Небо излучает радость. Водная степь горит, как праздничная риза, усыпанная серебром. И не верится даже, что где-то грохочут пушки, трещат пулеметы, льется человеческая кровь.
Все ближе надвигается гавань. Нас встречают чайки, взмывают над лодкой и кричат. А с берега плещутся в душу зеленые волны весны.
Мне ничего больше не надо. Полина сидит рядом со мною, ласковая, как ветерок морской. Окно занавешено, в комнате полусумрак. И зачем нам нужен свет, когда горят так сердца? Ах, как задушевно звенит ее голос!
- Я все очи проглядела - все выходила на берег. Смотрю в море, не плывет ли твоя лодка. Начала уже думать, что ты погиб. И вдруг ты явился…
- Нет, Полина, на этот раз смерть только обдала нас своим смрадным дыханием и ушла…
Полина порывисто льнет ко мне, бросает в душу знойные слова:
- Ненаглядный ты мой подводник! Соленое ты мое сердечко! Скажи - любишь?
В сотый раз я отвечаю ей:
- Люблю!
Я чувствую, что во мне играет каждая кровинка, а сердце, как рубильники в лодке, вспыхивает искрами.
В лодке нашей поврежден корпус, согнуты перископы. Скоро ее поставят в док и начнут ремонтировать. Для нас наступает полоса отдыха.
На базе жизнь проходит по-прежнему. Если кто посмотрит на нас со стороны, то невольно подумает, что это все беспечные и веселые ребята, отчаянные головушки. На самом деле мы только стараемся быть такими, чтобы забыться от пережитых и ожидаемых ужасов. Но не всегда это нам удается. И сам я чувствую, и на других замечаю, что озорство, удаль - часто напускные. А в недрах души растут терновники горьких дум и черной тоски; накапливается гнев против того, что творится на земле. Среди команды все чаще раздаются раздраженные голоса:
- Когда же это мы перестанем колошматить друг друга?
Да, конца войны с самой высокой грот-мачты не видать…
- Эх, сговориться бы и громыхнуть по головам заправилов! Да так громыхнуть, чтобы вся земля загудела!..
- К этому все идет. Только это будет похлеще, чем в пятом году; с испугу сам дьявол качнет молитвы творить…
Мне иногда приходит в голову мысль, как это случилось так, что эти двести человек стали подводниками? Точно чья-то могучая, но незримая рука хватала каждого из нас за шиворот и со всех концов России тащила сюда - на этот транспорт, на эти подводные чудовища. Одного заставила следить за электромоторами, другого - из пушек стрелять, третьего - мины пускать. Разворочены почти все государства.
Говорю об этом Зобову. Он оглядывается и тихо отвечает мне:
- А это потому так случилось, что большинство человечества - идиоты! Будь то французы, русские, англичане, немцы - все равно…
- Как?
- Оно исполняет чужую волю очень ничтожного меньшинства, - злую волю.
Зобов делает подсчет тому, сколько людей одето в защитный цвет, сколько работает их для фронта в тылу, на фабриках и заводах, на полях и в рудниках. Не упускает из виду и нейтральные страны, поставляющие военный товар. Получается рать в двести миллионов, самая производительная, вооруженная лучшими техническими средствами. Зобов мысленно пускает эту рать в работу, соединяет моря новыми каналами, взрывает всю Сахарскую пустыню, орошает ее артезианскими колодцами. И нет больше этих мертвых желтых песков, есть на свете новая цветущая страна, вся в тропических растениях.
- Молодец ты сегодня, Зобов! Под твоими мыслями я подписываюсь обеими руками.
Во флоте переполох: сам царь осматривает корабли.
На фронтах дела наши плохи. Поэтому царь объезжает усталые войска, чтобы поднять среди них воинственный дух. Неожиданно и к нам завернул.
В порту суматоха.
Готовится к встрече важного гостя и наша "Мурена". Наспех прибираемся. Все наше начальство - налицо, в волнении.
В гавани то и дело гремит музыка духового оркестра, раздаются крики "ура". Все суда расцвечены флагами.
Вдруг прибегает к нам на лодку начальник подводного дивизиона капитан первого ранга Берг. Лицо у него красное, как мясо семги. Пучит глаза на командира и торопится вытолкнуть из горла застревающие слова:
- Через пятнадцать - двадцать минут будет здесь… да, будет… Я отрекомендовал, как самую боевую… отрекомендовал "Мурену"… Немедленно команде переодеться в чистое… Слышите? Немедленно!..
- Есть!
Быстро выполняем распоряжение Берга. Томительное ожидание. Наконец выстраиваемся на верхней палубе "Мурены". Появляется царь, осторожно шагает по сходням, а за ним - свита его. Принимает рапорт от нашего командира. Здоровается с нами, картавя, не выговаривая буквы "р".
Я вижу впервые того, кто считается главным капитаном громаднейшего корабля, именуемого Россией. С детства мне внушали мысль о важности царя. Поэтому я ждал встретить в нем нечто особенное. Заочно он представлялся мне или очень ласковым, как ранняя зелень весны, или суровым и грозным, как подземный гул вулкана, - смотря по обстоятельствам; с электрическими глазами, все знающими и все видящими, - не проведешь! А сейчас - ни то и ни другое. Самый обыкновенный человек в форме морского офицера.
Роста - среднего. На плечах погоны капитана первого ранга. Рыжеватая бородка конусом. Помятое жизнью лицо. Усталый взгляд полинявших глаз. И во всей фигуре чувствуется дряблость воли. Кажется, что в душе у него давно засохли цветы и никогда уже больше не расцветут.
- "Мурена", к осмотру! Команда, по местам!
В момент очистилась верхняя палуба. Мы рассыпались внутри лодки - каждый теперь стоит у своих приборов.
Медленно проходит царь, рассеянно скользит глазами по сложным бесчисленным механизмам, по окаменевшим лицам людей. За ним, как гуси за своим вожаком, тянется свита, - бородатая и бритая, толстомясая и поджарая, вся в золоте, в орденах, в аксельбантах. Впечатление потрясающее, но в то же время у меня возникает игривая мысль: если бы с этих солидных людей сорвать все обмундирование, оставить их голыми, - что останется от них! В глубине души дрожит смех, как морская поверхность от дуновения ветра, а на лицо точно кто-то чужой натягивает маску верноподданного. Здесь и наш адмирал Гололобый. Несмотря на тучность своего тела, он теперь порывист и проворен, как полевая мышь.
Царь обращается к нашему командиру:
- Вы давно плаваете на подводных лодках?
- Шесть лет, ваше императорское величество.
Еще несколько незначительных вопросов и - все.
Мы опять выстраиваемся на верхней палубе. А дальше - обычное: царю нужно обойти фронт, еще раз заглянуть в лица людей, может быть, спросить кой-кого, если что придет в голову. Так любит делать все высшее начальство. Я мельком наблюдаю за радиотелеграфистом Зобовым. Большой, он напряженно смотрит на царя сверху вниз, смотрит, как судья на преступника. Встречаются их взгляды. Это какая-то безмолвная схватка глазами. Кажется, что сейчас произойдет что-то страшное - я услышу жуткий диалог. Один спросит:
- Для чего ты устроил эту бойню?
А другой прикажет:
- Зарядите этим болваном пушку!
Зобов успеет крикнуть:
- Я - не один. Нас миллионы. Всю Россию не втиснешь ни в какую пушку.
Царь не выдержал и недовольно отвернулся.
- До свидания, братцы!
- Счастливо оставаться, ваше императорское величество!
Вслед царю кричим последнее "ура".
Смотр кончился.
У нас остался от него листок бумаги с надписью: "Посетил подводную лодку "Мурену". Николай II". Дальше идет дата. Этот листок бумаги решено вставить в золотую рамку и повесить в кают-компании "Мурены".
Я вынес такое впечатление, что царем можно восторгаться только заочно, не видя его.
Позднее спрашиваю Зобова:
- Ну, как?
- Пустое место. А природа, как известно по физике, не терпит пустоты. Отсюда, пока что - Гришка Распутин. Потом все переиначится…
- Когда?
Зобов надвинул брови на глаза.
- Сейчас вся Россия оделась в траур. Стонет, скулит, плачет. Но скоро ей надоест это. И должны же, наконец, когда-нибудь иссякнуть слезы? Тогда весь народ оскалит зубы. Глянет на всех виновников войны сухими глазами. Зарычит по-звериному. Понимаешь? Весь народ! Это будет страшное время. Кровавый тайфун из теперешней жизни сделает месиво…
- Ты думаешь?
- Я уверен.
Я молча жму руку Зобову.
Вечер. На базе, в жилой палубе, матросы ложатся спать. Разговор вертится вокруг смотра.
- Нет, наш-то Камбузный Тюлень, - вот учудил!
- А что?
- Проходит царь мимо камбуза. Нужно бы пожирать его глазами, чтобы ни одной косточки в целости не осталось, как полагается по уставу. А он, дурной, на генерала свои мигалки уставил…
Кок оправдывается:
- Я не знал, кто из них царь. Ну, и выбрал самого здорового генерала, внушительного, с лентою через плечо…
Зобов, раздеваясь, говорит:
- Раз его величество осчастливил нас своим посещением, то поможем ему в трудном деле…
Над ним смеются:
- Молчал бы уж, магнитная душа!
- Он поможет, как помогает балласт утопающему в море.
Из-под одеяла высовывает голову моторист Залейкин.
- Слава всевышнему творцу, что смотр кончился благополучно.
- А что могло быть?
Залейкин привстает и садится в постели.