Договорились на субботу. И вот долгожданная суббота наступила, и майор Макаров несется в Волковыск на мотоцикле, загнав стрелку спидометра до упора. Первым делом он заехал в винную лавку и выбрал хорошее вино из старых запасов хозяина - "Блаубургундер" - голубое бургундское. Выложил за бутылку треть зарплаты и отправился за розами. "Сватовство майора, - усмехнулся он над собой. - Картина неизвестного художника". У Макарова была отличная зрительная память, но он плохо запоминал фамилии, и потому почти все художники, кроме Шишкина и Васнецова, у него были "неизвестными". К букету алых и белых роз он добавил и серебряную стрекозу с изумрудными крылышками, которую купил в ювелирной лавке "Бродский и сын". Стрекозу усадил на самую крупную розу. Все! Теперь можно было представать перед очами первой красавицы Волковыска, так он титуловал про себя Хелену. Нет, не все, надо было еще подъехать к парикмахерской, поправить полубокс и опрыскаться одеколоном "Шипр", что по-французски означало "Кипр", греко-турецкий остров в далеком Средиземном море, знакомый Макарову только по учебнику военной географии.
- О, яки пенкны ружи! - всплеснула красиво обнаженными руками Хелена. Она была в черном платье, облегавшем ее стройное тело по всем канонам варшавской моды. Но когда увидела еще и стрекозу - обрадовалась, как девочка, которой подарили новую куклу, и тут же пристроила изящную брошь на вуалетку новой шляпки.
Теперь настал ее черед делать сюрпризы. Хелена поставила на стол торт в виде… фуражки с шоколадным козырьком! Причем околыш был сделан из голубого крема. А к голубому околышу идеально подошло и голубое бургундское, которое Макаров разлил в хрустальные бокалы. Он с интересом разглядывал гостиную Хелены. Увешанная тяжелыми златоткаными гардинами и такими же шторами, она обещала хранить все тайны, свидетелями которых могли стать ее стены, ее гобелены и портрет некой ясновельможной пани в золоченом багете (разумеется, кисти неизвестного художника). Как потом выяснилось, она оказалась не кем иной, как возлюбленной Наполеона, пани Валевской. И, конечно же, висели на стенах фотокарточки в ажурных рамках, и вышивные изречения из "Катехизиса", и портрет покойного мужа Феликса.
После первого бокала и красивого тоста, сказанного Макаровым с большим вдохновением, Хелена зажгла свечу в красивом подсвечнике из варшавского серебра и включила электропатефон. Из-под острой иглы полились звуки фокстрота. Макаров не умел танцевать фокстрот, но этого от него и не требовалось. Они просто покачивались с Хеленой в такт музыке, обнимаясь, время от времени все плотнее и жарче. После третьего бокала хозяйка как-то сама собой оказалась на коленях у гостя. Но гость вел себя достаточно прилично: он не лез за корсаж и не пытался гладить колени. Макаров целовал Хелене руки, разглядывая иногда ее пальцы.
- Зачем я тебе? У тебя таких женщин, как я, - в каждом городе… Через пару дней ты забудешь меня.
- Даже если я сейчас просто встану и уйду, я все равно буду помнить и тебя, и этот вечер, и твой дом…
- Но я не хочу, чтобы ты просто встал и ушел!
И Хелена не отвела своих губ от неизбежного поцелуя…
В тот день перед роковым воскресеньем многие женщины были весьма благосклонны к мужчинам, добивавшимся их близости. Сами того не ведая, они подчинялись смутным велениям своего подсознания, а может быть, таинственным сигналам, тревожившим их из бездн вселенной. Сама мать-природа предчувствовала самое обильное за всю историю планеты кровопролитие.
* * *
Разумеется, Макаров мог остаться у Хелены до утра. Но при всем счастливом расслаблении душа его была не на месте.
- Ты ведь не обидишься, если я вернусь в полк?
- У меня муж тоже был военным, - вздохнула Хелена. - И я все понимаю… Поцелуй меня еще раз!
Поцелуй затянулся надолго… Слегка пошатываясь, Макаров стал одеваться. Хелена упаковала ему с собой половину торта. В новой фуражке и с вкуснейшим песочным тортом, пристроенным в шляпной коробке на багажнике, майор мчался на мотоцикле в Россь. Луч фары выхватывал неширокую шоссейку, беленые стволы лип, бежавших по обе стороны дороги. На полпути к аэродрому из придорожных кустов вдруг грянул винтовочный выстрел. Макаров покрепче сжал руль и прибавил газу. Вдогонку ему раздался еще один выстрел. Пуля сбила с дерева облачко известки и отлетела в темень. "Что за сволочь стреляет?! Послать бойцов прочесать лес! Да только будут ли там дожидаться облавы? Завтра доложу в особый отдел - пусть разбираются…"
Он приехал прямо на аэродром. Заглянул к дежурному по полку.
- Товарищ командир, за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось! - бодро доложил старший лейтенант Кирюхин.
- А у меня случилось! Какой-то гад стрелял по моему мотоциклу…
- Может, лес прочешем, товарищ майор?
- Толку-то… Дожидается он нас там, - Макаров похлопал мотоцикл по теплому баку. - "Скакун лихой, ты господина из боя вынес, как стрела…"
- Стихи неизвестного поэта? - не удержался старший лейтенант.
- Язва ты, Кирюхин, это же Лермонтов. Это у меня на художников память плохая, а Лермонтова я уважаю… Тоже ведь нашу лямку тянул, в караулы ходил, бойцов своих жучил… Кстати, я велел сегодня выставить усиленный караул к складу ГСМ и к пункту боепитания.
- Выставили усиленные наряды, товарищ майор. А первая эскадрилья уже свои самолеты по кустам растащила.
- Молодец! Возьми с полки пирожок. Кстати, о пирожках…
Макаров приоткрыл шляпную коробку и отломил кусок торта.
- Держи, заслужил!
- Ух, ты! Я думал, вы шутите! Ну, спасибо! Не иначе домашний?
- Ага, из Москвы с курьером прислали… Ну, ладно! Бди в оба. Я пойду прилягу. В случае чего - буди.
В палатке, которую Макаров делил вместе с комиссаром и начальником штаба, никого не было. Он стащил сапоги, снял портупею, полюбовался новенькой фуражкой и вытянулся поверх колючего солдатского одеяла, не раздеваясь, но расстегнув пуговицы ворота. Счастливо опустошенный, блаженно усталый майор мгновенно провалился в непроглядный сон…
Пробуждение его было ужасным. Какая-то ураганная сила смела палатку в речку, и Макаров проснулся даже не от встряски, а того, что тонет. Накрытый со всех сторон брезентом, он барахтался в воде, но руки повсюду нащупывали только мокрую плотную ткань. Глупо было утонуть, когда ты рожден для воздушного боя! От этой мысли майор пришел в ярость и наткнулся наконец на оконный проем. Окошко было перетянуто крест-накрест прочной тесьмой, и Макаров изо всех рванул их и выбрался из предательской ловушки. Только тут к нему вернулся слух, и он услышал рев чужих моторов и вой пикирующих самолетов, а затем серию взрывов - один за другим. Там, где был аэродром, предрассветный сумрак озарился огненной стеной. Именно там и рвались бомбы и что-то горело, и неслись оттуда крики… Подобрав с земли портупею и сапоги, майор ринулся туда, где терзали его беззащитный полк. Все зенитки, прикрывавшие Россь, еще в среду отправили на полигон в Крупки. Первое слово, которое ему пришло на ум - "провокация" - он сразу же отмел. Так грохотать и полыхать огнем могла только война. Чем ближе он подбегал к КДП, тем чаще приходилось падать наземь, спасаясь от разлетающихся осколков. Но все же добежал. Бледный Кирюхин выбежал ему на встречу и оба снова упали, на этот раз сбитые взрывной волной от совсем близко рванувшей бомбы. Сползлись.
- Товарищ майор, - задыхался дежурный по полку. - Они вторую эскадрилью почти полностью покрошили. Третью технари частично растащили, частично тушат…
- Как взлетная полоса?
- Похоже, что повреждена. Еще не смотрел.
- Кто из летчиков на месте?
- Только дежурное звено.
- Что с моей машиной?
- Она же во второй эскадрилье стояла…
- Понятно… Из дивизии не звонили?
- Никак нет. Связи вообще никакой.
"Юнкерсы" отбомбились в три волны и ушли на запад. По стоянкам метались люди, сбивая пламя с горящих самолетов, а уцелевшие - выкатывая подальше от огня.
Макаров бросился к дежурному звену. В кабинах истребителей И-16 сидели готовые к взлету летчики - младший лейтенант Серебровский и двое малознакомых, недавно прибывших в полк сержантов. Одному из них Макаров сделал жест - вылезай! Сам занял его место и крикнул подбежавшему Кирюхину:
- Срочно посыльного к начальнику штаба! Пусть возьмет мой мотоцикл. Связь восстановить в первую очередь.
- Есть!
- И правь тут службу сам. Все, что может летать - в воздух. Они, гады, снова прилетят.
Макаров на секунду задумался: возможно, здесь, на земле, он был бы нужнее, чем в небе. Но душа рвалась к отмщению. Да и кому, как не ему, встречать сейчас в воздухе новый налет?
Он покатил по полосе, проверяя нет ли воронок. Воронки были, но по бокам. Проскочить возможно. И стартовать лучше всего с другого конца. Оба ведомых проследовали за ним. Через несколько минут, разогнав свой "ишак" до взлетной скорости, Макаров плавно поднял машину в воздух. Под крылья ушли домики разбуженной Росси, майор заложил вираж в сторону Волковыска и стал набирать высоту. Серебровский и сержантик повторили его маневр. Осмотрелся в воздухе. Огненный шар солнца уже висел над восточным горизонтом, и вся западная полусфера была прекрасно освещена. Но ни одного самолета Макаров там не узрел. Сделал круг над Волковыском: кое-где в городе горели дома, расстилая черные дымы по утреннему ветерку. Но там, где жила Хелена, ничего не дымило. Костел на окраине - их всегдашний ориентир - отбрасывал длинную тень. Облака впечатывали свои рваные тени в зеленые пласты лесов.
Прошел к Слониму вдоль реки Щара. Извилистая речка, густо поросшая по берегам кустами и осинником, напоминала сверху длинную мохнатую гусеницу.