IX. Приготовления
Герман вернулся домой вполне довольный своим визитом. Провансаль познакомил его в общих чертах со сложным делопроизводством министерства финансов; и он настолько рассчитывал на свои силы, что надеялся в непродолжительном времени освоиться с делами и справиться с работой. Любезное обращение баронессы льстило его самолюбию, хотя он не подозревал, что этому немало способствовал тот интерес, какой был возбужден в ней загадочной историей с Аделью, о которой она слышала от своего мужа.
Многое побуждало Германа принять предложение Бюлова или по крайней мере временно поступить на службу в министерство финансов, чтобы испробовать свои силы. Он не считал Миллера способным рассердиться на него за этот шаг и даже хотел спросить его совета, чтобы не прерывать с ним отношений и на всякий случай не закрывать себе дороги к ученой деятельности. Друзья Германа, со своей стороны, настаивали, чтобы он поступил на государственную службу, особенно Рейхардт, который находил, что это даст ему возможность применить с пользой свои способности и познакомиться с жизнью, вследствие столкновения с разного рода людьми. "Если даже вы не будете принимать участия в предстоящей борьбе, - сказал он Герману, - то во всяком случае молодые силы нужны для возрождения нашей родины, или, вернее сказать, для ее преобразования. Опыт показал, что старые порядки никуда не годятся, и что только благодаря им Наполеону удалось поработить нас…"
Луиза поддерживала мнение отца, хотя не высказала своей тайной надежды, а именно, что Герман, живя среди общества, скорее поддастся господствующему настроению, тем более ей было известно, что Бюлов втайне сочувствует патриотическим стремлениям Пруссии.
Одна Лина Гейстер была недовольна намерением Германа поступить на службу, и даже рассердилась на мужа, когда он высказал по этому поводу свое одобрение.
- Ну, Герман! - воскликнул Гейстер, пожимая ему руку. - Радуюсь за тебя, что ты вступишь на настоящую дорогу и примешься за дело! Поверь, что это лучшее средство против ипохондрии, и ты живо излечишься от нее. Если встретишь какие-либо затруднения в делах и тебе понадобится совет или справка, а также книги из моей библиотеки, то все это к твоим услугам. Вдобавок у нас будет новая тема для разговора…
Лина молчала, хотя ей стоило большого труда скрыть свою досаду, но когда Герман вопросительно взглянул на нее, она сказала с принужденной улыбкой: "Увидим, как еще понравится тебе эта перемена, Герман! Ты оставишь поэтов и мыслителей и подчинишься ярму французских канцелярских порядков, будешь глотать пыль старинных актов и писать никому не нужные бумаги. Сколько раз сам Людвиг жаловался на это, а теперь уговаривает тебя идти по той же дороге!"
Людвиг улыбнулся. Хотя он часто подсмеивался над мечтательностью и возвышенными стремлениями своей жены, но в глубине души радовался этому и не желал видеть ее иной. С другой стороны, он слишком доверял ей, чтобы находить что-либо предосудительное в том живом участии, с каким она относилась к Герману.
Но Лина объяснила по-своему его улыбку и смутилась при мысли, что он мог увидеть упрек в ее словах. Хотя она невольно вспомнила о тех минутах, когда Людвиг возвращался со службы усталый, недовольный, безучастный ко всему, но все-таки ей не следовало говорить об этом при постороннем лице. Ей казалось несомненным, что то же будет и с Германом, и что если он сделается чиновником, то в самом непродолжительном времени круг его интересов сузится и он также, как и Людвиг, станет с воодушевлением толковать о служебных делах, придворных интригах и легкомыслии высшего общества. Сердце ее сжималось при мысли о скорой разлуке с другом: их беседы и совместное чтение прекратятся сами собой, и большую часть дня она будет осуждена на одиночество.
Она была в таком печальном настроении, что почти обрадовалась, когда Герман с Людвигом ушли на прогулку и оставили ее одну. Теперь ничто не мешало ей предаться своим невеселым размышлениям. Не менее огорчало ее и то обстоятельство, что Луиза Рейхардт в последнее время стала неприязненно относиться к ее дружбе с Германом и даже при случае позволяла себе делать по этому поводу обидные для нее намеки. Еще на днях Луиза принесла ей брошюру Шлейермахера "Катехизис разума", которую советовала внимательно прочесть, и при этом добавила, что мысли автора крайне назидательны для каждой замужней женщины, а тем более в Касселе, при господствующей распущенности нравов…
Лина была глубоко оскорблена подозрениями своей новой приятельницы, но тем не менее прочла рекомендованную брошюру; и это заставило ее впервые задуматься над характером ее отношений к Герману. Она, несомненно, была привязана к нему, но разве это мешало ей любить по-прежнему Людвига; к тому же Герман постоянно относился к ней с полным уважением и высказывал такие благородные взгляды на любовь и неприкосновенность брака, что с этой стороны всякие опасения были бы совершенно лишними. Молодая женщина, успокоенная этими мыслями, решила до времени избегать всяких объяснений с Луизой Рейхардт в надежде, что истина рано или поздно обнаружится, и она будет оправдана.
Между тем в городе шли деятельные приготовления к открытию рейхстага, который возбуждал много толков и беспокойства. Некоторые из депутатов приехали заранее: одни - чтобы познакомиться с положением дел, представиться ко двору и министрам, другие - чтобы заручиться знакомством с влиятельными людьми для своих личных дел, приискать себе удобную квартиру и прочее; у иных были знакомые в Касселе, и они хотели провести с ними время до начала заседаний.
Барон Канштейн, занимавший в это время должность кассельского мэра, суетился едва ли не больше всех и без устали разъезжал по городу, делая разные распоряжения. При крайнем педантизме, это был человек, помешанный на внешнем и придававший значение всяким мелочам.
Порядок, установленный при старых гессенских сеймах, не годился для настоящего случая, так как теперешний рейхстаг должен был состояться на ином основании и с особенной торжественностью. Собрание должно было состоять из ста депутатов: были выбраны семьдесят землевладельцев из наиболее известных дворянских фамилий; пятнадцать депутатов из ремесленного и торгового сословия; остальные пятнадцать человек выбраны из высших сановников, профессоров и заслуженных лиц в отставке. Мэр считал наиболее приличным разместить депутатов по частным квартирам, сообразуясь по возможности с положением и вкусом каждого из них, хотя этим распоряжением он неизбежно наносил немалый урон гостиницам. Тем не менее хозяева гостиниц считали не лишним приготовить комнаты для приезжих в надежде, что некоторые охотнее поместятся у них, нежели на частных квартирах, где они будут стеснены во многих отношениях.
Парижские портные, поселившиеся в Касселе, открыли по случаю предстоящего рейхстага новые магазины с хвастливыми вывесками; во главе был "Legendáre, tailleur bréveté de sa majesté le roi de Westfalie". Фирма Пайоль и Мартель вывесила объявление о продаже готовых мундиров для депутатов со всеми принадлежностями, включая шляпу и верхнее платье, за 777 франков. Газеты были переполнены всевозможными рекламами и объявлениями. Между прочим, какой-то M-eur Augustin, peintre en miniature, племянник и ученик знаменитого Augustian, живописца императора, предлагал свои услуги представителям рейхстага в надежде на выгодный сбыт их портретов.
В числе приезжих было несколько дам сомнительного общественного положения, о которых трудно было сказать, что, собственно, привлекло их в Кассель: желание ли видеть торжественные шествия и блистательные празднества или надежда утешить представителей рейхстага в разлуке с женами и детьми? Из этих дам особенно обращали на себя внимание госпожа Штейнбах, бывшая в разводе с мужем, и "шведская графиня", снявшая квартиру у ювелира Иолберга, молодая, роскошно сложенная женщина, о которой ходили самые разноречивые слухи.
В театре выступили девицы Пейч из Гамбурга, известные балетные танцовщицы, обладавшие всем необходимым, чтобы привлекать сердца мужчин. Предстояло немало других развлечений, которые должны были вывести кассельцев из колеи обыденной жизни и заставляли их нетерпеливо ожидать открытия рейхстага.
X. В королевском саду
Наступил конец июня. В загородном королевском дворце готовилось большое торжество по случаю католического праздника Петра и Павла; к королевскому столу в числе других гостей были приглашены приехавшие в Кассель депутаты. Дворцовый сад и примыкавший к нему парк были в этот день открыты для публики и с раннего утра наполнились нарядной толпой. Герман не был там со времени своей первой поездки с бароном Рефельдом и поэтому охотно принял предложение Провансаля отправиться туда вместе в наемном экипаже.
Провансаль явился в условленный час и тотчас же сообщил Герману о возвращении министра Бюлова.
- Но он так занят массой дел, накопившихся в его отсутствие, - добавил секретарь, - что даже отказался сегодня от парадного обеда во дворце!
- В таком случае, мне будет неудобно представиться министру финансов? - спросил Герман, немного смущенный этим известием.
- Напротив, он примет вас дня через два, а пока приказал мне достать вам билет для входа в день открытия рейхстага, так как, вероятно, вы захотите видеть это торжество. Однако нам пора, экипаж ожидает нас!.. Если вы ничего не имеете против этого, то мы заедем по дороге за моим старинным магдебургским приятелем Натузиусом, который приехал сюда в качестве депутата от департамента Эльбы и также приглашен к королевскому столу. Он остановился у одного из чиновников министерства юстиции, Энгельгардта, и так как он никогда не бывал в Касселе, то я обещал довезти его до дворца. Я уверен, что Натузиус понравится вам, редко можно встретить такого симпатичного и хорошего человека, как он!