Пряхин узенькой тропинкой вышел на лопухастый пригорок и отсюда увидел рассыпавшийся по зелёной поляне свой огневой взвод. Солдаты его ждали. Увидев его, мигом построились и стояли с лопатами, как с винтовками. Принимая доклад сержанта Касьянова, Пряхин вспомнил, что сегодня у них по расписанию рытьё окопов и укрытий для орудий, машин и приборов.
Представил, какую уйму земли должны они перелопатить за день и как изуродуют поляны, подступавшие зелеными коврами к селу. Подумал: "Боев ещё нет, а мы уж всё перепашем".
- Вольно. Разойдись!
Строй распался, солдаты сбивались в кучки, складывали на траве лопаты.
Пряхин окинул взглядом левады, огороженные вязью жидких иссохших ветвей, - на всех приусадебных полосках копали землю женщины, старушки, девчонки, почти дети. Офицер искал среди них хозяйку, поившую его по утрам парным молоком, но не находил. Все казались одинаковыми. Светлыми пятнами выделялись на них платки и косынки.
Пряхину вдруг пришла счастливая мысль помочь им вскопать огороды.
Пересчитал женщин, их оказалось пятнадцать, ровно столько же было и домов в этом ряду.
Приказал построить взвод. Посчитал солдат: шестьдесят два! Да, по четыре помощника на каждый огород.
Показал на женщин.
- Трудно им! А?
- Трудно, товарищ старший лейтенант. Помочь бы!
- Что ж, можно и помочь. А ну! По четыре человека разберитесь, - и на огороды!
Солдаты живо поняли замысел командира и в несколько минут разбились на четвёрки. А вскоре они уж вытянулись в стройную ниточку и потянули за собой ровные ряды вскопанной земли.
Пряхин шёл по краю огородов, весело окликал солдат:
- Не обижают вас хозяйки?
Отвечали женщины:
- Спасибо, командир! Поди и сам из крестьян. Дай–то Бог, сыны наши на твоей земле подсобят.
Пряхин присматривался к женщинам, особенно молодым, втайне надеялся увидеть ту самую, что собиралась отправиться за языком. Он почему–то думал, что сразу её узнает, по крайней мере, по голосу, но прошёл до конца огородов и не встретил никого, кто мог бы быть похож на ночную таинственную незнакомку.
Случайно подслушанный разговор ночью за стеной сарая никак не забывался. Пришло фантастическое желание заменить недостающего шофёра и сходить в тыл немцев, изловить там языка. "Вот встречу её, - думал он, - и скажу на немецком: "Вам нужна помощь, - я к вашим услугам". То–то удивится… Она ведь наверняка знает немецкий язык, - может быть, даже немка".
Ближе к обеду пошёл к себе в дом. Хозяйка радостно хлопотала у стола, Поблагодарила за солдат, собрала обильное угощение. А он и тут не унимался.
- В вашей деревне так–таки никто и не говорит по–немецки?
- Да нет, с чего это вы взяли! Не знаю я таких. Вот если вы бросите нас, а в Яблоновку придут немцы, тогда может и научимся.
Невесёлая это была шутка, и Пряхин подумал: может, и сдадут деревню. Силу–то вон какую под Курск немец нагоняет. Говорят, большому сражению тут быть. По слухам, и на нашем участке танки собираются. Язык–то вот и понадобился.
В восьмом часу утра Пряхин отправился на огневую позицию, но на полдороге солдат доложил, что его вызывает комбат.
У дома командира батареи стояли три легковых машины - один "виллис" и две "эмки", тупорылые и чёрные, как майские жуки. Пряхин знал, что в таких машинах в прифронтовой полосе ездят большие начальники и хотел было спросить у толпившихся здесь незнакомых офицеров, кто это к ним пожаловал, но офицеры были важные, очевидно, штабные, - иные в майорских погонах… Пряхин, козырнув им, прошёл в дом.
В горнице за столом, накрытым белой скатертью, сидели четверо: комбат, майор - командир полка, полковник и генерал с двумя звёздочками на погонах. Туг же вспомнился тот генерал, сорвавший с него погоны. И этот… смотрит из под густых бровей, и как–то нехорошо, зверем.
"Опять что–нибудь!.." - подумал Пряхин.
Но тут взгляд Пряхина невольно остановился на девушке–сержанте, стоявшей у края оконной гардины. Глаза её блестели и будто бы даже слезились, - то ли от неудержимого желания смеяться, то ли от волнения. "Боже мой, - Настя! Медицинская сестричка из полка ночных бомбардировщиков".
"Вы здесь?" - чуть не прокричал Пряхин, но одумался, повернул голову к командиру, машинально расправил у ремня гимнастёрку.
- А скажи–ка мне, старший лейтенант, - заговорил генерал, не сводя с офицера взгляда, - ты когда–нибудь видел на орудии девушку- наводчика?
- Нет, товарищ генерал, не видел.
- Так он же лётчик! - воскликнула Настя.
- Ну–ну! - прикрикнул на неё генерал. - Учить нас вздумала. Сам вижу, - из авиации к нам пришёл. Вон у него наград сколько! У нас в артиллерии тоже Герои есть, но такого молодца редко встретишь.
Повернулся к Пряхину:
- Звезду–то за что получил?
Пряхин смутился, проговорил несвязно; "Немецкого аса… посадил".
- М–да–а… Герой, значит. Пушкари гордиться будут своим командиром. А этот сержант строптивый…
Генерал подтянул к себе за руку Настю.
- …дочка моя. Тоже в авиации служила, медсестрой была, а теперь… - на пушку захотела, в боевой расчет. Найдётся ей в твоем взводе место?
- Найдём, товарищ генерал!
- И ладно. А теперь…
Он оглядел стол:
- Командир батареи угощает нас. Садитесь все и по–семейному отобедаем.
За столом генерал, обращаясь к дочери, продолжал:
- Вот и комбат не встречал наводчиков в юбке, а тебе вынь да положь. Служила бы уж медсестрой.
- Не дадите пушку, пойду в разведку.
А это уж… в приказном порядке; запрещаю! Слышишь?
Он отпил глоток водки, крякнул в ладонь и поднялся. Притянул к себе дочь, тихо проговорил:
- Будешь наводчиком, будешь. Только матери не пиши. Не надо её пугать. У неё и так за нас душа изболелась.
Все поднялись вместе с генералом. А он, направляясь к двери, тронул руку Пряхина и тихо, на ухо, сказал:
- Ты уж… как нибудь… побереги…
Пожал ему крепко руку и, увлекая за собой офицеров, вышел. В избе остались потрясённый и обескураженный новостью Пряхин и Настя.
Владимир, не поднимая головы, сказал:
- Вы же медик. Зачем вам… пушка?
Смущённая, стояла у скамейки и девушка. Позу не изменила: стояла, чуть отставив ногу в хромовом, ярко начищенном сапожке, левая рука - на пряжке ремня. В углах губ блуждала торжествующая улыбка.
- Отец меня допрашивал, а теперь и вы. Может, хватит?
- А… генерал, он какую должность занимает?
Настя смотрела на Владимира смело, не скрывая радости.
- Нашла я вас.
- Меня? Но как?
- А так - просто. Я ведь из полка вслед за вами уехала, - отец мне вызов прислал. И в штаб определил, у себя под боком. Я названивать стала: где Пряхин, куда перевёлся? И вот - разыскала. И взбунтовалась: хочу наводчиком, на батарею.
Пряхин мялся в смущении.
- Я думал о тебе, всё время думал.
- Правда?
- Что - правда?
- Что думал.
- Конечно. Всё время. Письма в полк писал.
Теперь оба они краснели и смущались, и не знали, о чём говорить.
- А наводчиком, не назначу. В медпункте будешь. С Анаховичем.
- Кто такой Анахович?
- Фельдшер наш. С ним будешь.
Рассмеялась Настя. И ласково этак подтолкнула его к двери.
Старший лейтенант увидел в конце улицы движение машин, - генеральская свита отъезжала. Командир батареи проводил замыкавший колонну "виллис" командира полка. Увидел подходившего Пряхина.
- Пойдём–ка обсудим наше новое положение.
Они отошли подальше от дома, где у телефона и рации дежурили девушки–солдаты. Комбат озадаченно, но, впрочем, несколько игривым тоном проговорил:
- Свалилась на нашу голову…
Оглядел офицера, предложил сесть на торчавший у дороги полусгнивший пень.
- Где она сейчас?
- Кто?
- Ну, да эта… Сержант–разведчик.
- А она разве разведчик?
- Ну да. Командир отделения из взвода армейской разведки. Она, видишь ли, немецкий хорошо знает. Так по–ихнему чешет, будто заправская фрау.
Пряхин снова вспомнил нечаянно подслушанный разговор у стены сарая. Нарочито равнодушно спросил:
- Где же выучилась?
- Отец её в Германии лет пятнадцать военным атташе служил, там она и родилась. Немецкий–то язык для неё роднее родного, выходит. Ну, а теперь генерал–то, ясное дело, чтоб в тыл врага не послали, - к нам её, на батарею. Она уж много раз с ребятами за языком ходила.
- А мы… Почему к нам?
- Условие отцу поставила: если не в разведку, так на батарею. Настоящую, фронтовую. И чтоб наводчиком к пушке, непременно наводчиком, чтоб самой, значит, по немцам лупить. Вот, шельма! Так что давай, обучай. Да смотри, баловства не позволяй. Девка она красивая и формы при ней. А наш брат формы ох как любит! По себе знаю.
Капитан встряхнул плечами и как–то зябко поёжился.
- Хороша чертовка! Если б не отец–генерал… М–да–а… Так вот… Чтоб пушкари не лезли к ней! И младшего лейтенанта Болинского, батарейного хлыща, гони к чертям собачьим. Я уж видел, как он при ней хвост распустил. Замечу что - вытурю. Так и скажи ему - с батареи вытурю, понял?
- Понял, товарищ капитан. Всё ясно.
- Ладно, иди во взвод, тренируй пушкарей. Тут на нашем участке немецкие танки собираются. По слухам сам генерал Гудериан дивизию поведет.
Старший лейтенант козырнул и пошёл на плац.
На плацу за огородами, вскопанными батарейцами Пряхина, полным ходом шли занятия огневой подготовкой. В окопе командира взвода в каске и с биноклем стоял сержант Касьянов. Это был боевой и любимый солдатами командир. Он отрабатывал со взводом стрельбу по танкам.