- Так это и будет революция? - улыбчиво спросила Макарова. - Тогда совсем не страшно… Владислав Францевич! Господа! - перебрасывая разговор на другое, обратилась она к гостям. - Не угодно ли вам взглянуть на мой сюрприз Степану Осиповичу? Он так часто рассказывал мне, каким должен быть шкаф, где он мог бы хранить свой архив, свои дневники, чертежи и альбомы, что я, наконец, заказала подобное чудище петербургскому фабриканту и перевезла сегодня утром в Кронштадт… Как, хорош шкафик? - допытывалась она, раскрывая и закрывая дверцы и объясняя назначение многочисленных отделений, устроенных в шкафу по ее указанию.
Шкаф, когда его внесли в кабинет адмирала, оказался неожиданно широким. Пришлось перевешивать много правее большую карту России и другую, на которой разноцветными линиями был отмечен путь "Ермака" к острову Шпицберген и в полярные льды. Последнюю карту чертили выпускники Морского инженерного училища, поднесшие ее адмиралу несколько лет назад. В самом низу карты, где уже лохматились плохо подклеенные края, славянской вязью с красивыми заглавными буквами, выведенными зеленым с золотом, было написано:
"Покорена сама природа -
Всю Русь Макаров обошел,
И к сердцу русского народа
Ему не нужен ледокол".
А на другом краю карты рукою сына Макарова, Вадима, карандашом, чтобы легко можно было стереть, если отец не одобрит, была сделана надпись:
""Ермак" - счастливый ледолом:
С ним шел мой папа напролом".
Надпись эту адмирал, однако, не стер.
Помолчав, Галевич сказал, что "сюрприз" очень хорош и что в него можно упрятать целую жизнь. Верещагин нашел, что это великолепный переплет для дневников Степана Осиповича.
- Прекрасно, что шкаф такой большой: примета, что дневников будет впереди видимо-невидимо и жить адмиралу еще долго-долго.
Довольная похвалами, Капитолина Николаевна все же для порядка побранила фабриканта за полное отсутствие художественной фантазии.
- Здесь, например, - показала она, - могли бы быть вырезаны гирлянды дубовых листьев, обвивающие выпуклые медальоны с разными морскими эмблемами и орденскими знаками.
- Пыль, думаю, забивалась бы в листья, - хозяйственно заметил Верещагин, проводя пальцем по нестертой еще со стенок пыли и рисуя на ней голову индуса в чалме.
- Ну и что с этого! - чуть-чуть запальчиво промолвила адмиральша. - В шкафу ведь будет находиться не текущая жизнь, а прошедшая - история. Историю же всегда покрывает пыль, оседая на хартиях веками. Еще Пушкин об этом писал… Летописи Степана Осиповича тоже должны подчиняться законам природы.
В кабинете стало вдруг шумно. В комнату вбежали с отрывистыми выкриками Вадим и несколько его приятелей по Морскому корпусу, гостивших у него на рождественских каникулах. У мальчиков горели щеки и искрились глаза.
- Вадим, - укоризненно покачала головой мать, - ну, где это видано, чтобы так кричать!
- Мы все с катка, - торжественно выпалил Вадим, наскоро расшаркиваясь перед гостями. - Обогнали на коньках папины сани. Он едет домой, и с ним Семенов. Сейчас мы их встретим. Ребята, аврал! - закричал он. - Свистать всех в прихожую адмирала встречать!
Вадим бросился из комнаты, чуть не сбив с ног боцмана, появившегося в дверях с огромным подносом, покрытым до отказа телеграммами.

- Их превосходительство идут, - громко провозгласил боцман, поправляя на подносе телеграммы, сбившиеся в сторону от толчка Вадима.
Степан Осипович вошел быстро. Его лицо сияло радостной и приветливой улыбкой.
- Слышал, слышал о вашем прибытии и сам поспешил посмотреть дорогих гостей, - дружески пожимал он руки Верещагину и Галевичу. - Лучшего подарка в этот день, чем ваш приезд, вы и придумать не могли.
- Этот день? Подарок? - переспросил Верещагин. - Да вовремя ли мы попали? Какой день вы отмечаете сегодня?
- День своего рождения, милые мои друзья!
Во время поздравлений в кабинет вошла Аля, старшая дочь Макарова, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка. Она еще не виделась с отцом и подставила ему для поцелуя щеку.
- Поздравляю, папа, - сказала она довольно равнодушно.
Адмирал нежно поцеловал ее в лоб.
Вслед за Алей появились морские кадеты. Они влюбленными глазами смотрели на адмирала, ловя каждое его движение. Пошептавшись с товарищами, один из них подошел к Степану Осиповичу и от имени всех поздравил с днем ангела.
Адмирал поблагодарил и, засмеявшись, сказал, что поздравление принимает, но по другому поводу: сегодня у него не именины, а день рождения.
Мальчик сконфузился, покраснел, в замешательстве пробормотал:
- Тогда позвольте поздравить, ваше превосходительство, с пятидесятилетним юбилеем…
- Опять промашка вышла, ваше будущее превосходительство, - покачал головой Макаров. - День рождения, как правило, не юбилей. Но если допустить здесь натяжку и считать его юбилеем, то сегодня, в какую сторону ни поверни, у меня пятидесятипятилетний юбилей. На свете я живу уже с тысяча восемьсот сорок восьмого года. А насчет того, что ты спутал именины с рождением, не беспокойся, - ободрил он совсем растерявшегося мальчугана. - Я сам доволен, что мои именины были вчера. Если бы сегодня, нарекли бы меня во святом крещении в честь сегодняшних святых или Мигдоний, или Горгонт, или Индис. И могло бы случиться, что ты, - юмористически мигнул он сыну, - именовался бы Вадим Мигдоньевич, а эта вертушка, - повернулся он к дочери, - Александра Индисовна или Горгонтовна.
Адмирал дружески потрепал по плечу кадета.
- Ну как, Василий Васильевич, - обратился он к Верещагину, - нравятся вам эти новые побеги морские? На вид, по-моему, ничего. Что-то из них вырастет, какими станут?
Макаров вдруг круто повернулся к боцману.
- Бондаренко! А ты что стоишь здесь?
- Телеграммы держу вашему превосходительству.
- Ну давай их сюда… Поздравительные все, - говорил адмирал бегло просматривая телеграфные бланки. - И охота людям утруждать телеграф разными глупостями! Проволока и без них перегружена… Постойте, постойте, вот штемпель "по беспроволочному". Батюшки! Да ведь это от Александра Степановича. Ишь, как заковыривает: "Поздравляю. Надеюсь будущем году мое поздравление примете Северном полюсе. Александр Попов". Ну, спасибо на добром слове. Вот гениальнейший человечище! Подумайте, что изобрел - связь со всем миром! И просто это, как колумбово яйцо. Взял, да и сотворил чудо.
Верещагин искоса разглядывал адмирала. Какой чисто русский красавец! Так и просится на полотно высоколобая голова на широких плечах, гладко лежащие волосы с проседью, окладистая, мягкая борода, а главное - лицо с выражением мужественности и силы, с глазами, в которых светится всеохватывающая внимательность и тонкая, необидная ирония человека, привыкшего к общению с тысячами людей самых различных положений и званий.
Адмирал заходил по кабинету, меряя его твердыми шагами, как ходят моряки по корабельным палубам.
- А это что же такое? - изумился адмирал, вдруг рассмотрев у стены неизвестно откуда взявшийся шкаф.
- Мой подарок тебе, дорогой друг, - кокетливо произнесла Капитолина Николаевна, ловя в глазах мужа восхищение и удовольствие.
- Ай, спасибо! Вот, умница! Подарок - лучшего и не найти! - шумно радовался Степан Осипович, целуя руки жены. - Ну, благодарю, дружок! Горю желанием перенести в шкаф и детство, и отрочество, и юность, чтобы они не загромождали мне настоящего и будущего. Впрочем, поспеется. Или, - промолвил адмирал с чуть застенчивой улыбкой, - уложу в него для хорошего почина несколько кусков прошлого, свидетелями которого были и вы, мои дорогие гости.
Не прерывая разговора, Макаров вынимал из письменного стола тяжелые, объемистые альбомы в темно-синих сафьяновых переплетах, раскрывал их, раскладывал на журнальном столе.