"Когда ещё так было одиноко?.."
Когда ещё так было одиноко?
Когда ещё был этот мир так пуст?
Я – как песчинка на ладони Бога.
Как в небе – птица. Как замёрзший куст.
Я – облаком плыву, снежинкой таю,
я – ветер, что свой лоб расшиб, затих.
Свободы воздух жадным ртом глотаю,
на волю отпускаю каждый миг…
О, до чего нелеп житейский сор,
когда огромное – так близко, рядом.
Ну что ж, возьми, вмести в себя простор,
глотая ртом и впитывая взглядом…
2.01.05
"Когда тебя волной накрыло горе…"
Когда тебя волной накрыло горе -
молчи, не разговаривай с людьми.
Вот солнце. Вот трава. Вот небеса. Вот море.
Так много каждому дано – пойми!
Гляжу, как будто вышел из тюрьмы,
почти до боли напрягая зренье.
Трава, что даже посреди зимы
зелёная – даёт урок терпенья.
Ладонь свою я щедро распахну -
пускай клюют по зёрнышку синицы.
На жизнь не стоит обижаться, злиться,
а нужно в день войти, во глубину
сияния, недвижности, покоя.
И солнцем освещённые стволы
(прижмись к ним ухом) – говорят такое
из тьмы, из глубины, подземной мглы!
В той мгле – и наших бед и смерти нет.
Там жизнь струится, в тишине таится.
И выйдя, как она, из тьмы на свет,
увидишь: день – как чистая страница…
5.01.05
Рождественское утро
Зимы дождливой истина гола.
Но жизни новой жаждет каждый сук.
Ликующе звонят колокола
и влажный воздух держит каждый звук.
Журчит вода из водосточных труб.
И чудится везде такая ширь!
Ну что же, пробуй сущее на зуб,
не прозевай его, не растранжирь.
Не пропусти! – возносит ноту Бах,
присутствует неслышно в мире – Бог.
Ведь что-то происходит в небесах,
хоть вряд ли ты увидеть это смог.
Как будто пред тобой была стена,
был в этой жизни пасынок – не сын,
но – нет стены и смерть побеждена.
Как всё переменилось в миг один!
Хотя пейзаж и сумрачен, и наг,
а всё ж беда – как будто не беда,
исчезла тяжесть и уходит страх…
Звонят колокола. Журчит вода.
7.01.05
"Бог – это просто тишина дыханья…"
Бог – это просто тишина дыханья.
Прислушайся – неслышно дышит Он,
но мир колеблется подобно ткани,
подобно занавеске у окон.
Пока охватывает вещи трепет,
они – живые, дышат в такт с Творцом.
Его дыханье эти формы лепит.
Материя становится лицом.
Немых камней неловкие улыбки,
глаза деревьев, что глядят, кося…
В них исчезающий, стыдливый, зыбкий
намёк на то, чего сказать нельзя.
Но внятны нам не эти лица – спины
вещей, лишь ощутимое рукой,
шершавая поверхность – не глубины,
не тишина дыхания, покой.
Не оттого ли пролетают мимо
слова, ушей коснувшись лишь едва?
А то, что мы высказываем – мнимо,
совсем не то, чем эта жизнь жива.
7.05.04
"Нужно идти, никуда не спеша…"
Нужно идти, никуда не спеша.
И – как прислушиваются, где рана,
я прислушиваюсь: где душа?
Спит ли? Бодрствует неустанно?
Спит. Ведь сон – утоляет боль.
Зимний простор, утонувший в тумане -
вроде усталой заботливой няни.
Не кипятись, не разыгрывай роль.
Не торопясь, эту горечь впивай
воздуха, душу целящий напиток.
Ветру поведай горя избыток
и перед небом себя не скрывай.
Поздно скрываться – деревья вокруг
знают о том, до чего тебе худо.
В жестах ветвей – запрокинутых рук -
мука своя и сочувствия чудо.
Вьётся куда-то в парке тропа,
листья сухие ещё не под снегом.
Вот и узнаешь, что значит судьба.
Вот и поймёшь, как в разладе быть с веком.
Нежно ко лбу прикоснётся зима.
Ибо, увы, от привычного ада
и от всего, что сводило с ума, -
только и есть, что вот эта прохлада.
7.01.05
"Дождь идёт и нашёптывает: "спать, спать, спать…"
Дождь идёт и нашёптывает: "спать, спать, спать…",
соединяя землю и небо, мёртвых, живых.
Если ты в силах ещё проснуться и встать,
то возьми с собой свои сны – мы ущербны без них.
Я, как рыба, спокойно вплываю в дождливое утро.
Я сейчас не в коконе слов, а в коконе снов.
И на всё я гляжу беспечально и мудро,
потому что каких-то коснулся основ…
Да и мир глядит на меня, ничего не тая.
Всё значительно в нём – даже и незнакомые лица.
Он на деле таков – или, может быть, всё ещё снится?
До чего же он полон! Вот она, полнота бытия.
7.01.05
"О чём же волны шепчут, умирая…"
О чём же волны шепчут, умирая,
по синю морю нагулявшись всласть?
О том, что жизнь – хоть без конца и края -
в итоге нужно к берегу припасть.
Обнять, всей грудью, о него разбиться,
отдав себя, забыться как во сне.
И этот шум бесформенный, что длится -
передоверить ли другой волне?
Ах, в нём и ликование, и всхлипы,
все звуки, ноты, нежные слова,
что, может быть, и мы сказать могли бы,
что говорит волна, пока жива.
Какой привычно городили вздор мы!
Но вслушаемся в эту моря весть,
в ритмичный всплеск и тихий шум без формы,
благословивший всё, что в мире есть.
В волнующий и неумолчный шепот,
который, ничего не утая,
как будто бы передаёт нам опыт
просторного, как море, бытия.
9.01.05
"Ветка с сухою листвой, отразившись в зелёном стекле…"
Ветка с сухою листвой, отразившись в зелёном стекле,
зазеленела. О, эти волшебные стёкла!
Воображенье, и ты таково. Всё на земле
преображаешь, пока мы ходим вокруг да около.
Ловим от нас ускользающую суть,
а ты нам являешь её: жизнь, что в цвету, на пределе.
Сущее живо, пока совершает путь -
в воображении ль нашем, на самом ли деле…
Преображается, временем взято в плен,
листья роняя свои, страдая и умирая,
чтобы рождаться вновь, побеждая тлен,
чтобы шуметь и цвести, доходя до края,
и, как волна, переплескивать через край…
Даже и старость, даже зима – не пораженье!
О, бытие многоликое, радуй, играй,
не убывай, проходя, – хотя бы в воображенье.
Этот камень, пожалуй, не меньше нашего жив.
И замёрзшее дерево – по-настоящему живо.
А человек, что живым притворяется – лжив
и, принуждая себя, улыбается криво.
Что случилось – разбилось воображенья стекло,
и он видит лишь факты, упрямо тряся головою?
…Нет, покуда мы живы – нам даже и в холод тепло:
машет ветка сухая зелёной своею листвою.
10.01.05
"Мир дан нам изначально. С дня рожденья…"
Мир дан нам изначально. С дня рожденья.
И даже до рожденья, может быть.
Его касались локти и колени,
обнять пытались мы его, вкусить.
Ты, мир, – в телесном растворён составе,
как соль. Бушуешь в лимфе и в крови.
Ты – жажда жизни, что в любом суставе,
в биеньи сердца, помысле, любви.
Вот из какой материи – все мысли!
Мир мыслит в сердцевине тишины.
И если в подсознанье вход прогрызли
неслышные и ласковые сны -
во тьму души живую лишь вглядеться:
что в мире есть – там заново живёт.
Мы – дети мира, и куда нам деться.
В нас камень, и вода, и небосвод…
Текучее и прочное, мужское
и женское… О, этот мир второй!
С природным там рифмуется людское.
Там бездна форм и мирозданья строй.
И как же мир внутри нас – разглядеть?
Он – не картина в золочёной раме.
Владеем тем, чем и нельзя владеть!
А может быть – оно владеет нами?
11.01.05
"Вот пень – и камни около него…"
Вот пень – и камни около него.
Он жив? Он мертв? Но мы ему – не судьи.
Мы – существа, он тоже – существо,
он существует, обладает сутью.
Быть может, корни живы в глубине,
быть может, есть в нём искорка сознанья,
что шевелится словно бы во сне,
неясные будя воспоминанья.
Он словно всадник, что без головы
куда-то всё ещё, бедняга, скачет…
Он вспоминает ровный шум листвы.
Он, может быть, о жизни прежней плачет,
Ну что ж, присядь, и голову руками
обняв, о зимней размышляй поре,
о времени, да и о топоре,
о том, что ты – не камень, он – не камень,
о жизни, что летит, как облака
по небу, о небесной этой пряже,
из коей сотканы все думы наши,
что, вопреки всему, легка, легка…
12.01.05
"И, вглядываясь в даль морскую…"
И, вглядываясь в даль морскую,
пространства в оборот беря,
я быть незваным не рискую,
здесь не случайно я, не зря.
Я – гость, но тот, какого ждали,
готовились его принять,
и, дали распахнув, сказали:
войди! садись! к столу присядь!
Ты зван на пир для слуха, зренья.
Отплатишь чем за этот дар?
И постигаешь в миг прозренья
природы потаённый жар.
Гляжу на птиц на водной глади,
мне внятен солнца тихий блеск.
Пойму: волна – строка в тетради,
и в рифму повторится плеск
её. Какой высокий слог!
И звук так чист. Прозрачно слово.
Стихи должно быть, пишет Бог -
и их зачёркивает снова,
поскольку мыслям нет конца
и рифмы всё бегут попарно…
Но не стирай восторг с лица.
Внимай светло и благодарно.
12.01.05