицер и управитель.
- Чего не поделили? - хмуро полюбопытствовал Петька.
- А вот, видишь, - показал Агапыч на мертвого попугая, - офицер голову ему отстрелил.
- Это из-за пичуги-то заморской? Ну и дурни! Так неужель из-за пичуги этой Хлопушу упустим?
- Видать, упустим! - Агапыч хитро улыбнулся. - Я к ним ни за какие деньги не пойду с докладом. Оба дюже распалились. Немец запустит чем ни попади, а ротмистр, тот, пожалуй, из пистолета пульнет. Лютый!
- Язви вас всех в печенку! - Петька хлопнул шапкой об пол. - С дурнями свяжешься, голову ни за грош потеряешь!
- Очень даже просто голову потерять можно, - охотно согласился Агапыч. - Уразумел или еще растолковать?
Толоконников испуганно попятился от приказчика:
- Не надо! Все равно не пойму. Вяжешь, Путаешь... Ну тебя к монаху! А только пойми, господин приказчик, нам с тобой теперь поздно пятиться. Головой играть не след. На голову короче не стать бы. Уразумел или еще растолковать?
Петька поднял шапку и, следя по паркету мокрыми унтами, пошел к двери. Но тотчас же вернулся.
- Слушь, вот еще что. Шел я сюда через Баштым-гору и зашел к тамошнему огневщику погреться. И рассказал он мне, что седни, в сумерки слышал он скрип тележный, крики верблюдов и голоса великого множества людей. Словно бы целое войско горами шло. А где шли и кто, ему не видать было. Чуешь, какое дело?
- Неужель он? - прошептал Агапыч.
- Пугач, думаешь? А что ж, не диво. Пока вы тут склоку разводите, он и подкрадется, яко тать в нощи. Уговорился я с огневщиком, коли он что неладное увидит, костер на Баштым-горе, на самой маковке, запалит. Это весть нам будет. Куда тогда попятишься, Агапыч? Одно нам тогда останется - ворота закрывать и солдат на валы выводить. Ну, пошел я...
Проводив Толоконникова, Агапыч вернулся в зал, потушил свечи. Тьма, словно ожидавшая этого, выпрыгнула из углов, спустилась с потолка. И потускнело золото портретных рам, искрящимися льдинами засинели окна. Нахлобучив треух, вышел на двор. Шагая к своей избе, оглянулся на Баштым. Сразу остановился. Протер глаза, словно в них попала пыль, опять поглядел.
На макушке Баштыма горел костер. Одиноко мерцающий во тьме огонек имеет притягательную силу человеческого взгляда, И Агапычу почудилось, что кто-то безжалостный и злой смотрит пристально с вершины горы на обреченный завод. Но вот острая макушка Баштыма начала вырисовываться яснее и яснее, словно сзади горы поставили огромную свечу. И, наконец, яркое зарево трепетным пологом повисло на черном ночном небе.
Агапыч повернулся и побежал обратно, к господскому дому.
ЗАРЕВО
Смерть какаду не на шутку взволновала Шемберга. Даже в постели, укрывшись пуховым одеялом, не мог забыть окровавленный трупик птицы. Подвинул ближе к изголовью ночной столик со свечой и раскрыл переплетенный в желтую свиную кожу толстый том сочинения о рудном деле. На титульном листе полюбовался картинкой: Уральские горы, увенчанные императорской короной с вензелем Екатерины, разверзлись, и сыпятся из их недр сокровища - глыбы руды, плиты мрамора, потоки самоцветов, золотого песка и самородков. Начал читать с того места, на котором остановился в прошлую ночь:
"Ныне уже, любители рудных дел, одарены вы отменным зрением, коим не токмо по земной поверхности, но и в недра ее глубоко проникнуть можно. Пойдем ныне по своему отечеству, станем осматривать положения мест и разделим к произведению руд способных от неспособных. Потом на способных местах поглядим примет надежных, показывающих самые места рудные. Станем искать металлов, золото, серебро и протчих, станем добираться отменных камней, мраморов, аспидов, и даже изумрудов, яхонтов и алмазов.
Дорога будет не скучна, в которой хотя и не всегда сокровища нас встречать станут, однако, увидим минералы в обществе потребные, которых промыслы могут принести не последнюю прибыль".
Не закрывая книгу, положил ее себе на грудь и задумался: "Золото, серебро... Изумруды, рубины, алмазы... Все это есть наверняка в здешних горах, если поискать как следует, умеючи. Русские не замечают богатств, валяющихся у них под ногами".
Над кроватью, в дорогой рамке, висела напечатанная золотыми буквами цитата из указа императора Петра I. В тысячный, наверное, раз перечитал царские слова:
"Наше Российское государство перед многими иными землями преизобилует и потребными металлами и минералами, благословенно есть".
"Это верно! Государство Российское изобилует многими металлами и минералами. А горы Уральские еще не открыли полностью своих недр. Совсем рядом, в Ильменских горах, за Урал-тау, бродила разведочная партия купца Раздеришина, которую охранял казачий конвой из Чебаркульской крепостцы. Казак охраны Прутов тоже, любопытства ради, копался вместе с рудознатцами в камнях и наткнулся на месторождение самоцветных камней - топазов, аметистов, изумрудов. Туда теперь много горщиков налетело, туда и ходит Петька Толоконников по его, управительскому, поручению, скупает у горщиков камни. Отменные иной раз попадаются! Однако это чужие земли, с законом можно поссориться. Хорошо бы на свой риск начать разведку и своих гор. "Станем искать металлов, золото, серебро и протчих... станем добираться отменных камней, мраморов, аспидов, и даже изумрудов, яхонтов я алмазов". Но как сунешься в горы, если кругом бродят пугачевские шайки? Надо выждать время, пусть утихнет этот бунт, и тогда с собственной разведочной партией можно будет отправиться на поиски "отменных камней". Средств на это дело хватит! Не даром прошли пять лет управительства графским заводом. А пока будем отсиживаться от бунта на заводе и ждать лучших времен. С офицером помириться надо. Подарок ему подсунуть какой-нибудь. За его спиной и за спиной его солдат можно чувствовать себя вполне спокойным. Никакой Хлопуша не страшен!.."
Мечты о ждущих его в Уральских горах Голкондах и Эльдорадо успокоили взволнованные чувства управителя и навеяли дрему...