За трапезой все молчали; Шахт всхлипывал и икал, - видимо, от волнения, - и ел быстро, словно боялся, что еду у него отнимут и снова закроют в комнате за дубовой дверью и наденут наручники.
Нина Ивановна на него не смотрела, а Саше хотелось чем–то облегчить его положение, но она даже слов не находила ему в утешение.
Качалин прислушивался к звукам со стороны грузинского домика, но там было тихо. Между тем Антон сильно запаздывал; видно, нелегко было ему собирать своих "ястребов".
- Вы меня боитесь! - всхлипывал Шахт. - Я что, не в таком же положении, как и вы? Мне нужен телефон, мой шеф болен, он ждет звонка, волнуется. Дай мне телефон! Ты слышишь, Сергей, телефон. Мне нужен телефон!..
- Успокойся, - сказал Сергей, - и постарайся меня понять. Миллиардом Сапфира заинтересовалась прокуратура; они напали на след и гонят зверя. А зверь - это все те, кто, словно мухи возле сладкого пирога, крутятся у миллиарда. И ты в этом клубке мух самая большая и, может быть, самая главная муха. Тебя бригада следователей возьмет первым, а те, кому нужно прикрыть следствие или напустить вокруг него туману, натравят на тебя киллера. И нас, как свидетелей, прошьют пулями вместе с тобой. Ты этого хочешь?.. Скажи, этого?..
- А ты меня не тыкай, бухгалтеришка несчастный! Я тебе деньги плачу за твое бесполезное копание в бумагах. Ты обещал подобрать все сделки по теплоходам. Где они, эти сделки? Где?.. А я тебе плачу по пять тысяч долларов в месяц. И этой вот… Он кивнул на Нину Ивановну. - Где ваша работа? Отчитайтесь!
Сергей с минуту молча ел и глоток за глотком отпивал шипучей содовой воды. И был спокоен и на Шахта не смотрел, а потом заговорил твердым стальным басом:
- Ну, ты, пакостник грязный! Не забывай, что натворили вы с Сапфиром. Украденного вами миллиарда хватило бы на все выплаты шахтерам и военным, и учителям. По вашей милости они по пять–шесть месяцев не получают зарплату. Их семьи бедствуют. Дети на уроках падают в голодный обморок. Или это не по вашей вине происходит такой мор в России? Или ты хочешь, чтобы и я, и она вот, Нина Ивановна, и Николай Васильевич, бывший советский министр, все это вам простили и встали перед вами на колени? Не будет этого, не ждите. Я пришел к вам в контору не для того, чтобы спрятать в воду концы ваших преступлений, а наоборот, чтобы разоблачить и при удобном случае пустить вас на распыл. И Нина Ивановна приехала из Москвы с той же целью. И все дела по теплоходам, - самые гнусные ваши сделки! - мы тщательно извлекли из груды бумаг и спрятали подальше. Мы только ждем момента, чтобы выкатить на свет божий все эти ваши преступления и вернуть народу украденный вами миллиард. Понял теперь своей безмозглой башкой, зачем мы пришли к вам на работу и что мы делаем? Вы, верно, думали со своей обезьянкой Сапфиром, что все на свете продается, но при этом забыли, что в каждом подлинно русском человеке сидит патриот своей Родины, и в подходящий час он встает на ноги и показывает свою силу. Сейчас уже миллионы русских людей встают с колен и готовы показать вам силу. Пока они сидят на рельсах и в Москве на Горбатом мосту, но если вы не вернете им их миллиарды и не отправитесь на лесоповал, они примут такие меры, от которых вам станет жарко и которые ваше племя, если оно останется в живых, будет помнить тысячи лет. Так вот: пойми все это и заткнись. И слушай мои команды. А не то снова запру тебя в глухую комнату, воткну кляп в рот и закую в наручники.
У Шахта выпала вилка из рук, и он ошалелыми глазами, из которых сочились слезы, смотрел на Качалина, и весь его сгорбленный жалкий вид просил о пощаде. Он, кажется, понял, что пощады не будет, и телефона ему не дадут, - осипшим голосом взмолился:
- Сергей Владимирович, я не враг, не враг - говорите, что надо делать, я все покажу и все расскажу, и все деньги, которые у меня есть, я вам отдам. И я скажу, как обмануть охрану. Не считайте меня врагом. Я тоже возмущен. И знаю, как вернуть народу миллиард. Только не убивайте! Только сохраните мне жизнь.
- Вот чудак! Марать о тебя руки - кому ты нужен! Ты будешь работать вместе с нами, а мы потом посмотрим, куда тебя сдать. И если тебя будут судить, то мы представим в суд смягчающие твою вину обстоятельства. А теперь - давай ключи от тайного хода.
Заполучив ключи, Сергей кивнул Саше, и они пошли - вначале в его комнату; тут Качалин дал Александре тысячу долларов - на всякий случай и теплый плащ - тоже на случай непредвиденных осложнений. И сказал:
- Если хочешь быть парнем, будь им, ты и в этом виде прекрасна, как луч зари; жаль, что я стар, а ты еще ребенок, а то бы влюбился в тебя без памяти.
- Я не ребенок!
Саша готова была броситься ему на шею. Хорошо, что нашлись силы, и она сдержалась. И лишь в большом волнении опустила голову.
Качалин продолжал:
- Узнай, чем они там занимаются, и позвони. А потом по телефону же мы договоримся, что нам делать. В случае осложнений мы с Шахтом позвоним начальнику охраны, и он придет тебе на помощь. И еще запомни: если все в порядке, поднимай правую руку, если плохо - левую. Идет? А я буду наблюдать из окна или с командного пункта.
- Да, идет. Я все запомнила.
Потом Качалин рассказал, как ей следует поворачивать камень, чтобы он освободил проход.
- Вращай его по часовой стрелке, от сравнительно небольших усилий камень повернется, и ты сможешь выйти на поверхность. Затем повернешь камень в обратном порядке и закроешь тоннель. Камень скрыт на дне небольшого оврага, и его никто не видит.
- Все поняла. Ну, я готова!
Саша без труда миновала тоннель, проложенный под речкой, и выбралась на поверхность. В конце оврага она вышла на тропинку, увидела на холме небольшую деревню с беленькой церковью посредине и, повернувшись к ней спиной, направилась к домику. Там и теперь стояли две машины, несколько дюжих парней таскали ящики и грузили в закрытые кузова. Саша подошла к ним:
- Здорово, хлопцы!
Из домика вышел дядя кавказского вида, оглядел Сашу, спросил:
- Тебе чего, парень?
- А ничего. Я приехал к своей подружке - Саше Сапфир. Она сказала, что вон тот большой дом это ее дом, и она здесь живет.
- Да-а… А тебя как зовут?
- Александром.
- Ага… Да–да. Это хорошо. А ты давно ее видел?
- Позавчера. Она сказала, что несколько недель будет тут отдыхать. И вот… Я приехал. Только не знаю, как перебраться на тот берег.
К ним подошли два других кавказца, моложе, и как–то глупо таращили глаза. Одежда на них была грязная, мятая и волосы жесткие, как из проволоки. Видно, что баню они тут не знали, да и лицо, наверное, мыли редко. Чистенький, румяный мальчик с блестящими серебряно–серыми глазами был для них в диковинку, и они не могли от него оторвать взгляда. Один выдвинулся вперед, словно хотел до него дотронуться, спросил:
- Ты богатенький, да? Отец много денег имеет? А?..
- Я русская, - сказала она с гордостью, - а русские сейчас все бедные. Но у меня есть немного долларов, и, если нужно, я могу вам дать.
Она сказала "русская" и смутилась своей оплошности, слышала, как стучит кровь в висках, и уж хотела поднять левую руку, но грузины эту ее оплошность не заметили.
- Сколько у тебя долларов? - спросил старший.
Саша пожала плечами.
- Ну, ладно. Можешь не говорить. Мы тут не бедные и доллары твои нам не нужны.
Протянул ей руку:
- Меня зовут Давид. Можешь считать, что я твой друг и мой дом - это твой дом. И здесь, и там, в Грузии, в Тбилиси дом, и в горах тоже есть дом, большой, красивый. Да? И много машин. И ты, если захочешь, будешь иметь тоже машину. Да? Захочешь или нет?..
Саша, растерявшись, кивнула головой. Она не могла понять, зачем этот старый небритый грузин в мятых широких штанах говорит ей о своем богатстве, приглашает ее домой. Ну, будь она девушкой, тогда, может, поняла бы его интерес, но она сказалась парнем, и он будто бы в это поверил, зачем же ему так вдруг, сразу, распахивать свою душу и лезть в друзья?..
Давид что–то сказал на своем языке ребятам - те метнулись в дом, а он взял Сашу за руку, подвел к машине. Саша отстранилась. Давиду это не понравилось. Недобро блеснув глазами, проговорил:
- Я что, кусаюсь? Да?.. Почему боишься? Скажи!..
Саша не ответила, а подошла к рабочему, тащившему ящик, взяла бутылку.
- Можно попить?
- Можно, дорогой. Пей, пей, пожалуйста. У нас много такой воды. Очень много.
Пробка и этикетка имели вполне фабричный вид; молодой грузин вынес из дома стаканчик, а старый, взяв у нее из рук бутылку, ловко откупорил ее и налил в стакан холодную шипучую воду.
Наверное, все грузины, а их было человек восемь, выползли из дома и тесным кружком стояли у раскрытой двери. Они разглядывали русского парня молча, и так, будто он упал с неба. По их вытянутым лицам и широко раскрытым глазам нетрудно было догадаться, что все они были в сильном затруднении и не знали, как себя вести.
Саша же, оглядев ящики, весело и беспечно спросила:
- А у вас есть и водка, и вино?
- Нет, - сказал дядя, - по всему видно, он был старшим, - у нас вода. Наша, особая, "Боржоми". Ты что, не видишь? Мы его тут добываем, разливаем и в городе продаем. Заходи в дом. Гостем будешь.
Провели Сашу в дом, усадили на лавке за большим овальным столом. В открытую дверь Саша видела, как грузчики откуда–то снизу таскают ящики с бутылками и подают в кузов. И еще она слышала глухое урчание машин, доносившееся из–под земли. Догадалась: там у них цех разлива. Но откуда же воду берут? И что это за вода? Неужели из колодца?..