- Орхидея? И-так и-меня еще никто не называл. И-вы, и-конечно же, имели в виду императрицу Цыси - насторожилась Сото.
- Ее, в соболях-алмазах… Не думал, что поймешь-догадаешься.
- И-вы и-слшиком высокого мнения обо мне, и-господин генерал. Я понимаю: и-вы подозреваете меня не в том, что я подпольная императрица, а в том, что являюсь шпионкой.
- Профессионалкой. Разве нет?
- Нет.
- Опять врешь, в соболях-алмазах, - незло, скорее обиженно констатировал генерал. - Дохлое это дело - врать атаману.
- Я всего лишь профессиональная любовница, и-господин генерал, - мило улыбнулась Сото, игриво забросив ножку за спину атамана. Мельком заглянув ему в глаза и не уловив осуждения, обхватила его голову и уселась на грудь.
- Во паршивка! - восхищенно пробормотал Семенов.
- И-вы и-правы, генерал, - вдруг охотно, хотя и запоздало согласилась Сото, томно изгибаясь. - Я действительно Орхидея.
24
"Мы - солдаты, гауптштурмфюрер. Независимо от чина", - сказал ему личный пилот Гитлера бригадефюрер Бауэр, подчеркивая их равенство в служении тому богу, которого обязаны были почитать пуще самого Иисуса.
Сообщать генералу о том, что он уже произведен в штурм-баннфюреры, Скорцени счел нетактичным. А философия: "Мы - солдаты фюрера" - лично для него давно исчерпала себя.
Чтобы заполнить паузу, наступившую вслед за тем, как интерес к личному пилоту вождя нации был в значительной степени утерян, первый диверсант рейха попытался вспомнить что-либо известное ему об этом человеке. Но информированность относительно этого человека оказалась убогой. Личный пилот Гитлера принадлежал к тому кругу людей, досье на которых все еще оставались недоступными для него. Да, наверное, и для Шелленберга. Знать о нем "все" могли разве что обергруппенфюрер Кальтенбруннер и шеф гестапо Мюллер. Из всего, что удалось установить по памяти после того, как он узнал, что за Муссолини прибудет личный пилот фюрера, вытекало, что в нацистской партии Бауэр еще с двадцатых годов. И что об абсолютном доверии к нему Гитлера, а также преданности пилота своему фюреру по кабинетам службы безопасности гуляли целые притчи.
Жидковато.
Тем не менее еще вчера, в телефонной беседе, он намекнул Родлю, чтобы тот связался со специалистом по - "святым писаниям" Гофманом и выяснил кое-какие подробности об одном желанном госте. Родль должен был понять, что речь идет о сведениях относительно Бауэра
Адъютант давно знал, что Скорцени всегда интересовали сведения не только на тех людей, с которыми придется работать, но и на тех, которые недоступны для него, но так или иначе выходят на контакт с ним. Стремление знать все обо всех было маниакальной привилегией офицера службы безопасности. "Маниакальная привилегия - термин, подаренный VI управлению Главного управления имперской безопасности самим первым диверсантом.
- Как будут развиваться события в "Волчьем логове" после прибытия туда Муссолини, об этом знает только Бог и фюрер. А точнее, фюрер и Бог. Но, судя по всему, итальянский пасьянс разложен основательно и надолго, - заговорил Бауэр именно тогда, когда Скорцени окончательно разуверился получить от него хоть какую-то начальную информацию. - Это я так, по-солдатски, прикидываю. Исходя из того, что один связной "Хейнкель-111" мне уже пришлось отправить в Италию, чтобы срочно доставить в логово нашего посла в Риме Рудольфа Рана и находящегося сейчас в Северной Италии обергруппенфюрера Карла Вольфа. Так что вам, Скорцени, работа всегда найдется.
- Значит, все еще итальянский пасьянс? - уже как бы про себя переспросил Скорцени.
- Уж не рассчитываете ли вы, что следующим приказом фюрер отправит вас похищать "вождя всех времен и народов"? - иронично улыбнулся генерал. Хотя худощавое, иссушенное ветрами лицо его создано было явно не для улыбок.
- Почему бы и нет, бригадефюрер? Был бы приказ, - жестко отреагировал Скорцени. И в долгом испытывающем взгляде, которым осенил его пилот, в одинаковой мере было отмеряно и недоверия, и уважения.
Но все же Бауэр больше склонялся к мысли, что заявление Скорцени - не бравада. Был бы приказ, и этот "солдат фюрера" действительно решится на то, на что решиться практически невозможно. Похищение Муссолини с вершины Абруццо, которым восхищаются сейчас даже враги рейха, тоже казалось операцией из разряда невероятных.
25
Однако искренняя признательность генералу не помешала Скорцени сразу же по возвращении в отель вызвать к себе в номер Родля. Усевшись в мягкое венское кресло и закрыв глаза, он сказал то, что говорил всегда, желая, чтобы адъютант не спеша, вдумчиво ознакомил его с очередным "святым писанием", то есть досье.
"Только не надо жевать седло, Родль. Житие грешников требует Божественного прощения грехов".
Так, почивая в кресле и закрыв глаза, Скорцени запоминал "на слух" вдвое быстрее и втрое основательнее. Адъютант давно убедился в этом. А потому старался.
- Из того, что может представлять непосредственный интерес… - начал Родль. - В национал-социалистическую рабочую партию вступил в 1926 году. Личным пилотом фюрера назначен в тридцать четвертом, по рекомендации Гиммлера, поддержанной Гессом. Оба познакомились с ним за несколько лет до этого назначения. Спустя два года стал командиром правительственной эскадрильи. Лично управлял самолетом, доставлявшим фюрера на Восточный фронт: в частности, в города Винницу, Николаев, Сталино, Херсон, Запорожье, Смоленск, а также в район озера Ильмень.
- Озера Ильмень? - переспросил Скорцени, нарушив собственное правило: никогда не перебивать Родля до полного ознакомления им со "святым писанием".
- Так точно, штурмбаннфюрер. Озеро Ильмень. В данном случае никакой город не указан. Очевидно, речь идет о полевом армейском аэродроме в районе этого озера.
- Не ерзайте, Родль, - поморщился Скорцени.
"Ильмень, Ильмень…" - он пытался припомнить, попадалось ли такое озеро на его пути, когда в составе дивизии "Рейх" наступал на Москву.
Каждый раз, когда Отто приходилось слышать какое-либо русское наименование, он обязательно стремился вспомнить, не приходилось ли бывать там. Но Ильмень? Нет, очевидно, осталось где-то в стороне. Нужно будет взглянуть на карту. Странно, он почему-то не знал, что фюреру приходилось бывать в районе этого озера. Столько полетов на Восточный фронт! Зачем же фюреру рисковать своей жизнью? Для этого существуют фельдмаршалы, генералы, солдаты…
- Озеро расположено неподалеку от Новгорода, - понял причину его мучений адъютант. - Я уточнял. Ленинградское направление.
"Значит, севернее. Мы-то двигались на Москву. Какое прекрасное это было время - лето 41-го! Лето, в которое мы наступали на Москву. Впрочем, возможно, меня тоже до сих пор не посылали с особым диверсионным заданием в Россию, чтобы не рисковать. Для этого находятся десятки других. Пока что находятся…"
- Золотой значок члена НСДАП фюрер вручал бригаде-фюреру лично, - очень точно уловил Родль паузу в его размышлениях. - По заданию фюрера Бауэр доставлял в Берлин или в ставку в Восточной Пруссии Антонеску, Хорти, Лаваля, Маннергейма.
- А Муссолини? - вновь не сдержался Скорцени.
- Муссолини - тоже. Дважды.
- Ну это я так, из любопытства, - признался Скорцени.
- И еще одна деталь: в пилотской кабине самолета бри-гадефюрера всегда находится "Майн кампф". В разговорах и спорах Бауэр часто цитирует фюрера. Цитирует, как отмечается в агентурных донесениях, "безукоризненно точно".
- Вот как? - только теперь открыл глаза Скорцени. - Послушайте, партайгеноссе Родль, вы не могли бы вспомнить: ваш друг Скорцени цитировал когда-нибудь "Майн кампф"?
Или одну из речей фюрера? С "безукоризненной точностью"?
- Простите, - растерялся Родль. - Не могу вспомнить.
- Никогда, Родль! По всей вероятности, именно это и записано сейчас в досье на Скорцени, с которым, возможно, в эти же минуты знакомится Гиммлер. Или Борман. Хорошо помня при этом, что рекомендовали-то меня не они, а Каль-тенбруннер. Это ж надо: "С безукоризненной точностью"! Вы хорошо помните: именно так и было написано: "цитирует с безукоризненной точностью"?
- Так мне было сообщено. Из того, вторичного, досье, которое…
- Не надо напоминать мне, из каких досье это почерпнуто, - грубо прервал его Скорцени. - Представляю себе, какие сведения о несчастном пилоте имеются в том, первичном, досье. И вот что, Родль: я никогда не цитирую фюрера. Так и подтвердите это, если понадобится.
- Что вы, штурмбаннфюрер!
- Никогда. Даже с укоризненной неточностью. Точно так же, как не терплю идиотизма в агентурной работе. Хотя и считаю, что в агентурных сведениях мелочей не бывает. Мелочей - нет. Но полицейского идиотизма ищеек - сколько угодно. А ведь досье - это как исповедь перед Богом.
- Или во всяком случае перед гестапо.
- Но исповедь.