- Стало быть, мы желаем одного и того же, - кивнула она, бросая на него нежный взгляд. - Как жаль, господин паломник, что тебе нельзя будет придти ко мне. Его преосвященство, мой опекун, радея о моей добродетели, запретил мне принимать посетителей здесь в покоях. Я поклялась ему в этом.
- Похвальная, благородная забота, - сказал Ренье. - Но добродетель - такая ценность, которую лишь скряги держат под замком.
- И все же я должна сдержать клятву, если не хочу погубить свою душу. Верь, господин паломник, без благословения святого отца ни один мужчина не переступил моего порога.
- А как насчет окна? - спросил пикардиец.
- О нем речи не было, - ответила дама. - Но окно высоко, а лестницы у тебя нет.
Но она вдруг вскрикнула, потому что Ренье вскочил и побежал по ограде к стене, в которую она упиралась. Это была стена старого птичника. Когда-то его крыша была прямо под окнами женских покоев, но теперь солома осыпалась, а стропила сгнили, и от желанной цели пикардийца отделял провал в добрых восемь футов. Не останавливаясь, Ренье прыгнул и упал грудью на край окна.
Женщины поспешно втащили его внутрь.
- Храни его Господь! - воскликнула служанка, с восторгом глядя на гостя. - Что за отчаянный молодчик!
- Пойди-ка постой у двери, - велела ей хозяйка. - Если кто спросит, скажи, что я молюсь святому Иакову о здоровье его преосвященства.
И служанка ушла с большой неохотой.
А дама без помех смогла рассмотреть "дары святого" и все прочее, что ей было угодно.
Епископ не торопился покидать замок, и прошел слух, что от ванны, принятой с дороги, к нему вернулась прежняя немощь. Однако повара трудились, не покладая рук, и каждый день в хозяйские покои отправлялись жареные цыплята, и рыба, и дичь с соусом и гарниром, и сыр, и вина, и сладкие пирожки - хватило бы на десяток больных и еще осталось.
А Ренье с дамой, которую звали Бриме де Меген, проводили эти дни в согласии и веселье. Но, чтобы не погубить души своей любезной, пикардиец по-прежнему приходил и уходил через окно.
Как-то Бриме сказала ему:
- Ты и вправду отчаянный, Ренье. Кажется, ты ничего не боишься. Обидно, что такой молодец сидит над плесневелыми книгами. Из тебя вышел бы хороший ландскнехт, не хуже тех, что служат римскому королю.
- Я люблю кровяную колбасу, но не хочу ею становиться, - ответил Ренье.
- Да, жизнь солдата короткая, зато нескучная и пышная, как его костюм. А какие камзолы были у ландскнехтов в Шиме! Сколько великолепия, какие ленты, нашивки, разрезы! Разве такой костюм подошел бы тебе не лучше, чем этот унылый плащ?
Тут пикардиец стал ее целовать, и Бриме замолчала. Потом, разомлевшая и счастливая, она лежала у него на груди.
Вдруг ее лицо стало печальным.
- Будь ты солдатом, милый, - прошептала она, - пошел бы служить его преосвященству, стал бы капитаном его охраны и отправился бы с нами в Мехелен.
- В Мехелене тебе будет, чем утешиться, - сказал Ренье.
- Ах, нет! Его преосвященство хочет сделать меня дамой герцогини Маргариты, а она так набожна и строга, что почитает грехом даже шутки и песни во славу Божью. Говорят еще, что герцогиня скупа и не любит тратиться на стол, оттого весь двор вынужден поститься. Никаких развлечений там нет, а фрейлины, словно монахини, носят только черное и серое, целыми днями молятся и вышивают алтарные покровы для церквей.
- Я слышал, что бургундский наследник сейчас живет в Мехелене, а при нем - много молодых кавалеров.
- Да, кавалеры там есть, но герцогиня следит, чтобы они не смели подходить к дамам ближе, чем на длину руки. Всякие любезности, прикосновения и поцелуи запрещены, а девушек, застигнутых на этом приятном деле, секут, точно гулящих девок! - И Бриме заплакала, как будто розга уже отметила ее нежную кожу.
А Ренье развлекался, губами ловил слезы, текущие из прекрасных темных глаз.
- Не плачь, - говорил он. - Птицы не плачут, когда им вырывают перышки, они лишь поют звонче. А ты, моя красавица, стоишь всех птиц на свете. Твой голос звенит, словно ручей, твоя кожа бела и чиста, точно снятое молоко, а губы - слаще земляники. Прелестей твоих не скроешь и под монашеской рясой, и нет такой клетки, чтобы тебя удержала. Пока не пришло время улететь, мы еще споем с тобой песенку, да глядишь - и не одну.
- Господи, благослови болезнь его преосвященства! - благочестиво произнесла Бриме.
XIV
Тем же вечером, когда зашло солнце, Ренье оставил свою любезную.
В башнях и на стенах замка горели огни, но внизу было темно, как в колодце. Вдруг у ворот послышались голоса, и какой-то всадник въехал во двор. К нему подошел стражник с фонарем в руках, и пикардиец увидел, что конь весь в пене и тяжело дышит, а прибывший заляпан грязью до самой шляпы. Бросив поводья конюху, он соскочил на землю и заторопился к лестнице, ведущей к хозяйским покоям; пикардиец услышал слова, сказанные им сидевшим у двери караульным:
- От князя Шиме - послание его преосвященству. Он ждет.
"Не в этом ли причина болезни епископа? - подумал Ренье. - Чтоб мне пропасть, если назавтра преосвященный не будет здоров".
Вывернув плащ наизнанку, пикардиец опустил капюшон пониже и скользнул следом за вестовым. Стражник окликнул его, но Ренье не обернулся, только сердито заворчал себе под нос. Второй караульщик сказал:
- Это чертов астролог его преосвященства, пусть идет.
- Не помню, чтобы сегодня он спускался из своей башни, - возразил первый.
- Дурак ты, если думаешь, что ему для этого нужна лестница, - сказал второй. - Хочешь, беги за ним, хватай его, а я с места не сдвинусь. Астролог это или дьявол, его господин - пусть святой отец с ними разбирается, коли сам пригласил не того, так другого.
- Когда-нибудь ты лишишься языка за богохульство, - сплюнув, произнес первый. Однако он остался на месте, и Ренье без помех добрался до покоев епископа. Под аркой при входе он наткнулся на трех пажей, игравших в кости. Один из них, рослый детина, более годный в алебардщики, чем в пажи, грубо спросил его:
- Что ты здесь забыл, приятель?
- Я ищу свою тень, - ответил ему Ренье. - Обычно я привязываю ее к ногам рыбьими кишками, но сегодня на меня налетели собаки и, не успел я оглянуться, сожрали их подчистую. Тень испугалась и бросилась бежать, я - за ней, но в темноте ей удалось ускользнуть. Господа, не пробегала ли она мимо вас?
- Что ты болтаешь? - смеясь, спросил паж. - Твоя тень у тебя за спиной.
- Эту я одолжил у эконома, чтобы не ходить совсем без тени. Пока он спит, она ему не нужна. Но если не найду свою, ее тоже придется вернуть.
- Так пойди и поищи, - сказал паж. - А не найдешь - поделом тебе. В другой раз не будь раззявой.
Но пока он говорил, двое других подменили игральные кости.
- Раззява тот, кто во время игры упускает из виду стакан, - заметил Ренье.
Обозленный паж принялся награждать приятелей тумаками, а пикардиец, убедившись, что этим троим теперь не до него, без помех прошел по гулкому коридору, в конце его свернул и очутился в старой навесной башне у внешней стены. В давние времена здесь постоянно находился дозор; теперь же башня была пуста и заброшена и все чаще служила отхожим местом. Ее крыша прохудилась, бойницы понемногу осыпались. Зато до окна епископских покоев отсюда было рукой подать, и Ренье с детских лет знал, что, если встать снаружи на козырек, можно услышать, о чем говорят по соседству. Однако к своей великой досаде он обнаружил, что от козырька осталось лишь несколько расшатанных камней, которые не выдержали бы и мальчишку, не то что здорового пикардийца.
В окно было видно, как епископ расхаживал вокруг жаровни с углями и взволнованно потирал руки. За ним, словно тень, двигался человек в серой выцветшей мантии с оловянными бляхами у ворота и на рукавах - в нем Ренье узнал астролога, которого Якоб де Круа повсюду возил с собой. Вкрадчиво изогнувшись, он что-то отвечал нетерпеливо бросающему вопросы епископу и поминутно облизывал губы тонким, как у змеи, языком. Но тщетно пикардиец вытягивал шею, напрасно напрягал слух - до него долетело лишь несколько отрывочных фраз.
Епископ сказал:
- Все кончено, это опала… - И еще: - …он не потерпит, многие дворяне Брабанта, Фландрии и Геннегау пойдут за ним… - И еще: - …французский король будет рад этому и поддержит его во всем…
А астролог произнес:
- Им управляет Марс, злое светило, а также Сатурн… злое со злым - хорошее сочетание, но в аспекте дает мало удачи…
И епископ сказал:
- Мой брат, князь Шиме, слышал от него, будто он никогда ни в чем не пойдет против римского короля, своего родственника, и молодого эрцгерцога, своего господина…
А астролог добавил:
- Светило короля - Венера, а еще Плутон… соединение доброго со злым - злое… - И еще: - …Юпитер, к которому он стремится, поврежден - это говорит о чрезмерной расточительности, недальновидности и крупных просчетах…
Епископ спросил:
- Есть ли третий? - И еще: - Случится ли война?
И астролог ответил:
- …Луна в Тельце - доброе светило, в Козероге - злое…
Большего пикардиец не услышал. Из башни ушел он, раздраженный, как гуляка, не получивший веселья в праздник. А на следующий день епископ со всей свитой и Бриме де Меген отбыл своей дорогой.
И Ренье в дурном настроении вернулся в Лёвен.