- Я сейчас должен оставить Шклов, - сказал Потемкин, продолжая ходить по комнате, - распорядись насчет лошадей.
- Слушаю, ваша светлость, - был ответ.
- Только не на могилевский тракт, а на смоленский, - пояснил светлейший.
Адъютант выразил безмолвное удивление.
- Я еду на несколько дней к себе, в Дубровну, - отвечал князь на безмолвный вопрос адъютанта, - мне сегодня нездоровится, и я бы был плохим гостем у нашего хлебосольного хозяина… Пойди поблагодари его за гостеприимство и извинись за меня.
- Слушаю-с.
- Да скажи генералу, что, как только я получу облегчение от болезни, я приеду к нему тотчас, а уж от него проеду в Крым.
Через полчаса шестерка лучших коней Зорича мчала всесильного временщика по дороге к Дубровне, по тракту на Смоленск. За ним скакал губернатор и другие власти, не понимая, в чем дело, но вполне уверенные, что любимцу императрицы пришла какая-нибудь блажь в голову… Но какая, этого никто не знал, хотя каждый трепетал за свою шкуру.
II. ФАЛЬШИВЫЕ АССИГНАЦИИ
На другой день в приемной зале потемкинского дома в Дубровне местные власти ожидали выхода князя. Были тут и могилевский губернатор Николай Богданович Энгельгардт, и предводитель дворянства, и некоторые из помещиков.
В это время к крыльцу подъехала почтовая телега тройкой и из нее вышел знакомый уже нам еврей, Берко Изаксон, весь в пыли. Торопливо отряхнув с себя пыль, он взошел на крыльцо мимо стоявших там часовых и смело вступил в приемную. Адъютант узнал его.
- А! Берко! И ты к его светлости? - обратился к нему губернатор.
- Так точно, ваше превосходительство.
- А отчего не ко мне? Ведь я твой губернатор.
Еврей несколько замялся:
- Извините, ваше превосходительство… Я до самих, до светлейшего… У меня государственной важности дело… Сами их пресветлость знают…
- А-а! - протянул губернатор.
- Он и вчера был у светлейшего, - пояснил адъютант. - Доложить? - спросил он еврея.
- Прошу пана… Прошу, ваше превосходительство…
Адъютант прошел в кабинет и через минуту воротился.
- Его светлость ждет, - обратился он к еврею.
Когда Изаксон вошел в кабинет, то увидел, что Потемкин лежит на диване и рассматривает большую карту, растянутую у дивана на полу. То была карта Крыма и Черного моря.
Еврей низко поклонился.
- Ну что, достал? - спросил Потемкин.
- Достал, ваша светлость.
- А сколько?
- О, много, очень много.
И еврей, вынув из-за пазухи толстую пачку, обернутую бумагой, достал из нее сверток сторублевых ассигнаций и робко поднес их князю.
- А! Все новенькие…
- Прямо с завода, ваша пресветлость.
- Хорошо, положи на стол.
Еврей исполнил приказание и остановился в нерешительности.
- А дозволит мне светлейший князь еще доложить? - заговорил он робко, заметив, что Потемкин как бы забыл про деньги и весь сосредоточился на лежащей перед ним на полу карте.
- Что? - спросил он рассеянно. - По этому же делу?
- По этому, ваша светлость.
- Ну?
- Изволите видеть, светлейший князь… Сегодня ночью младший граф Занович и учитель Салморан куда-то тайно уехали…
- Как? Куда? - удивился князь.
- Должно быть, в Москву, а то и за границу… Я догадываюсь, не проведали ли они чего…
- Может быть, ты был неосторожен?
- О нет, ваша светлость! Я осторожнее кошки. А их, кажется, напугал отъезд вашей светлости.
- Так ты говоришь, что уехал младший Занович?
- Так точно, ваша пресветлость, и с ним Салморан.
- Этот кто ж?
- Он же в Шклове учителем, ваша пресветлость, и графам приятель.
- А сам Зорич в Шклове остался?
- Он в Шклове, ваша светлость, он всегда в Шклове.
- Так ты думаешь, они в Москву поехали?
- Наши так говорят, ваша светлость.
- Хорошо, - сказал Потемкин, подумав немного, - если твой извет подтвердится, я тебя не забуду, да и всемилостивейшей государыне о твоем усердии доложено будет. А теперь можешь идти и дожидаться особых распоряжений в Шклове.
- Слушаю, ваша пресветлость.
Когда еврей ушел, Потемкин велел позвать к себе губернатора, который приходился ему сродни.
- Как же это, любезный Николай Богданович, в твоей губернии существует экспедиция государственных бумаг, а ты доселе не донес о том государыне? - спросил князь, приподнимаясь с дивана.
Энгельгардт смотрел на него и не знал, что отвечать.
- Экспедиция, ваша светлость?.. Какая экспедиция?
- Говорю какая: заготовления государственных бумаг.
- Не понимаю, ваша светлость, простите.
- У тебя в губернии делаются ассигнации.
Энгельгардт растерялся было, но скоро оправился:
- Не может быть, ваша светлость!
- А вон посмотри сам, - и Потемкин указал на кипу ассигнаций, что принес еврей.
Энгельгардт взял их в руки и стал рассматривать. Лицо его прояснилось.
- Вы изволите шутить, ваша светлость, - сказал он весело, - это настоящие банковые.
- Нет, не настоящие, государь мой… Есть с тобой сторублевая?
- Помнится, есть.
- А достань да сравни.
Энгельгардт вынул бумажник и достал из него сторублевый билет.
- Вот такая же точно.
- А покажи какая? - спросил Потемкин. Энгельгардт подал.
- Э! Да и у тебя фальшивая, - засмеялся князь, - уж не принадлежишь ли ты, государь мой, к числу фабрикантов?
Энгельгардт совсем смешался.
- Помилуйте, ваша светлость, я всегда служил верой и правдой ее императорскому величеству и за ее интересы готов голову сложить, - сказал он обиженным тоном.
- Так-то так, государь мой, а все ж у тебя ассигнация фальшивая, такая же, как и все эти.
- Я не знаю, - оправдывался растерявшийся губернатор, - это не фальшивая.
Потемкин достал из стола еще одну бумажку и подал ее губернатору.
- Вот настоящая, - сказал он.
Энгельгардт стал сличать.
- Как хотите, ваша светлость, а я никакой между ними разности не нахожу, - говорил он, возвращая бумажку.
- А вот: на моей напечатано ассигнация, а на твоей ассигиация… Вот что, государь мой.
Тут только Энгельгардт понял, в чем дело, и остолбенел: страшное открытие поразило его. Он смекнул, что фальшивыми билетами наводнена вся губерния, если уж и у него, у губернатора, фальшивые в кармане. А тут на столе целая кипа. Между тем он, хозяин губернии, ничего не знает… Это позор. А все этот пархатый жид: не донес ему, а полез прямо к светлейшему… Это его штуки!
В немом смущении он стоял и не знал, куда девать глаза. Лицо его покрылось багровыми пятнами, которые затем заменились мертвенною бледностью.
- Успокойся, - сказал ему Потемкин дружески, - еще не все потеряно… Надо только накрыть птицу в гнезде.
- Да я не знаю, где гнездо, ваша светлость! - смущенно проговорил Энгельгардт.
- А я знаю - в Шклове, и гнездо очень высоко свито, - заметил Потемкин.
- Ужели в замке!
- Может, в замке, может, около замка, только птицы эти в замок летают.
- И Зорич знает об этом гнезде?
- Знает не знает, а яйца из гнезда таскает.
Энгельгардт чуть не вскрикнул:
- Так вот откуда у них миллионы!
Потемкин остановил его.
- Вот что, государь мой, надо тотчас же расставлять силок и ловить птицу на гнезде, - говорил он медленно. - Лишь только я проеду в Могилев, то в ту же минуту поручи уголовной палаты председателю… Кто у вас председатель?
- Малеев, ваша светлость.
- Надежный человек?
- Вполне надежный.
- А умен? Расторопен? Это главное.
- Человек умный… Но отчего бы не мне самому?
- А оттого, государь мой, чтоб не подумали, что в изыскании вины Зорича и его друзей-плутов я велел якобы следовать Энгельгардту, моему родственнику, по моей якобы к Зоричу неприязни.
- Понимаю… Так оно действительно лучше будет.
- Все кончено. Только ты хорошенько внуши этому Малееву, чтоб он в своем следствии не смотрел ни на лица, ни на чины, ни на титулы.
- Понимаю… А ежели, паче чаяния, до самого Зорича что касаться будет?
- Не щади и Зорича, если окажется в подозрении.
- Слушаю.
- Да отряди с ним приличную команду, чтобы оцепить замок… Ты карлов Зоричевых видывал?
- Как же: кто их не знает!
- Они меняли ассигнации, через них действовала экспедиция, а еще показывают на камердинера Зановичева. Знаешь его?
- Знаю и его, - отвечал Энгельгардт, - черненький из итальянцев, с ним из-за границы приехал.
- Да вот еще что: сегодня ночью младший Занович и какой-то там учитель…
- Салморан?
- Да, он… И его знаешь?
- Знаю, ловко в банке играет, правая рука Зорича в сей игре.
- Так видишь ли, государь мой, этот Санморталь, что ли…
- Салморан…
- Ну ладно… Салморан и младший Занович ночью ускакали по московской дороге…
- Ах, плуты!
- То-то, я догадываюсь, не пронюхали ли они.
- Возможно, очень возможно… Не заподозрили ли они чего в вашем внезапном из Шклова отъезде?
- Признаюсь, и меня это беспокоит… Может, они всё следы увезли с собой.
- Так их, ваша светлость, можно еще настигнуть в дороге.
- И я так думаю… Так вот что, государь мой: пошли тотчас же курьера в Москву к главнокомандующему и проси задержать их.