Я предполагал, что собаку он использует для поиска наркотиков — Ронг натренирован на все их известные виды. Но что там и как происходило на самом деле — да Цхарн его знает...
Я сидел совершенно один в пустом звездолете, перед тихо, подозрительно мерцающими экранами. И мне было страшно...
А если придется оружие применить? Пальнуть-то я пальну... в звездолет всегда стрелять легче, чем в человека. Только абстрактно понимаешь, что там внутри кто-то есть. Но выживет ли Валтэн... и как я потом буду уходить? Вести корабль я кое-как могу, но в запределку мне самому не выйти.
Минут через десять я услышал голос Валтэна (со смазанными интонациями, как всегда с нейрофона).
— Первый, запоминай... две или три тысячи упаковок бэнга. Четверо пленных с Ярны. Сообщи на базу.
Я похолодел. Все-таки нашел, значит... Нашел наркотики в промышленных количествах. Незаконно захваченных людей. Значит, все-таки надо арестовывать....
— Второй, я все понял, сообщаю на базу.
С базы тут же ответили, чтобы мы продолжали держать шибагов на прицеле, они высылают группу захвата. Конечно, уговаривал я себя, сжимая зубы, база все это время контролировала нас, они все знают, они вышлют достаточное количество людей... надо, Цхарн возьми, хотя бы два патрульника! Один — чтобы буксировать корабль, второй для подкрепления. Наш лабильный канал еще не «высох», его можно еще найти, они придут быстро... может быть, прямо через минуту, сейчас. Ведь время в запределке течет по-иному.
Но что делать, скажите мне, что делать, если сейчас корабль шибагов резко рванется вперед...
Спокойно, Ландзо, спокойно. Абсолютная скорость у него сейчас не больше 0,73 с... да, так же, как и у нас — 0,734. Этого в любом случае недостаточно для прорыва в подпространство и даже для поиска каналов. Но что мне делать, если заработают форсаж-двигатели корабля шибагов? Бить — нельзя. Позволить уйти? С Валтэном на борту? А если Валтэн отдаст команду бить, вызовет огонь на себя — что тогда? Какова вероятность того, что Валтэн выживет при гравитационном ударе? Да ведь не только в нем дело, ведь там четверо пленных... рабов... наверняка без бикров, для них это — смерть. Поэтому Валтэн, вероятно, ни в коем случае не отдаст такой команды. Почему он молчит?!
— Второй, — не выдержал я, «подумал» все-таки в нейрофон, — что у вас?
Нейрофон молчал, как погребальная урна... может быть, он просто вышел из строя... я все равно не смогу его починить. Но ведь если бы Валтэн погиб, я уже принял бы «сигнал смерти»!
Они сейчас придут... сейчас придет подкрепление... может быть, сейчас, а может, через два часа. Мне вдруг показалось, что за спиной кто-то стоит. И обернуться невозможно, надо оторвать голову от спинки кресла, высунуться, перестать контролировать приборы и экраны взглядом... Да нет же, не может там быть никого! Циллос бы давно заметил! Что за чушь... Мне стало холодно. Лоб замерз. Я поднял руку — как неживая, как чужая и в то же время тяжелая, неподъемная — коснулся лба, почувствовал влагу. Это, значит, и есть холодный пот. Прошибло, говорят, холодным потом.
— Второй, — сказал я (надеюсь, что голос мой в нейрофоне не дрожит), — что у вас? Второй, вы меня слышите?
Как дико голос звучит в мертвенно звенящей тишине. Цхарн, да ведь не ребенок же я! Я не ребенок, чтобы бояться одиночества... и пустоты. Какое это кошмарное слово — пустота! Пустота вокруг, и холодные эти стены, тонкие, будто из жести... это у меня агорафобия и клаустрофобия одновременно.
Мне одновременно захотелось смертельно выйти из этой жестянки, из этого гроба, куда угодно — но из этих стен... и леденящий, невыносимый страх перед Пустотой, перед таким пространством, которое не кончится никогда... нигде... слова эти сами — НИКОГДА... НИГДЕ — пронизывали меня, как ледяные копья. Я дрожал, зубы мои застучали. Я почти уже не различал приборов, мне было просто не до них...