Ян Собеский прошёл на середину кабинета. Это был высокий, тучный мужчина с одутловатым лицом, чёрными глазами и тоже чёрными, но уже густо усеянными сединой усами и чубом. Кивком головы он ответил на поклон и спросил:
- Так это правда, панове, что вы прибыли из Стамбула?
- Да, ясновельможный пан круль, то - святая правда, - ответил Спыхальский, поскольку король смотрел на него. - Но только наполовину…
- Как это понять?
- Мне тоже приходилось бывать в Стамбуле, чтоб он пропал, и я до сих пор хорошо его помню, потому как частенько угощали там плетьми, когда был рабом на галере, но это было давно… А сейчас, ваша ясновельможность, из Стамбула прибыл мой лучший друг, э-э-э… шляхтич Анджей Комарницкий…
Арсен молча поклонился и, опасаясь, как бы пан Мартын не сболтнул лишнего при секретаре, сказал:
- Прошло немногим больше месяца, ваша ясновельможность, с тех пор, как я выехал из Стамбула. Я привёз очень важные вести, которые хотел бы передать вам одному.
Собеский пристально посмотрел на него и кивнул секретарю:
- Пан Таленти, выйди!
Секретарь вышел. Король перевёл взгляд с Арсена на Спыхальского.
- Пан Комарницкий решил поведать нечто мне одному… А пан…
- Пан Мартын Спыхальский - мой друг, от него у меня тайн нет, - ответил Арсен и добавил: - К тому же он служит у пана Яблоновского и расскажет вам много интересного о связях пана с сенатором Морштыном и его друзьями…
- О-о! - невольно вырвалось у короля. Он улыбнулся и указал на обитые голубым бархатом кресла. - Прошу, панове, садитесь! Говорите, пожалуйста!
Начал Арсен. Ему пришлось коротко рассказать о себе, о Юрии Хмельницком, о болгарских друзьях. Более подробно описал встречи с Кара-Мустафой и его окружением. Во всех деталях, какие только знал, сообщил о подготовке Порты к войне с Австрией, о целях, которые поставил султан перед войском.
Ян Собеский слушал внимательно, не перебивая и не спуская больших чёрных глаз с лица Арсена. Наконец, когда Арсен закончил, король сказал:
- Все это, пан Комарницкий, очень интересно и очень важно… Если, конечно, все это правда, то есть… отвечает положению вещей.
- Было бы ошибкой, ваша ясновельможность, не поверить моим словам, - с достоинством ответил Арсен. - Но я предполагал это и взял с собой пана Спыхальского. Сейчас он сообщит вам о том, в чем вы не сможете сомневаться, потому что касается это лично вас и вашего окружения, а вы, сопоставив все, поверите нам.
- Не обижайтесь, пан, я вынужден все проверять, прежде чем принимать решения. - Король дружески похлопал Арсена по колену и повернулся к Спыхальскому. - Что интересного может сообщить мне пан шляхтич?
- Мой светлейший пан круль! - торжественно начал пан Мартын. - Я, сам того не ведая, оказался невольным участником заговора против вашей ясновельможности и, как подсказал мне мой друг Комарницкий, против Речи Посполитой!..
- Внимательно слушаю, пан… Говори - и этим ты облегчишь свою душу, - поощрил его король.
Пан Мартын закашлялся.
- Коронный гетман Воеводства Русского пан Станислав Яблоновскнй, у которого я имею несчастье служить, с некоторых пор стал другом сенатора Морштына. Пан воевода несколько раз за последний год посылал меня в Варшаву с тайными письмами к пану сенатору, а тот в свою очередь посылал своих гонцов к пану воеводе. Но я, как честный человек, ни разу не поинтересовался содержанием этих писем, хотя и был предупреждён, что письма очень важные и тайные и что они могут стоить пану гетману воеводства, а мне - головы. Я не догадывался, холера меня забери, о содержании этих писем до тех пор, пока не услышал от людей сенатора, что французская партия готовится избрать пана Яблоновского королём Речи Посполитой… О я несчастный! Какие душевные муки претерпел я с того времени, нося в сердце эту страшную тайну!
Потрясённый король тихо произнёс:
- Ты искупил свой грех чистосердечным признанием, сын мой. - Он положил пухлую, тяжёлую руку на плечо Спыхальского. - Может, у тебя есть ещё что?
- Я узнал - тоже случайно, - что главный казначей Морштын, которого ваше величество одаряли своими щедротами, благосклонным вниманием, доносит французскому посланнику де Бетюну обо всем, что происходит в Речи Посполитой, а также посылает тайные письма секретарю министерства Кольеру в Париж… Это уже прямая измена, пся крев! - выругался пан Мартын, но сразу спохватился и покраснел. - Прошу простить мои недостойные слова, ваша ясновельможность…
Собеский побледнел от волнения и гнева.
- О пан Езус! Что я слышу! - воскликнул он. - Я многое знаю, но чтобы пан Станислав посягнул на корону - поверить не могу!
- Я тоже не поверил бы, если б не слышал собственными ушами, разрази меня гром! - поддакнул королю Спыхальский.
- Ну, а пан Морштын! - не мог успокоиться Собеский. - Сколько я сделал ему добра! Возвёл в чин сенатора и великого подскарбия Речи Посполитой! А он… Изменник, быдло… а не шляхтич! - Король начал ругаться, как простой жолнер. - Если все это правда, он заслуживает самой лютой кары!
- Какие доказательства потребует ваша ясновельможность? - спросил Арсен, боясь, что Собеский ограничится лишь взрывом гнева, а потом остынет.
Король наклонился к своим собеседникам и решительно произнёс:
- Мне нужны такие доказательства, которые недвусмысленно подтвердили бы вину Морштына и Яблоновского! Мне нужно хотя бы одно письмо! И - немедленно! Ибо на днях открывается вальный сейм, и на нем определится, каким путём пойдёт Речь Посполита: поддержит Австрию в войне с турками или будет спокойно наблюдать, как султан разгромит её, чтобы со временем захватить и Польшу. Вы меня поняли, панове?
- Поняли, ваша ясновельможность!
- Жду вас в ближайшее время… До сейма. Никак не позже! Запомните!
- Не забудем. Постараемся, ваша ясновельможность!
- И ещё одно: моему секретарю пану Таленти можете довериться полностью… Желаю вам успеха! - закончил Собеский, вставая.
Арсен со Спыхальским тоже встали, поклонились, прощаясь.
6
Три следующие дня, прошедшие после встречи с королем, Арсен почти не спал. По очереди с паном Мартыном они следили за каждым шагом главного казначея, не спускали глаз с двери его кабинета, пытаясь среди множества людей - слуг, охранников, посетителей, гостей и родственников - определить, кто был связным между сенатором и французским посланником. Однако это ничего не дало. Подозрение могло пасть на каждого, кто заходил к Морштыну, но проследить за всеми не было никакой возможности.
- Так мы ничего не сделаем, холера ясная! - ругался нетерпеливый Спыхальский. - Скоро сейм, а мы топчемся на одном месте… Что подумает король?
Масла в огонь подлил секретарь короля. Поздно вечером, переодетый простолюдином, он встретил Арсена и пана Мартына возле костёла, где они крутились среди челяди Морштына, пристально наблюдая за каждым незнакомцем, который мог получить письмо от доверенного лица главного казначея. Пан Таленти, отозвав их в сторону, прошептал:
- Панове, король все ещё надеется на вашу ловкость… Будет что важное - немедленно приходите к дворцу сейма. Постучите трижды в боковую дверь левого крыла. Я буду ждать вас…
Он исчез так же внезапно, как и появился. Арсен напряженно думал. Что же предпринять? Неужели не смогут они ничего сделать для сейма?
- Почему молчишь, Арсен? - взволнованно спросил Спыхальский. - Черт побери, если мы явимся к королю с пустыми руками, он вправе будет назвать нас брехунами!
- Мне кажется, пан Мартын, что мы начали танцевать не от той печки, - задумчиво произнёс Арсен.
- Как это понять? Говори яснее!
- Видишь ли, я подумал - не лучше ли нам было наблюдать за домом де Бетюна? Если мы заметим: там кого-либо из людей сенатора, это будет означать, что мы напали на верный след.
Спыхальский захлопал глазами.
- Гм, а знаешь, может, ты и прав! Как это мы не додумались до этого раньше?
- Ещё не поздно. Пошли!
Ночь была безлунная, но не тёмная. Порошил мелкий снежок, засыпая их следы на безлюдных улицах. Откуда-то доносился лай собак.
Дом французского посланника, расположенный недалеко от Вислы, они знали и через полчаса, потные и запыхавшиеся, оказались перед воротами, которые вели в глубину парка.
Друзья осторожно двинулись вдоль забора, окружавшего посольство, и убедились, что, кроме главного подъезда со стороны Вислы, есть маленькая калиточка, которой пользовались не только летом, но и зимой: недалеко от берега темнела свежая прорубь, из неё, вероятно, брали воду для хозяйственных нужд, а аллея за высоким дощатым забором была расчищена от снега.
- Придётся следить за обоими входами, - решил Арсен. - Ты, Мартын, оставайся здесь, а я пойду на ту сторону… Но смотри, не засни!
- Заснёшь тут, у черта в гостях, на снежной перине!
- Больше негде, друг, - сказал Арсен, оглядевшись. - Берег голый - ни кустика… Так что зарывайся поглубже и в самом деле не усни, не то замёрзнешь.
Спыхальский отошёл шагов на пять от тропинки и плюхнулся в рыхлый сугроб. Арсен присыпал его снегом.
- Теперь тебя никакая собака не заметит. Ну, гляди в оба! Я пошёл.
Казак растворился в темноте.