- Не знаю, кажется… Мы здесь жили.
Было пусто в старом, заброшенном саду. Только в листве весело перекликались птицы.
- Я устал, - сказал Томас. - Я очень устал.
Морис взял его под руку, и мы выбрались обратно на пустынную дорогу.
Раковский отвез нас в гостиницу и ушел наводить справки. Морис велел Томасу хорошенько отдохнуть и успокоиться и дал ему какую-то таблетку, чтобы он ненадолго уснул. Томас принял ее, но опять с некоторым колебанием и опаской.
Меня сморила жара, и я тоже решила немножко отдохнуть.
Проснулась я уже под вечер от голосов в соседней комнате. Морис и Раковский старались говорить потише, но, увлекаясь, то и дело повышали голос. Я начала причесываться, прислушиваясь.
- Здание тщательно охранялось, - говорил Раковский. - В саду днем и ночью дежурили часовые с овчарками.
- И в нем жили дети? - недоверчиво спросил Морис. - Странно… Насколько мне известно, гестаповцы не устраивали детских домов.
- Местные жители считают, что это было нечто вроде школы.
- Школы? Какой школы?
- Неясно. Она была тщательно засекречена. Детям лишь очень редко удавалось общаться с местными жителями, и они уклонялись от разговоров о школе. Не сохранилось никаких документов. В августе сорок четвертого года всех детей куда-то вывезли, а здание гитлеровцы взорвали, убегая в сентябре.
Я постучала в дверь, вышла к ним и спросила:
- Я не помешаю?
- Нет, конечно, что вы, - поспешно ответил Раковский.
А Морис воскликнул:
- Ты слышала? Георгий уверяет, будто в саду была какая-то школа, а вовсе не дом Томаса.
- Слышала. Странно…
- Что за школа в глухом месте, вдалеке от жилья? Ладно, попробуем его порасспросить, - сказал, тряхнув головой, Морис. - Проведу сейчас сеанс.
- Смогу я присутствовать? - спросил Раковский. - Для нас тоже очень важно…
- Конечно. Как только он уснет, я вас позову… Пойду посмотрю, как он себя чувствует, наш Томас, - поспешил Морис.
Не возвращался он довольно долго, а войдя в комнату, сказал:
- Спит как сурок. И улыбается во сне. Не стал его будить, а то опять разволнуется. Так даже лучше. Просто перевел его из обычного сна в гипнотический. Идемте.
Томас крепко спал у себя в комнате на широкой деревянной кровати. Над его головой в раскрытое окно тянулась ветка, вся увешанная мелкими румяными яблочками.
- Можете нормальным голосом задавать мне любые вопросы, курить, ходить - вообще чувствуйте себя совершенно свободно, - сказал Раковскому Морис, заметив, что тот вошел на цыпочках и боится подойти ближе к кровати. - Никогда не приходилось присутствовать при таких сеансах?
- Нет, - ответил Раковский, с любопытством рассматривая спящего Томаса.
- Присаживайтесь вот сюда, поближе. Да не бойтесь вы: его сейчас пушками не разбудишь. Он слышит только мои приказы. Покажу вам сегодня любопытные вещи и довольно редко применяемые, - не удержался похвастать Морис и тут же виновато посмотрел на меня. - Клодина, будь добра, займись, пожалуйста, магнитофоном. Надо записать все получше!
- Хорошо.
Он, конечно, мог гордиться своими знаниями и способностями. Морис творил настоящие чудеса, и так спокойно, ловко, уверенно, что я залюбовалась им, а Раковский притаил дыхание, замер, словно его и не было в комнате.
Морис снова внушил спящему Томасу, будто ему девять лет, и вернул его в давний сорок четвертый год.
Морис не терял времени зря и еще дома, ожидая, пока Томас выйдет из больницы после загадочного покушения, занимался болгарским языком. И он начал теперь задавать вопросы по-болгарски:
- Где ты живешь?
- Не зная.
- Твой дом здесь, в большом саду?
- Не.
- А где твой дом?
- Не зная.
- А что было в саду?
- Това е лошо място, - ответил Томас и быстро добавил, понизив голос: - Не бива да се ходи там.
Морис вопрошающе посмотрел на Раковского.
- Там плохое место. Не надо туда ходить, - торопливо перевел тот.
- Защо? - спросил Морис у Томаса.
Томас промолчал, словно не слыша вопроса.
- Тут была школа, в большом доме, в саду?
- Не разбирай, - помотал головой спящий.
Морис повторил вопрос по-немецки.
И Томас ответил:
- Да.
Морис опять попробовал перейти на болгарский:
- Как тебя зовут?
- Томас.
- А как зовут твоего отца?
- Не зная.
- Как зовут твою мать?
- Не зная.
- Къде живеят те?
- Не зная, - помолчав, Томас вдруг добавил не очень уверенно по-немецки: - Они умерли.
- От каквоса умрели?
Молчание.
Морис повторил вопрос.
- Не разбирай.
- Вспомни: как ты называл своего отца? - спросил Морис по-немецки.
Молчание.
Лицо спящего Томаса стало вдруг напряженным и побледнело.
- Мой отец - фюрер, - неожиданно громко произнес он и выкрикнул что есть мочи: - Хайль Гитлер!
Мы все трое переглянулись.
- Любопитно… Много любопитно. - Раковский от возбуждения тоже перешел на родной язык.
- Ты учишься в этой школе? - продолжал допытываться на немецком Морис.
- Да.
- Как называется твоя школа?
- Школа, - с некоторым недоумением ответил Томас.
- Как зовут директора школы?
- Герр Лозериц.
- Он строгий?
- Да.
- Ты хорошо учишься?
- Да.
- Какие предметы вам преподают?
- Нельзя говорить, - нерешительно ответил Томас. - Всякие…
- А какие предметы ты любишь?
- Географию. Как находить дорогу в лесу.
- Пожалуй, хватит, - пробормотал озабоченно Морис. - Очень он волнуется. Пусть отдохнет. Спи спокойно, крепко. Когда ты проснешься, будешь чувствовать себя здоровым, бодрым, хорошо отдохнувшим…
Сделав мне знак, чтобы я выключила магнитофон, Морис спросил у Раковского:
- Ну как?
- Потрясающе! - воскликнул тот и развел руками, - Никогда бы не поверил. Вы настоящий маг и волшебник!
Морис заулыбался, но я поспешила вернуть его на землю, спросив:
- Что же это за странная школа, о которой он не хочет вспоминать?
- Да, действительно весьма любопытно, - подхватил Раковский. - Мне кажется это важным. Нельзя ли его расспросить о ней подробнее? Так была засекречена, и не случайно, конечно, немцы ее взорвали.
- Попробуем, - сказал Морис. - Хотя почему-то рассказывает он о ней неохотно. Такое впечатление, будто ему внушали что-то забыть, никому не рассказывать и хранить в строгом секрете. Мои вопросы о школе его явно волнуют, беспокоят.
- Под гипнозом внушали? - переспросила я. - Ты думаешь, его гипнотизировали?
Морис пожал плечами, рассматривая лицо спящего Томаса, и задумчиво ответил:
- Возможно… Не случайно же он так боится таблеток и засыпал первый раз неохотно.
Что же это в самом деле была за необычная школа, где детей подвергали гипнозу? И зачем? Я не могла понять, а донимать Мориса расспросами при Раковском стеснялась.
Дав Томасу немного поспать спокойно, Морис снова внушил, будто ему девять лет, и опять начал задавать вопросы:
- Как е вашето име? Къде живеете?
Он спрашивал его по-болгарски о родителях, о странной школе, о друзьях.
Томас отвечал неохотно и все одно и то же:
- Не разбирай… Не зная, - и то и дело старался перейти с болгарского на немецкий язык. Он вертел беспокойно головой, дергался, по лицу его катился пот; Морис несколько раз вытирал его осторожно полотенцем. Расспросы о школе явно мучали бедного Томаса.
Тогда Морис переменил тему и стал спрашивать его по-немецки:
- А после занятий вы что делаете?
- Играем. Играем в саду.
- Как вы играете?
- Как хотим. В сыщиков. В боевые операции.
- Сад тебе нравится?
- Очень нравится, - с улыбкой, странно выглядевшей при крепко закрытых глазах, ответил Томас.
- А яблоки вам разрешают рвать? Ягоды есть?
- Нам всё разрешают. Делай что хочешь после занятий.
Вспоминать это Томасу было приятно. Даже голос у него изменился, стал радостным, веселым, и по губам то и дело пробегала улыбка.
- А гулять вас пускают?
- Иногда разрешают ходить с учителем на речку, рыбу ловить. Только редко.
- Ты любишь ловить рыбу?
- Да.
- А куда-нибудь еще пускают?
- Нет, - грустно ответил Томас и громко вздохнул.
- И вы никуда не ходите?
- Только с учителями. И все вместе. Редко.
- А домой вас отпускают, повидаться с родителями?
- Нет.
- А где ты родился?
- Далеко отсюда, - неожиданно ответил Томас, и губы у него задрожали, как у обиженного ребенка.
- Колко далече?
- Не зная.
- Где же ты родился? - Морис опять перешел на немецкий.
Томас молчал, весь напрягшись.
- Как тебя звали там, дома, твои родные? Не бойся, мне ты можешь сказать. Как тебя звали дома?
- Павел…
Мы так и замерли.
- Очень хорошо, Павел. Хорошее имя. А фамилия твоя как?
- Петров.
- Дома тебя звали Павел Петров?
- Да.
- А как звали твоего отца?
- Не знаю.
- А как звали твою маму?
- Не знаю, - упрямо повторил Томас - или теперь его нужно называть Павлом?
- Но где же они жили, где твой дом? Ты сказал: далеко отсюда. Где?
- Не знаю. - Опять он явно не хотел отвечать на эти вопросы.