Предложение места в министерстве финансов застало Германа врасплох; теперь ему предлагалось на выбор: посвятить себя ученой деятельности или поступить на государственную службу. От решения этого вопроса зависела вся его будущность и, хотя он не считал пока возможным дать определенный ответ секретарю Бюлова, но тем не менее через день после музыкального вечера у Рейхардтов собрался к нему с визитом.
* * *
Провансаль встретил Германа с изысканной вежливостью, но с некоторым оттенком чопорности, напоминавшей о его бывшей пасторской профессии. Он провел своего гостя в кабинет министра. Это была большая, светлая комната, комфортабельно устроенная, но с первого взгляда поражавшая строгой простотой убранства и всей обстановки. Боковая дверь вела в канцелярию, налево от нее стоял большой письменный стол красного дерева, направо - шкаф с книгами, у противоположной стены поставлен был мягкий диван и несколько кресел. Над письменным столом висел поясной портрет Иеронима в золотой раме, стены были украшены различными пейзажами.
- Эта комната служит министру для работы и отдыха, - сказал Провансаль, - и он не любит, чтобы кто-либо нарушал то или другое. Вы не найдете здесь ничего лишнего, каждая вещь имеет определенное назначение, начиная с шкапиков на столе: в правом хранятся наиболее важные деловые бумаги, в левом находится частная корреспонденция министра. Все остальные бумаги распределены у него по ящикам стола в таком строгом порядке, что ему никогда не приходится тратить время на поиски. Несмотря на близость канцелярии никто из служащих не смеет явиться без зова, а вот эта потайная дверь ведет в комнаты баронессы, но она всегда умеет выбрать время, когда войти, не помешав занятиям своего супруга…
Провансаль, упомянув о баронессе, воспользовался удобным случаем, чтобы распространиться о ее необыкновенных достоинствах. Он, видимо, преклонялся перед ней; легкий румянец, выступивший на его бледном лице, показывал, что сердце его не осталось равнодушным и что ему приходится выдерживать внутреннюю борьбу между чувством и сознанием долга. Затем, как бы опомнившись, он неожиданно прервал свою восторженную речь и спросил Германа: не желает ли он осмотреть вместе с ним разные отделения министерства, чтобы наглядно познакомиться с назначением каждого из них?
Герман поспешил изъявить свое согласие. Когда они проходили через переднюю, Провансаль приказал слуге доложить о них баронессе.
Несколько минут спустя потайная дверь кабинета отворилась, и вошла баронесса Бюлов в сопровождении доктора Гарниша, который казался сильно взволнованным.
- Но где же эти господа? - воскликнула с недоумением баронесса. - На столе оставлена шляпа, - вероятно, они скоро вернутся: не подлежит сомнению, что Провансаль не вытерпел и повел молодого человека в канцелярию, чтобы познакомить его с делами…
- В которых он сам ничего не смыслит, - заметил с усмешкой Гарниш.
- Вы неисправимы, доктор, - сказала баронесса строгим тоном, который совершенно не гармонировал с приветливым выражением ее доброго лица. Ласковая улыбка была настолько свойственна ей, что не исчезала даже в те минуты, когда баронесса действительно была недовольна, вследствие чего являлось невольное сомнение: серьезно она сердится или нет? Так было и теперь, хотя назойливое ухаживание Гарниша было крайне неприятно ей и она не знала, как дать ему это почувствовать, не оскорбляя его.
Гарниш принадлежал к числу тех людей, у которых любовь играла первую роль в жизни, он готов был скорее лишиться пациентов, чем отказаться от нежных отношений. Он всего охотнее лечил дам и приписывал все их недуги сердечному неудовлетворению, почему пользовался всяким случаем, чтобы явиться в роли утешителя. Хотя в этом отношении Гарниш нередко терпел неудачи, но ничто не могло образумить его или ослабить той самоуверенности, с какой он шел на приступ в каждом отдельном случае.
- Сделайте одолжение, садитесь, господин доктор, - сказала баронесса.
- Но не иначе, как возле вас, если позволите, - отвечал Гарниш, сделав движение, чтобы подвести ее к дивану.
- Не трудитесь, - возразила она с улыбкой, - я найду себе место, а вы садитесь на диван, против портрета короля, быть может, это заставит вас держать себя несколько приличнее.
Гарниш почтительно поклонился портрету, затем сел на указанное место.
- Ваше желание исполнено, баронесса, я нахожусь теперь под присмотром выбранного вами монарха, но позвольте вам напомнить, что сам Иероним далеко не отличается строгостью нравов и своей смелой тактикой с дамами может ввести в соблазн любого из нас…
- Это ни в коем случае не должно относиться к нам, доктор! У нас, конечно, найдутся более серьезные интересы: на ваших руках больные, меня заботит муж, который так завален делами, что я не знаю, надолго ли хватит у него сил выносить подобную жизнь!
- Вот вы и проговорились, баронесса! - воскликнул Гарниш. - Ваша чрезмерная заботливость о муже служит для меня верным симптомом душевного недуга… Как хотите, это ненормально, и вы должны лечиться у меня! Прежде всего предписываю вам полное доверие ко мне, а я, со своей стороны, всецело преклоняюсь перед теми совершенствами, какие нахожу в вас. Будьте самовластной повелительницей моего сердца, которое также требует исцеления! Испробуйте его, постарайтесь быть благосклоннее ко мне, и вы увидите, что все заботы исчезнут сами собой!..
- Как вы добры, доктор! - заметила она с лукавой улыбкой. - Но мне кажется, что предписанное вами лекарство подействует только в том случае, если вы будете сообразовываться с моими желаниями, или, говоря иначе, ваше поклонение может быть приятно мне, насколько оно соединено с уважением.
- Прелестная женщина! - воскликнул с восторгом Гарниш, делая движение, чтобы обнять ее.
Она отстранила его рукой и сказала серьезным тоном:
- Вы забываетесь, господин доктор!
- Простите, - возразил он, взяв ее руку и почтительно поцеловал.
- Это также совершенно лишнее, врач обязан щупать пульс больной, а не целовать ей руки… Но я слышу шаги, вероятно, эти господа идут сюда!
Гарниш был, видимо, смущен и торопливо пересел на другую сторону дивана.
- Боже мой, что с вами, баронесса? Вы больны? - спросил Провансаль, пораженный ее бледностью, и при этом с укоризной посмотрел на Гарниша.
- Нет, я здорова, благодарю вас, - ответила баронесса, - хотя уход за больным ребенком, действительно, утомил меня.
Затем она любезно поздоровалась с Германом и выразила удовольствие, что, наконец, видит его у себя.
- Мой муж принимает в вас самое живое участие, господин Тейтлебен, - добавила она. - Но, прошу вас, садитесь, господа!
- Скоро ли вернется министр? - спросил Гарниш.
- Мы ждем его со дня на день, - ответила баронесса. - Время рейхстага приближается, он не может долее откладывать свой приезд… На его имя получена масса писем…
- Какие вести из Берлина? - спросил опять Гарниш.
- Не особенно утешительные, - ответила баронесса, - так как пока дела идут плохо. Но одно может радовать нас, как пишет мне моя приятельница, что люди, стоящие во главе движения, такие, как Фихте и Шлейермахер, не падают духом и поддерживают надежду на лучшее будущее. По слухам, много военных и даже государственные сановники вступили в союз, так что можно надеяться, что приступят к более решительным действиям.
- Это несомненно произведет больше впечатления, нежели все, что было сказано с церковной и университетской кафедры, - сказал Гарниш. - Замечательно, что все надежды патриотов связаны с Пруссией: от нее ждут восстановления Германии! В этом обломке монархии все еще сохранилась духовная сила, и народ одарен военными способностями, чего мы не встречаем ни в одном из государств Германии…
- Но везде господствует одна идея, - заметил Провансаль, - и у всех одно желание посвятить себя делу освобождения родины!
При этих словах задумчивый взгляд молодого человека остановился на баронессе, как будто сказанное им относилось к ней одной.
Она была сконфужена и проговорила с улыбкой:
- Я считаю своим долгом посоветовать вам, месье Провансаль, чтобы вы были осторожнее в выражениях. Конечно, здесь, с друзьями, ничто не мешает вам говорить без стеснения, но если такие мысли будут высказаны вами при незнакомых людях, то это может иметь дурные последствия! Вы служите у моего мужа, у него много врагов, которые не замедлят обвинить его в том, что он разделяет ваши взгляды. Бюлов прусский уроженец и…
Баронесса замолчала, видя смущение Провансаля, и, чтобы сгладить впечатление, произведенное ее словами, обратилась к Герману с вопросом: разделяет ли он мнение Гарниша о необходимости перейти от слов к делу?
- Мне кажется, - ответил Герман, - что после того унижения, которое испытывала немецкая нация, в ней пробудилось сознание своего нравственного упадка и необходимости общего возрождения. Последнее возможно только при условии, если к этому будут направлены все усилия лучших людей Германии, тогда только в народе может пробудиться гражданское мужество и он сумеет отстоять свои права!
- Сначала нужно приобрести их, - возразил Гарниш, - а для этого нет другого средства, кроме пороха и оружия!
- Но духовное возрождение должно во всяком случае предшествовать этому, - сказал Провансаль, - еще долго будут отзываться следы нравственной порчи, охватившей все слои общества после смерти великого короля…
- Об этом можно спорить до бесконечности, - заметил Гарниш. - К сожалению, я должен идти!
- До свидания! - сказала баронесса в ответ на его почтительный поклон. - Пожалуйста, не забывайте вашего маленького пациента…