- Ты, батько, ещё молодой, только за сорок перевалило. А Феодосия - красивая женщина. Да и покойный Семашко, помнится, завещал вам объединиться. Было бы правильно, если б вы с нею поженились…
Палий посерьёзнел. Приблизился вплотную к Арсену и тихо сказал:
- Я и сам так думаю, друг… Феодосия - женщина не только красивая, но и умная. И сердце моё склонно к ней. Но этого ведь мало!
- Чего же ещё нужно?
Палий шутливо толкнул Арсена в плечо.
- Пойми, я хочу, чтоб и меня полюбили! Только тогда я могу жениться. Присмотрись получше, а потом скажешь: любит она, по-твоему, меня или нет?
Палий вошёл в светлицу первым. Арсен заметил, что это не та комната, в которой когда-то жила старушка с детьми. Печи не было, зато стояла кафельная голландка, в которой весело пылали сосновые сучья. Посреди чисто вымытого, но уже потемневшего от времени пола лежал потёртый ковёр. На стене, за новым, недавно сбитым столом, висело оружие: мушкет, два пистолета, два татарских ятагана и богато инкрустированная сабля. Вдоль стен, прикреплённые к ним спинками, желтели свежевыструганные из сосновых досок лавки.
Здесь было шумно: четверо ребятишек - три девчушки и один мальчик - возились у стола, крича и смеясь. Тут же за шитьём сидели две женщины - Феодосия и старушка, которая когда-то осталась единственной жительницей Фастова. Теперь она со своими приёмышами жила у Феодосии, присматривая и за её дочурками.
- Кыш, цыплята! - с напускной строгостью прикрикнул на детей Палий. Но они ничуть не испугались - с визгом и смехом кинулись к нему и повисли на его сильных руках.
Поднялся ещё больший шум.
Звенигора улыбнулся, глядя на раскрасневшиеся детские лица, и про себя отметил, что Палий умеет привлекать к себе сердца не только взрослых, но и детворы. А дети, как известно, очень чутки к ласке и никогда не поладят с человеком чёрствым и равнодушным.
Феодосия посмотрела на старушку.
- Бабуся, прошу вас - заберите детей!
Старушка встала из-за стола, - теперь на ней были не лохмотья, как некогда, а вполне приличная одежда, - бросила своё шитьё в корзиночку, подхватила её сухой тёмной рукой и позвала ребят:
- Пошли тыкву кушать!
- Пошли! Пошли! - обрадовались те и шумной стайкой выскочили следом за ней в соседнюю комнату.
Палий проводил детишек ласковым взглядом, а потом, когда за ними закрылась дверь, обратился к Феодосии:
- Принимай гостя, Феодосия! Узнаешь?
Женщина вышла из-за стола. Остановилась перед Арсеном, всматриваясь в его лицо.
Была она стройна и, несмотря на свои тридцать пять лет и то, что имела троих детей, по-девичьи нежна. Пёстрая плахта и белая вышитая сорочка плотно облегали её складную фигуру. Чёрная блестящая коса закручена была сзади в тугой узел. Из-под чёрных бровей на Арсена смотрели прекрасные выразительные глаза, опушённые густыми ресницами.
У Арсена защемило сердце: эта женщина чем-то напомнила ему Златку, его далёкую, найденную, но не спасенную любимую.
Феодосия вдруг улыбнулась и протянула руку:
- Боже мой! Неужели Арсен?.. Как я рада… А где же Златка? Что с нею? - Пожатие её тёплой руки было неожиданно сильным. - Не нашёл?
- Нашёл… Но вызволить не успел… - с грустью ответил казак. - Ведь она в гареме самого Кара-Мустафы. Но я вызволю её! Возвращусь - и вызволю!
- Будем молиться за это… Прошу к столу.
Арсен попытался отказаться от угощения, ссылаясь на то, что у него мало времени и что он торопится домой, но Феодосия, видимо, обладала даром пленять людей - и ласковой улыбкой, и добрым словом, и той разумной женской твёрдостью характера, перед которой пасуют самые стойкие мужчины.
Она взяла казака за локоть, улыбнулась и, склонив набок голову, тихо сказала:
- Разве можно отказываться от хлеба-соли, когда их подносят от чистого сердца? - И повернулась к Палию. - Не так ли, полковник?
Как отметил про себя Арсен, смотрела она на Палия по-особенному, с затаённой нежностью и восхищением, которые прорывались сквозь присущую ей сдержанность.
- Конечно, голубушка… Арсен ещё молодой, и его следует проучить, чтобы знал, как пренебрегать гостеприимством друзей! - ответил Палий, доставая с полки обливные кувшин и три поставца. - Что там у тебя, хозяйка, в печи?
Феодосия поставила на стол миску горячих гречневых блинчиков, переложенных жареным луком, и три тарелки тыквенной каши.
- Чем богаты, тем и рады, - смущённо развела руками. - Надеемся на лучшее… А пока у нас с харчами туговато.
- Зато у тебя золотые руки, - похвалил Палий, наполняя поставцы квасом. - Ты и из ничего готовишь такое, что с тарелкой проглотить можно.
Феодосия зарумянилась от удовольствия, блеснув темно-карими глазами. Только слепой не заметил бы в этом взгляде настоящей любви и глубокой преданности. Арсен потихоньку толкнул Палия в бок: мол, что же ты, батько, смотри, как она тебя любит?
Палий поднял поставец, улыбнулся в усы.
- Ну, дорогие мои, выпьем кваску за все доброе: за твой, Арсен, приезд, за освобождение Златки, за наше здоровье!
- За счастье и здоровье хозяйки этого дома! - с чувством произнёс Арсен.
- Спасибо, - поклонилась женщина.
3
С горы, на которой вырастала фастовская крепость, спускались медленно. Коня Арсен вёл в поводу. Красный отсвет холодного зимнего заката за далёким темно-зеленым бором предвещал на завтра холодную погоду. Блестела подо льдом узкая, извилистая Унава.
- Твои, Арсен, выбрали себе чудесное место недалеко от речки. - Палий указал рукой в ту сторону, где на лугу растянулась цепочка хаток. - Я предлагал им на горе, но все дубовобалчане в один голос заявили: "Хотим внизу! Тут все напоминает Дубовую Балку: и речка, и луг, и высокая гора… Легче будет привыкать к новому месту". И я согласился - пускай… Было бы людям хорошо!
- А прежние хозяева не вернутся?
- Пусть возвращаются. Мы будем только рады. Земли всем хватит.
Внизу, на широкой ровной площадке неподалёку от домов, десятка два плотников трудились над какой-то необычной постройкой. Заметив удивлённо-вопросительный взгляд Арсена, Палий пояснил:
- Это будет церковь. Маленькая, простая, но своя… На горе сохранился костёл - можно было бы перестроить, но люди заявили, что и шагу не ступят через его порог. Вот и строим. Надо. И причащаться, и венчаться, и исповедоваться. Как построим - тогда и я с Феодосией обвенчаюсь…
- А она тебя, батько, любит, - сказал Арсен. - Неужто сам не видишь?
Палий обнял Арсена за плечи.
- Дорогой мой, как это не вижу? Конечно, вижу. И отвечаю ей любовью. Придёт время - поженимся. Приезжай поскорее домой, чтобы попасть на свадьбу!
- Долгий ещё у меня путь, батько. Сначала - в Варшаву, а потом - на Дунай, возможно, под самую Вену.
- Да, долгий и опасный.
- Я бы не поехал туда… Но там ведь Златка… ждёт меня, надеется, что спасу.