- Может, нам все же наведаться к тем, кто крайне нуждается в нашей помощи? Как-никак люди надеются на нас…
У Намаза было заведено, что каждый десятник, помимо главных своих обязанностей, выполнял еще какие-то. Кабул занимался сбором поступавших отовсюду устных и письменных жалоб и прошений. Люди передавали их через джигитов Намаза, постоянно пребывавших среди населения, то прося оказать какую-либо помощь, то жалуясь. Жалобы порою достигали такого количества, что Намазу приходилось неделями не сходить с коня, разъезжая и разбираясь, что к чему.
- Нет, джигитов своих никуда от себя не отпускайте, - ответил Намаз после некоторого размышления.
Намаз глядел двоим всадникам вслед, пока они не растворились во мгле. Потом тяжело вздохнул, качая головой. "Нелегко приходится тебе, моя дорогая. Нелегко!"
- Назар Матвеевич! - обратился он неожиданно звонким голосом. - Давай-ка, друг, садись на коня!
- Может, дадим скакунам малость отдохнуть? - нерешительно спросил Назарматвей.
- Поедем шагом, потолковать надо, - ответил Намаз по-русски.
- Давненько ты не говорил по-русски, - удивился Назарматвей.
- Необходимости не было, - заметил Намаз. - Но-о, скакун мой горячий!
- Говори, я весь внимание, Намаз.
Намаз рассказал другу о послании, полученном из Джаркишлака. Обратил его внимание на удивившее обстоятельство: послание написали не сами пострадавшие, родственники, а настоятель мечети.
Назарматвей все это выслушал молча. Потом еще долго хранил молчание, не спеша с ответом. Он был словно оглушен. На него, казалось, обрушились горы, придавив к земле: у него отняли лучшие надежды.
Назарматвей впервые увидел Одинабиби вскоре после свадьбы Намаза и полюбил. Она тоже была неравнодушна к нему. Назарматвей стал частенько наведываться в Джаркишлак под предлогом проведать родителей Насибы. Намаз, человек наблюдательный, сразу понял, в чем тут дело, и то шутливо, то всерьез начал поговаривать о предстоящей свадьбе. Назарматвей не мог не поверить в обещание Намаза и, чтобы как-то ускорить события, обратился за советом к старейшему воину отряда, к Абдукадырхадже, аксакалу, без чьего ведома не затевались никакие более или менее сложные дела. Он спросил, как ему быть, если такое случится, ведь у них с Одинабиби разные верования. Абдукадырхаджа встретил слова Назара серьезно. "Пожениться, конечно, вы можете, - ответил он, подумав, - только придется обратить тебя в нашу, мусульманскую веру". Назарматвей не стал откладывать дела в долгий ящик, в кишлаке Харгуш Назарматвей справил настоящий той, длившийся целый день и всю ночь. Намерение этого русского парня породниться с Намазом, пожертвовать для него, если понадобится, даже своею жизнью, было твердое…
Похищение Одинабиби заставило Назарматвея крепко задуматься. "Странно, зачем они это сделали? - размышлял он. - Может, прослышали, что на ней хочет жениться парень чужой веры, и украли девушку, чтобы воспрепятствовать этому? Но если так, знали-то об этом всего несколько человек, свои, близкие люди, откуда могли пронюхать об этом злоумышленники? Возможно, это западня, специально подстроенная, чтобы пленить Намаза? Вот что гораздо ближе к истине! Так и есть, похищение Одинабиби - западня для Намаз-бека!"
- Что ж ты молчишь, Назар Матвеевич? Уснул, что ли? - подал голос Намаз. Назарматвей, вздрогнув, поднял голову.
- Прости, задумался.
- О чем же ты задумался?
- Думаю, что розыск девушки ты должен поручить кому-нибудь из своих десятников. Ведь яснее ясного, что зерно это - приманка и ведет к западне! Что с нами станется, не приведи господь, если ты попадешься? Разве легко было вооружить двести пятьдесят джигитов, обеспечить конями? Сам знаешь, как тяжело. К осени восстание хотели поднять… Кстати, погоди-ка, вот что мне сейчас подумалось. Может, уездной полиции стало известно о твоей затее поднять восстание, и они специально подстроили это дело с Одинабиби, чтобы как-то отвлечь тебя?
- Ты думаешь, это дело рук полиции?
- Да.
- Верно предполагаешь, друг. Только как бы то ни было, назад уже пути нет. Видишь ли, здесь сейчас решается честь моей семьи, всех моих близких и родственников. Какой же я мужчина буду, если не вступлюсь за родную сестру своей жены?! Разве люди не скажут, гляди, мол, вот он какой, оказывается, трус: сам побоялся прийти, прислал выяснять свое семейное дело каких-то десятников? Нет, дорогой, я сам должен бороться за свою честь. Кроме того, вдруг десятник, которого я пошлю решать это дело, попадется, разве тогда не скажут джигиты, что я пожертвовал им ради своего личного, частного дела? Скажут, можешь не сомневаться. Как я людям в глаза смотреть буду? Ведь все сочтут меня последним трусом! А за трусом никто не пойдет, ты сам это знаешь.
- Уж больно ты горяч, Намаз.
- Я не горячусь.
- Трудно бывает тебя понять, мой друг. Порой ты такой сдержанный, рассудительный, а порой как малое дитя, не разбираешься, где огонь, где лед, - бросаешься очертя голову. А подумать иногда не мешает.
- Тут даже думать нечего! - твердо ответил Намаз, давая тем самым понять, что решение его принято. - Они бросили вызов лично мне. И я не намерен отступать.
Назарматвей покачал головой, улыбнулся.
- Знаешь, что говорят узбеки в таких случаях?
- Не знаю.
- Говорят, упрям как осел.
Намаз засмеялся.
- Но знаешь, у тех же узбеков есть и другая пословица.
- Какая же, интересно?
- Лучше умереть, чем жить с запятнанной честью. Вот так, друг Назарматвей. Сейчас мы поедем прямо в Дахбед.
Назарматвей поспешно натянул повод коня, обернулся к собеседнику:
- В Дахбед?
- Да, мы сейчас едем в Дахбед, мой дорогой. Прекрасно знаю, что и в Джаркишлаке, и в Дахбеде ждут нас в засаде. Но в Дахбед мы приедем на заре, в пору первой молитвы. У меня есть одна задумка…
Дахбедская мечеть находилась на скрещении многих дорог, и потому молиться туда съезжались верующие с разных концов края. Появление благообразных всадников в утреннюю пору не могло вызвать особых подозрений. Белая чалма да алый чапан - и ни у кого не возникло сомнения, что эти люди держат путь в мечеть для свершения утренней молитвы. Казаки капитана Олейникова в эту пору спали без задних ног, а нукеры Мирзы Хамида еще не явились на службу. Двое путников, одетых как настоятели мечети, стояли на улице, у ворот хакима, словно дожидаясь кого-то, с кем им идти на молитву. Едва Мирза Хамид раскрыл ворота, "правоверные" приставили к его груди револьверы и приказали молчать, если не хочет получить пулю в сердце.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. УПРАВИТЕЛЬ КЛЯНЕТСЯ
Михаил-тура явился утром к управителю волости и не застал Мирзы Хамида дома. По свидетельству соседей, спешивших на утреннюю молитву, Мирза Хамид уехал вместе с двумя молодыми ишанами в неизвестном направлении. "Возможно, на празднество дыни, ибо вчера как раз речь шла об этом", - добавили свидетели, еще больше запутав дело.
"Ну и чудеса! - недовольно думал полицмейстер, стоя посреди улицы. - Кто же в такую рань отправляется на празднество дыни? Хотя они не откажутся покутить ни ночью, ни днем, ни даже перед рассветом! Им дай только погулять-попировать, а ты ломай голову, как изловить этого негодяя Намаза!"
Пока господин Грибнюк предавался таким безрадостным размышлениям, Мирза Хамид был уже далеко от Дахбеда, сидя на коне позади Намаза. "До чего жестока судьба, - думал он с горечью. - Сколько уж предосторожностей я предпринимал, чтобы уберечься, и на вот, в руках у Намаза, как последний дурак. Куда же деваться от этого разбойника, кому на него пожаловаться? Сам губернатор со всей своею мощью ничего не может поделать с ним, а сколько нукеров да тысячников зайцем бегают от него, диву даешься! За какие грехи ниспослал нам аллах это наказание в виде Намаза?!"
Так думал Мирза Хамид, сидя на закорках Намазова коня, боясь пошевелиться, и обливался невидимыми слезами. "Почему я, дурень, не пристрелил его тогда, когда он был у меня в руках? Ведь все основания имел: вор он и есть вор! Главное, все бы одобрили мои действия: и казий, и полицейские, и могучий Хамдамбай! Ладно, тогда я упустил такую великолепную возможность, так почему утром не закричал, не призвал людей на помощь, а то и сам не бросился врукопашную с мерзавцами?! Но ведь тогда этот негодяй пристрелил бы меня на месте недрогнувшей рукой! Спаси аллах от преждевременной смерти. Обещаю принести щедрую жертву Баховаддину - святому, если и на этот раз обойдется. Навещу святую могилу Исмаила Бухари, барашка зарежу в жертвоприношение, лишь бы все обошлось…"
Намаз неожиданно натянул повод коня.
- Слазь! - приказал он, не оборачиваясь.
"Неужто пришел конец? - задрожал Мирза Хамид. - Могут ведь запросто шлепнуть здесь, а то изобьют до полусмерти и бросят в реку… а там…
- Намазбек! - позвал хаким слабым голосом.
- Не называй меня беком.
- Нет, нет, вы бек, Намаз, вы истинный бек. Бог даст, мы официально провозгласим вас беком, попомните мои слова!
- Меня - беком?
- Да, да, будьте уверены. Вы мудры и справедливы, Намазбек. Я готов всю жизнь служить вам верой и правдой. Готов конюхом вашим быть, дороги, по которым проедете, подметать стану, только не убивайте меня, Намазбек!
- Нечего валяться у меня в ногах. Я не убийца.
- Да, да, вы не убийца, Намазбек, вы справедливейший из справедливейших! Приказывайте, Намазбек, все исполню, что ни прикажете!