Скорцени благоразумно промолчал. Он понимал, что личный пилот фюрера, командир правительственной авиаэскадрильи вряд ли способен обладать большей информацией, чем та, что получена им вместе с очередным приказом. Тем не менее попытался осторожно прощупать почву:
- Было бы куда интереснее знать, в какую часть света мне суждено направиться после всей этой шумихи с чествованием Муссолини. Вы не астролог, господин бригадефюрер? - То, что генерал был в гражданском, облегчало Скорцени общение с ним. Отсутствовало психологическое давление мундира.
- Мы - солдаты, гауптштурмфюрер. Независимо от чина, - добавил он. Да, независимо от чина. Приказы же, как правило, поступают в последние минуты.
- Глубокомысленное замечание, господин бригадефюрер, - неуклюже попытался Скорцени свести их диалог к шутке. Но если бы он мог позволить себе такое признание, он признался бы генералу, что покорен его умением мужественно подавлять в себе вполне понятное в этой ситуации чувство зависти к успехам нового героя нации.
23
Войдя в номер, отведенный ему в отеле японской военной миссии в Тайлари, генерал Семенов с удивлением обнаружил в нем юную японку, ту же, которая приносила им чай. При появлении генерала японка поднялась с низенькой тахты и ступила ему навстречу. Под прозрачным шелковым халатом угадывалось совершенно голое тело. Теперь оно казалось даже более миниатюрным и изысканным, чем во время первого появления этой гейши.
На столике у тахты стояли уже знакомые Семенову чашечки с саке и тарелочки с бутербродами. Кроме того, источаемый большой пиалой островатый приятный запах свидетельствовал, что ужин их будет состоять из чашечки риса с черт знает какой рыбной приправой. Атаман никогда не был в восторге от японской кухни, но однообразие ее просто-таки поражало. Возможно, потому и поражало, что все разновидности рисовых блюд воспринимались им как одно - "рис с черт знает какой приправой".
Девушка стояла по ту сторону столика. Озаряя комнату полуприкрытой, а потому еще более соблазнительной, наготой, она как бы испытывала генерала на инстинкт: желая знать, на что он набросится раньше - на нее или еду.
Пятидесятилетний атаман понял ее, улыбнулся и, подойдя к тахте, устало опустился на нее. Девушка поднесла ему чашечку саке.
- И-ты осень устал, да? - присела у его ног.
- Чертовски.
- И-целтовски, да? - обнажила два ряда обворожительно белых, ровных, по-детски мелких зубов. Искрящиеся глазки ее напоминали две созревшие сливы, а лукавство, порождавшее улыбку, восходило своими магическими истоками к первородному лукавству Евы.
- Кто тебя прислал сюда? Капитан-переводчик?
- И-нет.
- Исимура?
- И-нет.
- Сама пришла, что ли? - ехидно ухмыльнулся Семенов, отпивая из чашечки унизительно слабую, но божественно священную японскую водку.
- И-нет.
- Паршивка узкоглазая, в соболях-алмазах, - добродушно покачал головой генерал. Ему на минутку почуд илось, что это он вернулся к себе домой (Семенов давным-давно жил один) и дома его встречает эта девчушка. Он устало садится на тахту, японка присаживается у его ног и подносит чашечку саке. Что еще нужно от жизни человеку, которому перевалило за пятьдесят? Какие армии, какие войны, какие походы? Все, что мило ему в этом мире, - так это хрупкое, облаченное в полупрозрачный халатик создание с белозубой улыбкой и лукавыми глазенками-сливами.
"Но чтобы получить все это, нужно было сначала стать главнокомандующим вооруженными силами Дальнего Востока, - напомнил себе генерал. Лукавить позволительно гейше, но не тебе. Впрочем, похоже, что в последнее время япошки и на тебя смотрят как на… гейшу", - презрительно прищурился атаман.
- Как зовут, в соболях-алмазах?
- И-нет, соболях-алмазах.
- Зовут как, спрашиваю. Имя, имя, - проговорил он по-японски.
- Сото.
- Сото? Впервые слышу такое имя.
- И-впервые? И-да? - Сото пригубила саке, поставила чашку на столик, поднялась и обхватила руками голову Семенова.
Лицо старого вояки оказалось на уровне ее груди. Он уткнулся в одну из созревших лун, словно ребенок - в грудь матери.
Сото это не смутило. Она положила руку ему на шею, и Семенов ощутил, что девушка настойчиво пригибает ее, в то же время другой рукой приподнимая подол халатика. Опьяненный дурманящим запахом французских духов и ангельской плоти, генерал обхватил руками ее округлые бедра и, приближая к себе, почти оторвал Сото от пола. Но именно в минуту плотского экстаза главнокомандующего в дверь негромко постучали.
"Японцы?! Эта сцена подстроена? - насторожился Семенов, отстраняя девушку. - Скомпрометировать - и?.. Застать в номере, поднять шум, скомпрометировать и?.. В соболях-алмазах!"
Открывая дверь, Сото прикрылась ею и осторожно выглянула.
- Прошу прощения, господин командующий, - возник на пороге его водитель Фротов. - Разговор на полсамокрутки.
- Какой еще разговор, в соболях-алмазах?! - набычился Семенов.
Но Фротов уже вошел. Не ожидая разрешения генерала и не обращая внимания на Сото. Приблизившись к столику, взял чашку девушки, осушил ее и, по-гусарски крякнув, принялся за бутерброд.
- Я понимаю, что вам нужно играть роль пролетария-водителя, поручик, - вполголоса возмутился Семенов, провожая взглядом удаляющуюся в соседнюю комнату Сото. - Но вы слишком вошли в роль, в соболях-алмазах.
- Прошу прощения, господин командующий, - крякнул поручик. - Проголодамшись до собачьего воя. А в роль вошел - это точно. Водители-японцы за своего принимают.
- Конкретнее.
Фротов оглянулся на комнатку, в которой скрылась Сото. Оттуда не доносилось ни шороха, ни звука.
- Удалось выяснить, что за фраер этот переводчик.
Фротов взял кувшинчик с саке и вновь наполнил чашечку.
- С вашего позволения, господин командующий.
- Конкретнее, - уже почти прорычал Семенов, сдерживая страстное желание выставить наглеца-поручика, за дверь, предварительно разжаловав до рядового.
- Никакой он не капитан и не переводчик, - почти шепотом проговорил Фротов, наклоняясь к атаману.
- Об этом нетрудно было догадаться. Точнее.
- Генерал Судзуки. Пожаловал из Токио. Судя по всему, шеф Исимуры. Его водитель - родом из Сахалина Я слышал, как шофер Исимуры спрашивал его: "Скоро там твой генерал-земляк отбывает? Дни и ночи приходится дежурить в гараже".
- Значит, генерал тоже из Сахалина? - он поднялся и выпил вместе с поручиком. Стоя. Потом еще по одной.
- И наверняка возглавляет русский отдел контрразведки. Или разведки. Не ясно только, зачем весь этот цирк с перевоплощением в переводчика.
- Это-то как раз очень даже ясно. Вы не подали вида, что понимаете, о чем они беседовали?
- Никак нет.
- Впредь ведите себя так же. Какую польку они на свой граммофон поставят, такую и станцуем, в соболях-алмазах.
- Было бы под что танцевать, - брезгливо сморщился Фротов. Поручик никогда не скрывал, что терпеть не может всего, что связано с азиатами, и только верность атаману, да еще эмигрантская безысходность вынуждали его оставаться в Маньчжурии.
- Под что поставят, - гневно блеснул глазами Семенов. Любое недовольство подчиненных великим прозябанием на сопках Маньчжурии он воспринимал, как упрек в свой адрес, намек на то, что Краснов, Деникин и прочие по крайней мере сумели привести свое воинство в Европу, а он - нет.
Как только Фротов ушел, генерал Семенов сбросил с себя френч и вошел в соседнюю комнату, где его ожидала японка.
- Иди ко мне, кто бы ты ни была и кто бы тебя ни подослал, - хмельно предложил он, садясь на расстеленную посреди комнаты циновку и прислоняясь спиной к кушетке.
Девушка подошла к Семенову и, нежно обхватив руками подбородок, приподняла его.
- И-меня и-никто не подсылал, - негромко, нежно произнесла она. Эти слова ее прозвучали как любовное признание.
- Правду нам еще предстоит узнать. Но японцам остерегаться меня нечего.
- И-вам тоже не стоит опасаться их, генерал.
- Ты-то откуда знаешь? - хмельно икнул Семенов и замер с полуоткрытым ртом. Только сейчас до него дошло, что Сото отлично поняла, о чем он говорил с Фротовым.
- И-вы не должны опасаться меня. - Девушка прислонила его голову к себе, и полы ее халата сами собой распахнулись, оголяя юное, уже знакомо пахнущее духами и первородной чистотой смугловатое тело.
- Тогда зачем тебя подослали ко мне? - попытался сдержаться генерал, понимая, что еще несколько мгновений - и он окажется опутанным сладострастной паутиной изысканных восточных нежностей.
- И-цтобы вы чувствовали себя спокойно.
- Я? - озадаченно спросил Семенов. Генерал отлично помнил: еще несколько минут назад Сото доказывала, что ее никто не подсылал. А теперь вдруг спокойно признала это.
- И-вы.
- А яснее ты можешь, черти б на тебе смолу возили?! Яснее, в соболях-алмазах!
Однако окрик его Сото не смутил. Даже то, что грозный рубака-атаман потянулся к лежащему рядом ремню с кобурой, не заставило её содрогнуться. На ангельски красивом, богоугодном личике девушки оставалась все та же неописуемо-наивная улыбка.
- И-цто бы я могла подтвердить перед самым и высоким командованием, и цто вы оставались преданным японской армии и императору. И-разве это плохо, да?
- Вот оно что?! Ко мне приставили адвоката-соглядатая. Недурственно, - провел ладонями по бедрам девушки генерал. - Недурственно. - Ему хотелось окончить разговор раньше, чем уложит ее рядом с собой, поскольку потом разговор может "не пойти". - Интересно знать, кто это так заинтересован в непорочности моей репутации. Что вы молчите, моя Орхидея?