- Это, наверное, люди Хушана, - крикнул Шак куда-то в сторону. - И вправду жалкий у них вид, я один разметал бы эту шайку.
Всадники и вправду имели жалкий вид - кожа на их панцирях раскисла, из прорех торчали пучки войлока, поршни и шаровары были зелены от липкого конского навоза, на головах у них были странные уборы из бараньих черепов, и обрывков руна. Черенки их стрел были вымазаны сажей, никаких знаков Ашпокай не разглядел. Так вымарывали свои стрелы караванщики Салма и прочий разбойный люд.
Наконец всадники успокоились. Один из них, тот на чьем кафтане болталось множество медных колец, заговорил. Он произносил слова на малопонятном воровском наречии. "Горцы так не говорят" - подумалось Ашпокаю. Он с трудом разбирал слова - говорил человек с кольцами очень быстро:
- Кто вы такие? Вы пастухи? Почему не сняли шапки? У нас положено снимать шапки.
Салм отвечал ему на то же наречии, так же быстро и непонятно. Но главное Ашпокай уловил - Салм и его ватага желают наняться на службу к князю Хушану.
- Служба у Хушана хороша, - ответил человек с медными кольцами. - Немного делов - что ни день, жрешь да спишь.
Его приятели расхохотались, кто-то лихо закружился на коне, подняв пыльный вихрь.
- Ну и веселье, конечно, - продолжил вожак. - Вот только князю новые воины не нужны. И нас ему хватает. Поворачивайте лучше назад.
И снова люди в безобразных уборах загоготали. "Да это же сплошь воры и душегубы, - удивлялся Ашпокай. - Правду старик говорил! Вот что за витязи служат Хушану!".
Салм поднял голову и встретил взгляд вожака с кольцами. Нет, не встретил - рубанул своим взглядом по его заплывшим, пьяненьким глазам. Потом только Ашпокай понял, что во взгляд этот бактриец вложил последние свои силы. Но этого хватило - вожак отпрянул, конь под ним беспокойно переступил с ноги на ногу и в наступившем молчании все услышали голос Салма:
- Мы народ бывалый. К разным делам приспособленный. Отведи нас к своему князю - там и посмотрим с кем ему будет веселей.
Ответа не было. Вожак молча изучал заострившееся серое лицо Салма.
- Чего молчишь? - спросил Салм, и голос его прозвучал неприятно - как будто камень бросили в пустой медный котел.
- Поезжайте за нами, - произнес вожак медленно. - Только держитесь от нас на полет стрелы…
Стойбище было видно издалека - оно заняло собой просторное сизое ущелье. С двух концов ущелье запирал высокий вал с каменными зубьями и кедровыми кольями, торчащими из земли, как из драконьей пасти.
Возле самого вала Салм остановил коня и начертил в воздухе знак, отгоняющий зло.
- Аримаааан, - сдавленно простонал он, нахлобучивая башлык на глаза.
С кольев, на толстых веревках свисали кабаньи челюсти. На желтой кости еще остались черные знаки крови.
- Здесь все пропахло недобрым колдовством, - проворчал Шак. - Мы просто им дышим сейчас.
Ашпокай молча рассматривал ограду. Ему сделалось зябко, хоть солнце светило вовсю. Он знал, для Кого развешены здесь эти челюсти. В памяти один за другим всплыли имена, которые давали Ему люди: "Не-бог-не-человек-без-плеч-без-ног-Стужа-Поглотитель-Змей-Он".
- Князь у смерти что ли хочет откупиться? - проговорил Салм, едва слышно.
В стойбище было немного людей. Куда ни глянь всюду юрты пустовали, разоренные сорным ветром. Кое-где, правда, возились чумазые детишки, да расхаживали тоскливые бледные бабы. "Нет жизни мне между землей и небом, - охнула одна, замученная, иссохшая женщина, увидев ватажников. - Еще приехали кровопицы! Больше этого не могу терпеть". Тут же трое пьяных мужиков схватили ее за волосы и потащили прочь куда-то, гогоча и перебраниваясь.
Много грязи было здесь, много объедков и людских нечистот. Поначалу Ашпокай отворачивался от этой гнусности, но скоро свыкся и перестал ее замечать.
С другим не мог примириться юный степняк: коней здесь держали в тесных загонах. Их было слишком много, больше, чем могло вместить стойбище. Они волновались, ходили кругами, били копытами поскотину, сложенную из плоских камней и стволов лиственницы. Сквозь прорехи в ограде Ашпокай видел их грустные глаза, их розовые и черные губы, жующие тугую звонкую слюну. Это были добрые кони - тем удивительнее они казались здесь, среди грязи и разброда. Они хотели на волю, хотели кочевать. Им тесно было в ущелье, где воздух задохнулся от человеческого пота. Но глупые злые люди стреножили их, заперли в поскотине, где стояли они теперь в грязи по самые бабки.
Проезжая мимо одного такого загона, Ашпокай по велению незнакомой силы приблизился к ограде и произнес тихо: "Вас освободят". Ничего больше не мог сказать и сделать для лошадей, но и этих слов было достаточно. Они как будто поняли его слова, подняли уши и стали, с волнением разглядывая чужаков.
Посреди стойбища стоял большой шатер из дрянного бурого войлока. Ашпокай вспомнил роскошную юрту паралата и усмехнулся. Вожак всадников Хушана по-своему истолковал усмешку юноши:
- Нравится шатер? Большой шатер! Нигде во всем свете такого не сыщешь! Богат наш князь, видишь? - и он оттянул ворот, показав медную, уже тронутую зеленью, гривну.
- В кургане, что ль откопал? - спросил Соша с презрением.
- Зачем в кургане? - вожак грязно выругался. - Обижаешь! Сам князь подарил!
- Значит, князь ваш по курганам шарит, - буркнул Соша, но по счастью никто кроме Ашпокая его не расслышал.
Вожак говорил без умолку:
- Я родился в сухом и голом краю. Говорят, я родился вовсе без кожи, так слаба была моя мать. Никогда я не ел сытно и не пил всласть, покуда не стал служить князю Хушану. Меня здесь боятся. Большего не нужно мужчине.
Он долго хвастался, этот глупый вор и бродяга. "Шакал вроде него может пугать стариков и детей - думал Ашпокай - но я могу сломать ему хребет, если захочу. Я сломаю хребет любому из его оравы".
Вокруг шатра редким кольцом стояли землянки. Внутри кольца возвышались повозки, груженные разным добром. Блестела тускло медь, громоздились небывалые груды мехов - соболиных, писцовых, лисьих. Белое и черное руно валялось на земле, сырое и истлевшее.
Навстречу ватажникам выбежали босые мальчишки. К ногам их пристали зеленые лепестки конского навоза. Мальчишки взяли степных коней под узды и подвели к коновязям, весело воркуя на своем горском языке. Им нравились, похоже, степные кони, - они от колыбели были уже знатные конокрады. Детьми ходили они воровать в соседские табуны, - пастухи ловили их и били палками, не за то, что крали, но за то, что попались.
Ватажники вошли в круг. Здесь было жарко и душно. В воздухе висел тягучий конопляный дурман. Из углов тявкали дудки, кто-то рассеянно щипал струны. У молодого волка закружилась голова, он нащупал рукав Салма и стиснул его что было сил. Возле шатра он увидел двух воинов в лисьих шубах. Это и были князья. Сделав небрежный жест приветствия, Салм уверенно зашагал к ним.
Почти все здесь были пьяны или в конопляном угаре. Салм молча переступал через неподвижные тела, Ашпокай осторожно обходил их, стараясь не наступить на чью-нибудь руку или голову. Один человек вдруг проснулся и попытался схватить Ашпокая за ногу. Молодой волк брезгливо отпрянул, а проснувшийся продолжал шарить в пустоте, слепо тараща глаза и произнося проклятья.
Ашпокай увидел хунну, сидящих полукругом у одного из алтариков. Их плоские лица блестели перед огнем, словно покрытые сукровицей. Они не смотрели на ватажников. На одном из хунну Ашпокай увидел башлык с медными бубенцами - "Такой же был у раненого гонца…".
При первом взгляде на князей, Ашпокаю показалось, что это братья-близнецы. Подойдя на несколько шагов, Ашпокай заметил отличие - лицо того, что сидел справа, было печально, лицо же князя слева выражало сытую скуку. Приблизившись еще немного, Ашпокай понял, что перед ним юноша и старик.
По левое плечо от него сидел хунну в уборе из врановых перьев. "Харга!" - догадался Ашпокай. Сердце в его груди забилось сильнее. Пусть он не видел Модэ в лицо! Зато теперь перед ним был человек, приближенный к Врагу. Он представлял здесь Врага, и для Ашпокая он был сейчас все равно, что Модэ.
"Как хорошо что я его ранил" - подумалось молодому волку.
Ловчий оставил на Ашпокае долгий взгляд, весело подигнул Салму и фыркнул, глянув на Шака.
- Я Салм, из вольных степняков, - произнес бактриец. - А это мои люди. Мы хотим пойти тебе на службу, горный князь.
И Салм низко поклонился Хушану, как того требовал обычай. Хушан только поднял брови, в глазах его сверкнуло недоверие, но тут же возле старика появился хунну в уборе из перьев, придвинулся к самому уху князя, и почти касаясь его губами прошептал что-то. Лицо Хушана расчертила насмешливая улыбка, глаза его, немного тяжелые от хмеля оглядели Салма с ног до головы.
"Это скотина, - подумалось Ашпокаю. - И никакой он не старик".
- Здравствуй, вольний степняк, перекати поле, - произнес Хушан медленно, и недовольно. - Зря вы мне кланяйтесь. Сперва племяннику моему - Вэрагне - кланяйтесь, а уж потом мне. Он бивересп, под его правой рукой семь тысяч семей, под левой - еще три. Он правой рукой может собрать семь тысяч эти в горсть и бросить. Тогда зашатается земля….
Тогда только подал голос Вэрагна, и голос его не был похож на медленный и тяжелый разговор Хушана, напротив, он был легок и скор, и играл как весенний воздух, или рябь на воде:
- Это войско мой отец собрал, - произнес молодой князь. - Я такой чести ничем не заслужил.
- О, бивересп! - произнес Салм - во всех концах земли говорят о твоем уме, и твоей рассудительности. Ты и скромен, как я вижу. Теперь я вижу - ты и вправду можешь зваться мобедом!
Хушан скривился: