- Однако следует учесть и то, что все другие партии объединяет с коммунистами ненависть к фашистам и Франко, - внес коррективы Берзин. - Хотя и согласен: необходимого сплочения сил еще нет. Особенно мутят воду анархисты. Для них компартия - не союзник, а главный соперник и даже - противник. А война против мятежников - лишь подходящий случай, чтобы захватить власть.
- У меня в отряде тоже есть анархист, - вставил Андрей.
Описал экзотическую внешность сеньора Лусьяно Гарсия дель Рохос. Но, не скрывая симпатии к мальчишке, рассказал и о его поведении во время рейдов в тылы франкистов.
- А кто он по роду занятий?
- Студент. Философского факультета.
- Что ж, вполне может статься, что твой красно-черный - стоящий парень, просто мысли набекрень. Многие рядовые анархисты воюют по-настоящему. Но все же будь осторожен и с этим сеньором. Франко использует здесь, в тылу, не только своих агентов из "пятой колонны", но и анархистов. Ты даже не представляешь, какая у фашистов разветвленная разведывательная сеть. Каждый раз мы убеждаемся: командованию мятежников становятся известными сугубо секретные оперативные планы и даже намерения командования республики. Будь бдителен и осторожен! - Он провел ладонью по серебристому ежику. - Сделано многое. Народ почувствовал свою силу. Но главные бои еще впереди. И сколько их еще впереди...
Встал, прошелся по кабинету. Задумался у карты, висевшей на стене. На ней была изображена не только Испания - вся Европа.
- Дуче и фюрер посылают сюда свои войска и своих генералов не только для того, чтобы поддержать собрата по фашизму. На одном из захваченных итальянских танков было написано: "Мадрид - Париж - Москва". Пока, надо думать, это самодеятельность самих легионеров. Но дух и цели фашизма они уловили точно. Для Гитлера и Муссолини Испания - большой полигон, а война против республики - репетиция... - Он снова замолчал, глядя на карту. Потом неожиданно спросил: - Соскучился по дому?
- Очень! - вырвалось у Андрея. Тут же он добавил: - Нет, вы не подумайте... И скучать некогда.
- А как с испанским? Выучил?
- Салуд! Альто! Аделанте! Фуэго! Бурро!..
- Успехи налицо... А что такое - "бурро"?
- Осел, - улыбнулся Андрей. - Это у меня один парень всегда так ругается. Рафаэль, крестьянин-батрак.
- Бурро, говоришь? - Ян Карлович тоже посмеялся. - А как переводчица?
- Молодцом! Надежный товарищ! - с неожиданной горячностью воскликнул Андрей.
- Вот как? - с интересом посмотрел на него Берзин.
- Вы не подумайте...
- А почему - не подумать? Дело молодое. И я сам знаю: молодец она и хороший товарищ. Но смотри береги ее!
Он снова взял в руку авиационные часы. Поднес к уху:
- Идут. Ишь ты... - Сверил со своими. - Точно идут.
Лицо его помрачнело. Берзин смотрел отсутствующим взглядом поверх головы Андрея. "Наверное, думает о тех ребятах. О наших летчиках..." Андрей решил, что время его исчерпано. Поднялся:
- Разрешите идти?
- Подожди. С тобой хотел познакомиться Илья Григорьевич. Да вот почему-то запаздывает.
Андрей удивился:
- Я же со Стариновым...
- Не Старинов, а его тезка, - перебил Берзин. - Илья Григорьевич Эренбург. Он здесь корреспондентом "Известий". Хочет побеседовать. Но если попросит взять на задание - запрещаю.
- Слушаюсь!
- Человек он бывалый, обстановку в Испании знает не хуже нас с тобой. Так что не привирай и не приукрашивай.
- Я никогда, товарищ комиссар!..
- Не обижайся. Предупреждаю на всякий случай, чтобы потом краснеть не пришлось. - Ян Карлович собрал листки. - И последнее. Кто в отряде вместо тебя может справиться с обязанностями командира?
- Мой заместитель - рабочий Феликс Обрагон. И на Рафаэля, старшину отряда, тоже могу положиться: коммунист, твердый как камень.
- Вот и добро: половину отряда оставишь под командой одного из них на Южном фронте, а с остальными выедешь в Мадрид. В Мадриде явишься в отель "Флорида". - Он назвал номер комнаты, пароль. - На Центральном фронте поступишь в распоряжение камарадо Ксанти. Задания будешь получать от него. Надеюсь, поладите.
В дверь постучали - и в кабинет вошел невысокий сутулый человек в мягкой куртке и берете, натянутом на густые вьющиеся волосы.
- Извините за опоздание: конечно же мы попали в очередную аварию. - В голосе его слышалась ирония.
- Да, без этого вы не можете, - отозвался Берзин, жестом приглашая гостя к столу.
- Эренбург. Корреспондент, - протянул тот руку Андрею. - А вы - Артуро, кажется, так? В рамках дозволенного, - он покосился на хозяина кабинета, - я уже кое-что знаю о вас.
- Располагайтесь, Илья Григорьевич, здесь, если вам удобно. Я же, извините, должен ехать. - Берзин собрал бумаги, запер ящики стола и сейф.
Когда он вышел, Эренбург достал из кармана трубку, сказал:
- Слава богу! Теперь можно и покурить: Старик не выносит запаха табака. - Продул мундштук, достал кожаный кисет, желтым пальцем начал набивать мундштук. - Я понимаю, что писать о вашей... работе, скажем так, не время. Но без диверсантов - не обижает вас это слово? - не бывает войны и не существует регулярной армии. Диверсии - такой же род боевой деятельности, как разведка, атака, контратака, я не ошибаюсь? - Он пыхнул дымом. - И все же мне кажется, что люди вашей военной профессии - богатыри из богатырей, отважные из отважных. Разведчик старается действовать без шума, а вы каждый раз вынуждены раскрывать себя, вызывать на себя огонь. Не так ли?
- Ну это чересчур, - не согласился Андрей. - Мы тоже стараемся не лезть на рожон, не подставлять свои головы.
- Со стороны видней, - пробурчал Эренбург. - Не будем спорить. Лучше расскажите: к а к это делается, а главное - к а к и е люди делают это вместе с вами.
Андрей рассказал о нескольких рейдах в тыл, постарался ярче описать и Рафаэля, и Обрагона, и пикадора Росарио, и слесаря Адольфо, и юного анархиста Лусьяно.
- Есть в отряде и журналист, Педро Варрон. Шустрый паренек.
Но Эренбурга заинтересовал Хулиан, докер из Малаги, не пожелавший оставить свой дом.
- В этом характере - вся Испания. И ее самоотверженность, и ее нежелание подчиняться дисциплине и доводам разума.
Он начал дотошно расспрашивать не столько о самих эпизодах, сколько о людях, о черточках их характеров, привычках, увлечениях. Он как бы заставил самого Андрея по-новому приглядеться к своим парням, определить то общее, что роднило их, и особенности, отличавшие каждого, на какие прежде он, казалось, и не обращал внимания. "Писатель..." - с уважением подумал Андрей, проникаясь расположением к колючему и ироничному корреспонденту "Известий".
Эренбург слушал внимательно. Покуривал, посасывал трубку. Временами прикрывал усталые глаза. Под конец попросил:
- Хотелось бы сходить с вами.. Вы не бойтесь, хоть я и постарше вас, ноги у меня крепкие и мотор не дает перебоев. - Он дотронулся до груди.
- Не могу. С радостью взял бы, но не могу.
- Он запретил? - понимающе улыбнулся Эренбург, кивнув на дверь. - Позвоню в Москву, буду жаловаться: все запрещает.
- Да нет, не он, - растерялся Андрей.
- Не заступайтесь, не заступайтесь. - Писатель пососал погасшую трубку, выбил пепел, снова достал кисет. - Обязательно буду жаловаться. Знаю его почти два десятка лет, все жалуюсь и жалуюсь - и никакого толку! Желаю вам успеха. Надеюсь, еще встретимся, товарищ Артуро. - Поднял правую руку, сжатую в кулак.
- Но пасаран! - ответил традиционным напутствием Андрей.
- Теперь есть и другой лозунг, - сказал Эренбург. - "Пасаремос! - Мы пройдем!" - И добавил: - Народам в их борьбе лозунги нужны не меньше, чем оружие.
10
В отряде Андрея ждало неприятное известие: Божидар арестован и посажен в тюрьму.
Он поехал в комендатуру. Оказалось, после их отъезда в Валенсию серб разыскал винный погребок, напился, а потом с пистолетами в обеих руках ворвался в здание мэрии, где расположились эвакуированные малагские власти, стал громовым голосом орать: "Вы, шкуры, республику продаете!" - и стрелять в потолок. Еле-еле удалось его скрутить. Хорошо еще, что обошлось без жертв. Если не считать того, что обидчивые и вспыльчивые андалузцы избили юнака, а теперь еще и требуют предать его трибуналу.
С великим трудом Андрею удалось убедить испанцев, что Божидара неправильно поняли, кроме того, он уже получил по заслугам - о чем свидетельствует его синее от кровоподтеков лицо.
Божидар, пока добивались его освобождения, помалкивал. Но стоило ему оказаться в расположении отряда, разразился таким шквалом проклятий на языках народов всех пяти континентов, что Хозефа сначала открыла рот и в ужасе стала захватывать воздух, как рыба на суше, потом на ее глаза навернулись слезы и, наконец, она захохотала.
Бойцы дружелюбно похлопывали Радмиловича, цокали языками, по достоинству оценивая и его цветистые тирады, и мастерство андалузцев. Едва удержался от улыбки и Андрей. Но, переборов себя, объявил сербу перед строем пять нарядов вне очереди. Продолжая рокотать, уже себе под нос, что "вся эта шайка сволочей, включая и рядом стоящих, - тра-та-та-та! - подлецы и предатели дела республики", Божидар все же поплелся на кухню пилить дрова. И командир воспринял эту покорность бесшабашного югослава как немалую свою победу.