Панфил Данилыч, высокий, суровый, заросший волосом мужик, трудился в небольшом бревенчатом сарайчике. В земляной пол крепко вросли две коренастые печи - домницы, сложенные из дикого камня. В одной из них плавилась руда. Младший сын Панфила Рогозина, Потап, краснощекий, белобрысый парень, нажимая на ручки мехов из тюленьей кожи, нагонял в домницу воздух. Направо от дверей стояли горн, две наковальни. Тут же валялись тяжелые молоты и несколько больших и малых клещей.
- Подмени, отец, - тяжело дыша, позвал Потап; он мотнул головой, стряхивая пот, - невмоготу, глаза слепит.
Панфил Рогозин, наблюдавший плавку, молча перенял из рук сына мехи.
Старший, Егор, голубоглазый великан с добродушным лицом, загружал вторую печь рудой и березовым углем. А средний сын, Дмитрий, пошел в мать: был невысок ростом. Он готовил глиняную трубку для нагона в домницу воздуха.
Делать воздуходувную трубку надо умеючи. Она не только нагоняет в домницу воздух, но и служит мерилом готовности плавки: когда трубка прогорает до конца, мастера гасят огонь.
Дмитрий лепил глину на деревянный, гладко обструганный стержень. На первый пласт он наложил тонкие лучинки и накрыл вторым слоем глины.
- Не тонку ли слепил, Митрий? - беспокоился Панфил Данилыч.
- Четыре пальца, отец, в самый раз, - бойко отвечал Дмитрий, ловко приминая глину. - А в длину - локоть.
- Моих и трех пальцев хватит, откровенно говоря, - пошутил Егор.
В избе было чадно. Копоть висела на потолке и стенах. От печи шел тяжелый дух, затрудняя дыхание. Не помогали открытая дверь и дыра в крыше.
На улице заскрипел под ногами снег, послышался смех и веселые девичьи голоса.
- Папаня, - в дверях появилась Луша, любимица Панфила Данилыча, - гостью к тебе привели. Входи, Натальюшка!
Девушки осторожно, чтоб не замарать новые шубки, пробрались в сарай и встали у двери.
- Что, певуньи, замолчали, ась? - ласково спросил Рогозин, с любовью глядя на дочерей. - Наташа, - посмотрел он на гостью. - Вот ты какая! Молодец девка, матерого волка зарубила.
Сыновья любопытно уставились на красивую незнакомку. Широко открыв глаза, с восхищением глядел на девушку Потап.
Наталья шагнула к Панфилу Рогозину.
- Спасибо, Панфил Данилыч, - она поклонилась в пояс, - спасибо, добрый человек. За спасенье век за тебя бога молить буду.
Наталья подошла к братьям и каждому поклонилась. Мужики растерялись, а Потап густо покраснел, не зная, куда деваться от смущения.
Рогозину очень понравилась Наталья Лопатина.
- Девка-то, вишь, цены нет, дорога девка… Такую бы невестку мне, ась? - пошутил он, лукаво глянув на Потапа.
Рогозинские дочки захихикали, кокетливо прикрыв ладошкой рот.
- Очухался ямщик-то? - видя замешательство Наташи, перевел разговор на другое хозяин. - Волки жеребца загрызли, так он сам волком выл, совсем ополоумел. Идите домой, девоньки, - неожиданно строго закончил он. - Управимся вот, тогда потолкуем. Руду плавить - не блины печь.
Три дня прожили Лопатины у гостеприимных хозяев. Аграфена Петровна с перепугу не сразу решилась отправиться в путь. Да и погодка держала: шел снег, гуляла метелица.
Панфил Данилыч предложил впрячь в санки свою пегую лошаденку вместо растерзанного волками жеребца. Уступив слезным мольбам старухи Лопатиной, он отпустил своих сыновей проводить ее до скита.
- В обрат поедешь, Петряй, отдашь лошадь, - сказал Панфил Данилыч на прощание. - Сам-то помаленьку да полегоньку и на одной доберешься.
Провожаемые добрыми напутствиями, в погожий солнечный день Лопатины выехали в скит. Братья с пищалями за плечами легко скользили на лыжах за санями.
Когда на виду показалась деревянная колоколенка, Рогозины попрощались и повернули обратно.
* * *
- Мамынька, вставайте, полно вам спать, - тормошила Аграфену Петровну Наташа - Скит-то, вот он!
- Ну, слава те господи, приехали, - очнувшись, выглянула из пуховых платков Лопатина. - Петруха, скажи сторожу: к старцу нарядчику сестрица, мол, из города.
На стук в разных концах скита залаяли собаки. За воротами кто-то долго кряхтел и кашлял.
- Кого бог принес? - услышали, наконец, приезжие простуженный старческий голос.
- Отца Аристарха сестрица с дочкой, - ответил Малыгин, - с города Архангельского. Да скорей, старче, замерзли мы, еле живы.
- Поспешу. - Раздались торопливые шаги, под ногами старца заскрипел снег.
Вскоре ворота открылись. Высокий худой старик в теплой шубе и лисьей шапке выбежал к саням.
- Погоняй, милый, погоняй туда, к гостиной избе. - Старик побежал вперед, показывая дорогу.
Как только сани остановились, он принялся помогать гостям, закутанным в теплые одежды.
- Дочку вырастила, невеста, - говорил старик, целуя Наташу. - А ведь махонькая была, на коленях у меня сиживала Наташа с удивлением смотрела на резвого не по годам и будто совсем здорового старика.
Обогрев и накормив гостей, Аристарх собрался уходить.
- На молитву мне время, Груня, - сказал он сестре, - ты отдохни, переведи дух с дороги-то, притомилась небось, а завтра о деле потолкуем.
- Как не притомиться! Дороги-то у вас, спаси господи и помилуй. Однако я в обрат тороплюсь, нет у меня времени по скитам прохлаждаться Ты бы зашел, братец, опосля молитвы Наталья-то спать будет, вот мы и поговорим на свободе. А завтра дай бог погодку - в путь.
Старик в удивлении раскрыл рот.
- Завтра домой собираешься? Что так? Велики ли дела у тебя по вдовьей-то доле?
- А вот придешь, расскажу, - сердито ответила Аграфена Петровна и выразительно повела глазами на Наташу. - Хоть в полночь приходи - ждать буду.
Когда старец ушел, Аграфена Петровна вытащила из дорожной корзинки заветную бутылочку и небольшой серебряный стаканчик.
- Опять, мамынька, - с досадой сказала Наталья. - В святом месте бы потерпели. Который раз зарекаетесь, а все…
- Не твое дело мать учить! - прикрикнула на нее Аграфена Петровна. - Прытка больно. Ложись да спи.
Продолжая ворчать, старуха налила себе стаканчик, быстро опрокинула в рот и наполнила второй.
- Вот доведется тебе мужа похоронить, на старости одной век доживать, тогда и…
Наталья, не слушая ее, быстро разделась и, укрывшись с головой меховым одеялом, притихла.
Дожидаясь братца, Аграфена Петровна еще не раз "причастилась" из пузатой бутылки, и когда Аристарх появился в гостиной избе, Лопатина была навеселе. Увидав сестру, старец с укоризной покачал головой.
- Неладно, сестрица, до греха недалеко…
- Грехи наши, молитвы ваши - замолите, - бойко отозвалась Аграфена Петровна. - А ты будто и не пьешь, братец? Вспомни-ка, родитель покойный не раз тебя вожжами за зелье-то охаживал… На-ко, попробуй наливочки.
- То забыто, сестрица. Все суета сует и волнение духа. Уж сколько годов хмельного не беру, - сухо ответил брат, отстраняя налитый стаканчик. - Ежечасно господа бога нашего слезно молю грехи простить, много грешон в миру, сестрица.
- Молись, молись, братец, а мне зубы не заговаривай. Вор всегда слезлив, плут всегда многомолен. Одними молитвами, скажешь, дом и лавку в городе нажил… Бесстыдный плут… - Старуха, скосоротившись, погрозила кулаком. - Да ты не отрекайся, Марфутка твоя в лавке хозяйничает, сама видела. Все ей по смерти отписать посулился. Нашел ведь чем девку взять… Тьфу, связался с молодухой, а самому седьмой десяток исходит. Широко, брат, шагаешь, смотри штаны не порви…
Слушая сестрицу, Аристарх в замешательстве ерзал по лавке.
- Ну, ну, Груня, разошлась, - примирительно сказал он. - Язык-то у тебя напустит вестей - и царским указом не остановишь… Я так, к слову… по мне, хошь пей, хошь нет - все едино.
- Чует кошка, чье мясо съела. И я к слову, по мне, хоть десять домов имей… Пойдем, братец, в уголок, под иконы, да потолкуем.
Брат и сестра пересели. Посмотрев, спит ли дочка, Лопатина сказала, понизив голос:
- Нагнись поближе, братец, скорбен ты на уши, а дело тайное.
Отец нарядчик придвинулся, изогнул худое тело, наклонил голову.
- Купца Окладникова знаешь?
- Еремей Панфилыча, что ль? Как не знать! Первый купец, благодетель наш.
- Наталью мою сватает… в самом соку человек, и красив и статен, уж чего бы лучше.
- В чем препона?
- Не хочет девка, - шипела старуха. - Слово, дескать, другому дала - Ванюшке Химкову. Ему и штанов-то хороших купить не на что. Все по промыслам мается. Супротив меня Наталья пошла, хотела в Мезень бежать… срам-то. Добрые люди упредили, вовремя спохватилась.
Аристарх открыл рот, стараясь не пропустить слова.
- Тебя вспомнила, думаю, надежное дело в скиту девку спрятать. Еремей Панфилыч в согласии: "Вези, говорит, Наталью. А братцу передай, ежели он порадеет - отблагодарю…" Ты как? - Аграфена Петровна буравила хитрыми глазками брата.
- Что ж, отсюда девке уйти некуда. - Аристарх облегченно вздохнул. - Да и мать Таифа у нас редкого благочестия, строга с белицами, ой как строга, не сумлевайся, сестра, убережем.
- Спасибо, Аристархушка, - подобрев, сказала старуха. - Я бы сама осталась, да Еремей Панфилыч дом новый для молодой жены хочет ставить - на мне все заботы, оттого тороплюсь.
- Ну что ж, с богом тогда… - Аристарх зевнул и перекрестил рот. - А когда за невестой ждать?
- По летнему пути думаю на карбасе, братец. А ежели и год у вас Наталья посидит - ей на пользу. Рукомеслу какому научите, божественному пению, а главное, в страхе божием держите девку, гордыню ей смирите… Пока прими, братец. - Аграфена Петровна, развязав узелок платка, вынула пять золотых червонцев.