- Ты спал, - пояснил Клаас. - Мой друг Раймонд утром прислал письмо. Милорд дофин желал бы увидеть нас обоих. Это большая честь для человека вроде меня.
- Была бы большая честь, если бы ты поехал, - отрезал Феликс. - Я поеду сам. Я скажу им, что ты заболел.
Клаас не спорил. Феликсу это не нравилось.
- Тогда, вероятно, тебе следует сказать им это прямо сейчас, - тем же умиротворяющим тоном заявил он. - Там, снаружи, нас ожидает эскорт, дабы препроводить в Генаппу. Боюсь, что я уже виделся с ними, но они вполне могут поверить, что я заболел. К примеру, я мог упасть.
И он оценивающим взглядом окинул двор, а затем покачнулся назад, упираясь руками в бедра и изображая полную готовность.
Все это было ужасно глупо, внезапно осознал Феликс И забавно. Он наконец перестал дуться. Застонал, - и Клаас тут же поднял на него глаза, широко улыбаясь:
- Неужто ты и впрямь думал, что кто-нибудь поверит, будто этот глупый шлем одолжил тебе Гёйдольф де Грутхусе? Да и будь он его, ты бы давно сгорел от зависти. Ладно, выхода нет. Ты никогда не умел врать.
- А матушка знает?.. - начал Феликс.
- Разумеется, твоя мать знает, что ты что-то задумал, - подтвердил Клаас. - И еще половина Брюгге. Предполагают, что дофин выехал на охоту, и ты встретился с ним, поговорил о собаках, и он отнесся к тебе с симпатией. А поскольку ты был в Генаппе, то он попросил одного из своих учителей фехтования немного позаниматься с тобой. Затем кто-то одолжил тебе доспехи, которые ему самому не подходили. Но с какой стати ты молчал?
- Доспехи - это был подарок, - пояснил Феликс. - Я знал, что она не позволит мне их оставить. Могли пойти слухи. Клиенты решат, будто Шаретти интригуют с дофином. Впрочем, они и без того говорят об этом. Знаешь, любая страна, которая ненавидит Францию, посылает людей в Генаппу, чтобы интриговать с дофином. Чтобы он мог отвоевать все свои земли у отца, чтобы он после его смерти стал королем Франции и осыпал их милостями.
- Ты хочешь сказать, что не интригуешь с дофином? - уточнил Клаас. - Какое разочарование. Я думал, что смогу присоединиться к тебе и тоже получить снаряжение для турнира.
Феликс расхохотался.
- Это вряд ли. Но, знаешь, я кое о чем подумал.
- О чем же?
- Со следующей сделки отдай прибыль мне, а не матушке, и я сам куплю доспехи. Тогда я не буду никому ничего должен.
- Вот это правильно, - подтвердил Клаас. - А потом твоя матушка сможет продать эти доспехи и вернуть себе прибыль.
- Сомневаюсь.
- Тогда придумаем что-нибудь еще, - весело объявил Клаас. - Попозже. Ну, вперед. Нам пора отправляться в Генаппу.
* * *
Куда лучше, чем продуваемые всеми ветрами равнины вокруг Брюгге, пологие зеленые холмы Лувена были известны Феликсу и его слуге.
Сейчас, по весне, каждый поворот дороги дарил наслаждение взору, а Феликсу, к тому же, - еще и новые обещания. Он больше не злился, что пришлось взять с собой Клааса Феликс чувствовал себя значительным человеком, которого приглашают к себе сильные мира сего.
Клаас, давно изучивший Феликса, следил, как тот завязывает беседу с одним из людей дофина, который вежливо отвечает ему.
Никто из их эскорта не мог сравниться с наследником Шаретти в дороговизне и модности одеяния. Клаас изо всех сил старался не рассматривать его наряд в подробностях и запомнил лишь меховую оторочку и лиловые ленты. И у Феликса уж точно была очень высокая шляпа.
Клаас от души надеялся, что путешествие доставит Феликсу удовольствие, поскольку сам он отнюдь не был уверен в том, какой прием ожидал их обоих в Генаппе. До сих пор дофин использовал Арнольфини как посредника.
Подобная встреча, - если только она состоится, - создаст прямую связь между Генаппой и Миланом. Если она состоится, то какой она будет?
Клаасу пока что не доводилось иметь дела с принцами. Граф Урбино прошлой зимой был самым высокопоставленным вельможей, с кем ему доводилось встречаться, и их встречи были краткими, на военном плацу: едва ли это можно было назвать столкновением умов. Если не считать простых ремесленников, Феликса и его приятелей, то больше всего Клаас привык общаться с такими людьми, как Юлиус и вдова. Ансельм Адорне уже требовал осторожности, и также греки: Аччайоли и та женщина, Лаудомия. Герцогский медик поначалу показался неожиданностью, но лишь ненадолго: его мозг работал по привычным схемам. В меньшей степени это относилось к Тоби.
Вельможи…
Проблема с ними была лишь в разнице привычек и обычаев, которая поначалу помогала им скрыть, каким образом они намереваются за тебя взяться. Более всего это относилось к Джордану де Рибейраку, который, кстати говоря, как это ни забавно, был вторым после Урбино самым знатным человеком из окружения Клааса.
А теперь вот сын короля. Сын короля, который, по словам Марианны де Шаретти, намеренно старался казаться небрежным, дружелюбным, порой даже вульгарным, а также нарочито религиозным.
Но он в двадцать один год уже вел в бой войска; правил в Дофинэ; завоевывал земли в Италии; и пошел против воли своего отца-короля, женившись на некрасивой двенадцатилетней савойской наследнице, ради того чтобы использовать владения ее отца как плацдарм для своих войск.
Отцу он бросал вызов столь часто, что в конце концов король Франции угрозами заставил герцога Савойского не признавать Людовика своим зятем, во всем повинуясь королю Франции как своему сюзерену.
Вот почему дофин Людовик сбежал в Бургундию. В Генаппу, где он интриговал заодно с Миланом и графом Уорвиком против короля, и, разумеется, меньше всего желал, чтобы весть об этом разнесли по свету тупоумные курьеры.
Клаас постарался узнать о дофине как можно больше из самых разных источников, но в конце концов именно вдова помогла ему больше всех. Это было в тот раз, когда она загнала его в угол своими вопросами, и он наконец признался ей, в чем истинная цель этой поездки.
- Гонцы всегда представляют опасность. Мы слишком много знаем. А тут, внезапно, не только собственный придворный дофина, Гастон дю Лион, но также Медичи и Сфорца пользуются моими услугами. Простой здравый смысл велит ему разобраться, в чем дело. С кем я встречаюсь, и о чем мне известно.
Для нее это было ударом. Спустя мгновение он осознал почему и поспешил добавить:
- Феликс, разумеется, понятия не имеет, что выдает больше, чем следовало бы. Я уверен. Но если мы его предупредим и не отпустим в Генаппу, то они точно решат, будто нам есть что скрывать.
- Так зачем же тогда ты сам едешь туда?
- Не потому что он в опасности. Просто показать, что я знаю о происходящем. Я не просил о встрече с дофином. Мы просто едем с Феликсом навестить Раймонда, брата камергера. Этого достаточно. Если дофин пожелает встретиться с нами, он сам скажет об этом.
- А если он захочет увидеть тебя, Николас? - спросила вдова. - Как-то раз я уже спрашивала тебя о нем. Ты заявил, что считаешь, будто он слишком хитер, и никогда не осмелишься обмануть его.
Когда она называла его Николасом, было ясно, что она либо сердится, либо напугана. Он вспомнил, при каких обстоятельствах отвечал ей на этот вопрос в прошлый раз. Тогда ею владели оба этих чувства, и им тоже. Погрузившись в воспоминания, он позабыл ответить.
- Так что же? - настаивала она. - Тебе ведь придется решать, не так ли? Клаас или Николас? Которого из них ты покажешь дофину?
Но поскольку он был всего одним человеком, а не карнавальным уродцем, то начал смеяться. В любом случае, не было никаких сомнений: что бы ни случилось, там он подвергнется самой тщательной проверке, и совсем на новом уровне. Поначалу он чувствовал себя польщенным, пока не осознал, что это было главным доказательством его неопытности. А вот теперь Генаппа приближалась.
Теперь он прислушался к словам Феликса, который раз за разом повторял ему по пути:
- И ты преклонишь колено трижды. Когда входишь, когда выходишь. Ради Бога, не забудь и не выстави меня болваном.
Он вновь начал смеяться, потому что скорее всего не вспомнит об этом. Бедняга Феликс! Бедняга Клаас! Удачи, Николас!
Глава 23
Некоторое время спустя Клаас вдруг сообразил, что безупречный эскорт, присланный за ними с Феликсом, внезапно свернул с дороги, ведущей в Генаппу. Теперь они ехали прямиком через поля и вскоре оказались в роще, и откуда-то издалека донеслись звуки голосов, стук копыт и лай возбужденных собак. Проблеял рожок.
Феликс в своей шляпе-башне обернулся к Клаасу, сияя от удовольствия.
- Егеря милорда дофина! Наверняка, больше никто не имеет права охотиться здесь. Вот теперь увидишь! Черные как смоль лошади: других он не признает… и гончие. У него есть новая пара…
- Месье совершенно прав, - отозвался капитан эскорта. За весь предыдущий час он не произнес ни единого слова, и теперь Клаас в изумлении уставился на него. Капитан продолжил, обращаясь к Феликсу.
- Именно поэтому милорд дофин попросил, чтобы вас направили этой дорогой. Вы не возражаете против того, чтобы поохотиться?
Клаас покосился на лиловые оборки, на камзол, отделанный куньим мехом, на увитую лентами шляпу Феликса, которая едва не задевала за ветви деревьев.
- Дорогой капитан, я польщен! - воскликнул тот.