ЗАТЕРЯННЫЙ МИР
© Перевод А. Кистяковский
Шоколадный крем воскрешает в памяти
Лакомый арахисный марципан и мамино
Полузабытое запрещение лакомиться
Купленным для стряпни ванильным сиропом.
Ложечка шоколадного крема…
Как странно -
В старости все помогает отправиться
По речке жизни к ее истокам.Я смотрю, как белки ссорятся у кормушки,
Слушаю, как потешно копирует пересмешник
Ворчанье ручного бурундука под крыльцом…
Не так ли старость копирует детство?Но, вернувшись в Лос-Анжелес, ты не найдешь
Лос-Анжелеса: Солнечная Страна, Калифорния,
Подернута дымным туманом, как фабрика…
Да и что ты сможешь увидеть сквозь слезы?Апельсиновые рощи сведены.
Мой лук
И колчан со стрелами давно потерялись,
Мой нож, когда-то воткнутый в эвкалипт,
Затянут плотной древесной плотью,
Эвкалипт пошел на дрова, а с ним
И нож, и наш детский шалаш в ветвях, -
Все развеялось горьковатым дымом.Двадцать лет спустя, тридцать пять лет спустя
Хочется жить не меньше, чем в детстве,
Тем более что лихой д’Артаньян - твой сверстник…
Только вот поверить-то в это нельзя.Ну а все же я говорю себе, старику:
"Верую. Помоги моему неверию".
Верую - обвенчанный с бабочкой птеродактиль
Воскрес в той скрытой от взрослых стране,
Между Невадой, Аризоной и Калифорнией,
Где живут суровью предки индейцев,
Где безумная девочка с золотыми глазами,
Огромными и пустыми, была принцессой,
Как она мне сказала…
Сумасшедшая девочка, -
Я вез ее с ее матерью на машине
Из Вэйкросской тюрьмы в больницу Дайтоны,
И, если б я решился посмотреть ей в глаза,
Оглянувшись на заднее сиденье,
машина бы…
Верую - если б я сумел отыскать
Допотопный детекторный приемник, то смог бы
Услышать, как наш отчаянный вождь
Читает нам книгу про подвиги мушкетеров,
А найди я в Музее старых автомобилей
Мамин голубенький "бьюик", я смог бы
Снова вернуться туда,
и тетка,
Смуглая, высокая, с темными волосами,
Выйдя из-за вигвама по велению амулета -
Заячьей лапки, за́литой воском, -
Ошарашенно прошептала бы мне: "Умерла?
Тебе говорили, что я умерла?
Не верь".
Как будто ты могла умереть!
Верую - хоть я и не езжу к тебе -
Тебя ведь нет, - да не шлю и писем,
Ты постоянно встречаешься мне,
Меняя голос, возраст, обличье, -
И все это ты…
Вас всех уж нет,
Но вы во мне: ничто не бесследно -
Безголовая курица беспорядочно кружится,
Круги все ширятся, и ученый со спутника
Желчно глядит на беспечную Землю…Верую - мама и брат и отец
Все еще там, в Веселых Двадцатых…
Ты говорила, Девяностые веселее?
Верно, - для юношей, которые спрашивают:
"Вы про Вторую или Первую мировую?" -
Потому что множество лет спустя
Любые Прошлые Годы - веселые.
Ну вот, а я, затерявшийся между Первой
И Второй мировыми, недавно услышал:
"Эй, Дед Мороз!"
Как трудно уверовать,
Что ты для мальчишек дедушка - "Дед"…
Я махнул им рукой и, посмотрев на нее,
Увидел темные, ломкие ногти -
Как у тети в старости…
А где же моя
Худая, с обкусанными ногтями рука?
Да вот же она! Мне привиделся на мгновение
Мальчишка в шортах. Я протянул ему руку,
Но ничего не почувствовал - мальчишка исчез.
И все же он воскресил искрящийся мир,
Затерянный на старых газетных страницах
Среди полустертых "Потерь и Находок":
ПОТЕРЯНО - НИЧТО. ЗАБЛУДИЛСЯ -
НИГДЕ.
НАГРАДЫ НЕ БУДЕТ.
Я с волнением вспоминаю
Ничто, за которое не будет награды.
КОНЬКОБЕЖЦЫ
© Перевод Ю. Мориц
Я, встав средь стад своих,
Молчал, как посох мой.
Брал конькобежцев рой
Подъемы льдов морских.Я долго шел, как свет,
Пока по их следам
Не вышел на толпу,
Дышавшую с трудом.Я плыл сквозь строй, как луч
В родных полях сквозь рожь.
Их страсть сплела, тела
Сковала спешки дрожь.На север, в мир ночей
По льдинам нас несло;
Сверкало пестрых глаз
Мильонное число.Ко мне из бездны звезд
Тень образа всплыла -
Упорство, прочность, власть
Искристого стекла.Как долго мы питали страсть!
В каких объятьях длили путь!
В зеркальном ледяном шатре -
Великолепно нежность пить!Но волею мужской
Я приказал: "Вот здесь!
Мы спасемся от вечного льда,
От ночей, поглощающих высь".Ослепительным полчищем, ревом
Льдов, блиставших во мраке суровом,
В прах развеялись наши победы,
С вихрем рухнули в черную клеть,В бездну, где оглушенная плоть
Позабыла о замысле уст.
Конькобежцы мерцали, как чайки,
Долго длился их медленный спуск.
СНЕЖНЫЙ ЛЕОПАРД
© Перевод Ю. Мориц
Царапая когтями лед наскальный,
Скользит, седой, суровый, невесомый,
Он так естественно и так непостижимо,
Как бестелесные кристаллы облаков,
Плывущих под его отсутствующим взором, -
Так леопард следит за караваном.
Быки под чайными тюками тяжко стонут,
Пить, только пить, все только пить хотят,
Контужен каждый жаждой и вселенной,
Их муки - пища для его остывшей жизни,
Для леопарда, он их видит в бездне,
На дне которой где-то лужица воды,
А путь - сквозь лед, сквозь ветер и сквозь ночь.
В песках бесчувственных растянут караван,
Как нить предсмертных, пересохших капилляров, -
Он так медлителен, что кажется недвижным
Для глаза, менее упорного, чем наш…
Средь каменных бездушных лабиринтов
Крошится лед, струится бычий пар,
В прижизненном дыханье -
Обмен последней тишины на шепот смерти.
Весь ужас чувствуют быки, не понимая
Его неотвратимости незримой,
И жадно ждут, чтоб за порогом жизни
Их кровь разбрызгалась в тумане, где таится
Математическая неизбежность зверя.
Крадется и мурлычет леопард,
Качая шестифутовым хвостом;
Он словно спит, он словно спит при этом;
Холодный, вечно беглый, невредимый -
Вот все, что знает он, и весь он в этом,
И весь он в этом: сердце бессердечности.
ДЖОН БЕРРИМЕН
© Перевод В. Британишский
1 СЕНТЯБРЯ 1939 ГОДА
Дождь уже падал над польскими городами.
А человек, над озером бродя,
Рвал на клочки блестящий целлофан.
Кусок квадратной формы где легко,
Где туго рвался, противопоставив
Упрямое сопротивленье силе.
А человека мучил шум дождя.Из Лондона приехавшие дети
Плескались в озере. Но человек
Не слышал. Он перо нашел в песке,
Держал в руке, поломанное, смятое,
Как независимость, надежда. Тень под ногами
Лежала среди камней, как наша ученость
Среди развалин погибших библиотек.
Дети играли. Но человек был печален.Медведь подкрался к Орлу, из черной пасти
Рев изрыгая; звери застыли в страхе,
Европа затемнила города.
И плакал человек, он вспоминал
Полет и оперенье белой чайки.
Волны лизали берег; целлофан
Мелькал в волнах, разорванный на части.
Звери тряслись, Орел взлетел и пал.
ЛУНА И НОЧЬ И ЛЮДИ
В ночь капитуляции Бельгии луна всходила
Поздно, луна запоздалая, луна зловещая
Для англичанина, американца
И для француза. Ночью холодало.
Люди теплее кутались, солдаты
Мерзли, не по сезону, и, конечно,
Беженцы кашляли, и вид и голос
Одних пугал других. И холодало.Здесь, на шоссе, был мелкий инцидент:
Полный благих намерений болван
Вдруг резко принял вправо и в момент
Стал ангелом, бряцающим на арфе,
Или низвергся в ад, или исчез.
Не думайте, что это ни при чем.
Он был частица этой ночи, этой
Земли, частица горькой, скудной почвы,
Питающей воспоминанья.
Мы
Сидели с Майклом, глядя друг на друга,
За шахматами, пили и играли.
Европой, а не шахматной доской
Мы были заняты. Игра велась
Обычно. Только было очень трудно
Осмыслить ход противника и свой.
"Ужасно", - лондонец сказал, а мы,
Мы говорили с Майклом: близок час,
Когда ни книг, ни музыки у нас
Не будет, ни любви, ни права мыслить.
Мир скоро превратился в мир немых,
Как пишет Генри Адамс. Адамс прав.В ту ночь бесславно кончил Леопольд
Предательством - или таков финал
Благих намерений, что он питал,
Дорог, что в ад мостил? А между тем
Луна всходила поздно, холодало,
Много людей погибло, ни о ком
Мы ничего не знаем, а война
Идет, а в сердце - холод, ночь, луна.
ПОЕЗДКА НА ЮГ
Багровая луна неслась на юг,
Туда, куда и мы неслись всю ночь.
Был на три части ленточками туч
Разрезан мрачный и огромный круг,
Красный, как кровь. Машину гнал вперед
Гул двигателя, мозг был перегрет,
Мысли неслись о том, что уже нет
Брата в живых, что он вот-вот умрет.