- В этом высоком полете мысли я узнаю вас, графиня! - воскликнул он с восторгом. - Вы достойная представительница благородной немецкой нации, только в вас встретил я ту душевную силу и достоинства, которые напрасно искал в других женщинах. Вы одна можете дать мне нравственную поддержку, которая необходима мне в таком трудном и сложном деле, как управление этим французско-немецким государством. Я люблю моих подданных, и во время моего путешествия мог убедиться, что успел также заслужить их расположение. Я писал об этом моему брату императору, но, к несчастью, он лишает меня возможности приступить к необходимым реформам, по крайней мере так скоро, как бы я желал этого для блага моего народа. Требования его относительно Вестфальского королевства невыполнимы, и он, преследуя свои широкие идеи всемирного господства, постоянно парализует все мои действия.
- Но, мне кажется, ваше величество, что вы можете совершенно независимо править своим государством. Сам император возвел вас на вестфальский престол; докажите ему, что вы не только номинальный, но и действительный король!
Иероним усмехнулся.
- Вы не имеете никакого понятия о Наполеоне, моя дорогая графиня! - сказал он. - Если бы я задумал что-либо подобное, то это было бы прямо во вред делу, и вопрос был бы решен оружием. У меня нет недостатка в мужестве, но борьба была бы слишком неравная; к тому же и другие причины заставляют меня быть осмотрительнее. Хотите, я вам открою тайну, но с условием, что вы простите меня.
Король протянул руку, и графиня положила на нее свою маленькую ручку, которую он почтительно поцеловал.
- Я избегаю теперь ссоры с императором, - сказал он, - потому что поднят вопрос об увеличении Вестфальского королевства, а затем, когда моя власть будет усилена, я могу действовать самостоятельнее и принести большую пользу моему народу, нежели в настоящее время. Но пока об этом нужно молчать. Итак, графиня, вы простили меня, а теперь примите это в знак нашего примирения.
С этими словами Иероним подал графине пакет с бумагами.
- Вы хлопотали о Геннеберге, - сказал он, - вот приказ о назначении его префектом в Оккерский департамент. Затем вы рекомендовали мне Вангенгейма - в этом же пакете заключается патент, по которому он получит должность командира батальона третьего линейного полка. Другие назначения, о которых вы говорили, также последуют в самом непродолжительном времени.
- Я тронута вашим вниманием и глубоко ценю его, - сказала графиня, - но не желала бы, чтобы знали о моем ходатайстве перед вашим величеством, тем более что это поставило бы всех этих господ в неловкое положение. Если вы позволите, то я передам обе бумаги Бюлову, и он пошлет их официальным путем.
- Ваша деликатность сказывается во всем, графиня! - воскликнул Иероним. - Руководите мной, я готов во всем следовать вашим советам. Немногие так справедливы и бескорыстны, как вы, но, среди забот об общественном благе, уделите и мне лично немного любви. Я готов, не задумываясь, променять всех женщин, которые когда-либо выказывали расположение ко мне, на вас, Антония; ни в одной из них не встретил я столько очарования, ума, душевных качеств! Вы совмещаете в себе все, чтобы составить счастье короля. Если вы хотите, чтобы я заботился о благополучии других, то необходимо, чтобы я сам чувствовал себя счастливым, чтобы мне дозволили любить ту женщину, перед которой я преклоняюсь…
С этими словами король встал с места и, поцеловав руку графини, сказал с улыбкой:
- Я обещал быть сегодня у графа Гарденберга; вероятно, все удивляются, где я мог пробыть так долго, но я скажу, что маленький sans-culotte Амур не носит при себе часов!
- Не говорите этого, ваше величество - бедняжка Амур и без того пользуется плохой репутацией! - возразила графиня.
Затем, проводив своего почетного гостя, она хотела пройти в будуар, но в дверях встретилась с Аделью, которая поразила ее своей бледностью и расстроенным видом.
- Боже мой, что с вами! - воскликнула графиня с испугом. - На что вы похожи, Адель! Говорите скорее, что случилось?..
Молодая девушка, вместо ответа, со слезами бросилась к ней на шею.
Графиня совсем растерялась, не зная, что подумать, чего опасаться. Горькое чувство недовольства собой поднялось в ее груди, но вместо того чтобы сознаться в собственной вине, она с негодованием стала упрекать девушку, что она не уехала домой.
- Зачем вы так долго оставались в будуаре? - сказала она раздраженным голосом. - Кажется, вы у меня не в первый раз и знаете, что моя карета всегда к вашим услугам!
Адель, видя гнев своей приятельницы, сперва с удивлением взглянула на нее, затем вспылила в свою очередь.
- Вы, графиня, решаетесь делать мне упреки? - возразила она. - Не вы ли приказали мне удалиться, когда приехал король? Пока вы шептались с его величеством, говорили друг другу любезности, мы были поставлены в…
- Вы говорите "мы"? - прервала графиня с нетерпением. - Разве доктор оставался с вами?
- Не напоминайте мне о нем, я ненавижу и проклинаю его… я… - ответила Адель и поспешно направилась к двери.
Но графиня догнала ее и, взяв за руку, проговорила с усилием:
- Во всяком случае, что бы ни произошло с вами, несчастное дитя, помните, что это должно остаться тайной будуара! А теперь постарайтесь успокоиться, потому что в таком виде вы не можете никому показаться на глаза. Прежде всего подойдите к зеркалу, поправьте свой воротник и причешите волосы!
Но по мере того как молодая девушка становилась покойнее, смущение графини настолько увеличилось, что она едва владела собой. Она с ужасом думала о том, что случилось, и как избежать последствий; единственный возможный исход настолько противоречил всем ее принципам, что ей стоило большого труда заговорить о нем. Наконец, когда Адель надела шляпу и взяла со стола перчатки, она сказала торопливо:
- Еще не все потеряно, Адель, смотрите на это дело, как на ребячество и безумие!.. Если вы даже увлеклись… то можете выйти из этого неприятного положения. Вам остается один выход: объявите немедленно генералу Морио, что вы согласны выйти за него замуж… В случае, если спросят дома, почему у вас такой встревоженный вид, то скажите, что у нас с вами было объяснение по этому поводу, и я довела вас до слез своими наставлениями… Но, может быть, никто не увидит вас сегодня, и вы успеете прийти в себя…
Графиня спешила окончить неприятное объяснение, тем более что ее собственные слова ложились жгучими упреками на ее сердце. Она порывисто позвонила и, не оборачиваясь, велела подать карету мадемуазель Ле-Камю, так что не могла видеть лукавой улыбки, с какой нарумяненная горничная выслушала ее приказание. Затем, не прощаясь с Аделью, она ушла в свою спальню и бросилась на кушетку с горьким чувством стыда, недовольства собой и печали.
Часть третья
I. Partie fine
Вечер у графа Гарденберга принадлежал к числу тех празднеств, которыми высшее кассельское общество чествовало возвращение Иеронима в столицу. Королева отказалась от приглашения под предлогом нездоровья, и даже король, вследствие своего визита к обер-гофмейстерине, приехал почти к концу вечера. Он имел озабоченный вид и был настолько рассеян, что, против своего обыкновения, едва ответил на поклон графа Бохльса, который увидел в этом знак немилости и сильно огорчился.
В это время граф добивался вакантного места обер-церемониймейстера при королевском дворе и был озабочен продолжительным отсутствием жены, которая гостила в Мюнстере у своих родственников. Она выехала из Касселя в тот самый день, когда Иероним отправился в свое путешествие, и хотела вернуться в одно время с ним. А теперь, когда все придворные друг перед другом стараются чем-либо выказать свою преданность их величествам, он один лишен возможности принять их у себя благодаря капризу графини Франциски. Но Бохльс мысленно решил, не дожидаясь возвращения своей супруги, устроить что-либо для увеселения короля, который, по его наблюдениям, стал гораздо холоднее относиться к нему, чем прежде. Его мучила боязнь, что в обществе из этого выведут заключение, что в расположении Иеронима к нему, которому все завидовали, скорее играют роль роскошные плечи его жены, нежели его личные заслуги в государственном совете.
Граф Бохльс был среднего роста, хорошо сложен, хотя избыток тучности придавал некоторую неподвижность его фигуре, он держал себя с достоинством и даже немного чопорно. Но выражение гордой решимости, которую можно было подметить на лице графа, совершенно не соответствовало его характеру: он легко подчинялся всякому влиянию и нередко, в угоду другим, действовал против собственных убеждений. Между тем по природе это был честный и добродушный человек, и он всегда являлся таким в тех случаях, когда был предоставлен самому себе. При этом время от времени в нем пробуждалось благочестие, особенно в те минуты, когда он имел повод быть недовольным собой.
Вечер у графа Гарденберга навел его на мысль устроить нечто в другом роде, а именно одну из так называемых "parties fines", которые были далеко не в его вкусе, но нравились королю и с некоторого времени вошли в моду в Касселе. Это были музыкальные вечера в тесном кругу избранного общества, где музыка служила предлогом и прикрытием далеко не утонченных увеселений. Граф Бохльс хотел, чтобы на этот раз были исполнены одни "nocturno" на двух рожках в соединении с арфой, так как это была любимая музыка короля. Он обратился к Блавгини, учителю музыки королевы, который с величайшей готовностью взялся сочинить две новые пьесы к назначенному дню, так как ловкий итальянец пользовался всяким случаем, чтобы выдвинуться через влиятельных лиц.