- Для Рима, видимо, так и было бы. Греческая церковь, возможно, была бы не так глуха.
Геро покачал головой.
- Невзирая на все свои разногласия, обе церкви едины в том, что любую книгу, свидетельствующую о человеческой природе Христа, объявят омерзительной ересью.
- Таким образом, если бы у нас осталось евангелие и мы попытались бы его продать, нас, возможно, сожгли бы как еретиков.
- Может, так далеко дело и не зашло бы, но евангелие они сожгли бы непременно.
Некоторое время Валлон ехал в молчании.
- Геро, если ты этим надеялся утешить меня, у тебя ничего не получилось.
- Я подумал, что вам будет интересно это узнать.
- Ты прочел только несколько отрывков. У Косьмы была возможность изучить книгу целиком. Он был ученым человеком. Он, должно быть, как и ты, понимал эти трудности, но, тем не менее, это не остудило его желания завладеть ею.
- Более всего прочего он жаждал истины. Возможно, у Фомы он нашел некие откровения, способные потрясти весь христианский мир до основания.
- Вроде тех тайных слов, которые, как говорит Фома, высекут огонь из камней?
- Возможно. Или это могло быть что-то другое, относящееся к смерти Иисуса и его воскрешению.
- В каком смысле?
- Я, пожалуй, не решусь говорить об этом вслух. Это богохульство.
- О гибели моей души можешь не волноваться. Давай выкладывай.
- Хорошо.
Геро собрался с мыслями.
- Из некоторых источников известно, что Фома проповедовал в Индии и многих людей в тех краях обратил в веру. Косьма встречал несколько общин и посетил гробницу Фомы недалеко от города Мадрас. Они называют себя "христианами апостола Фомы", но Косьма говорил мне, что они принадлежат к несторианской секте.
- Я мало что о них знаю, кроме того, что католическая церковь объявила их еретиками.
- И подвергла жестоким проклятиям. Несторий жил на четыре столетия позже Фомы и гак же, как и последний, сомневался в божественной природе Иисуса. Несмотря на это, он был архиепископом Константинопольским, он проповедовал, что у Христа было две различные ипостаси, божественная и человеческая, и что искупление грехов человечества заключается не в божественной сути Иисуса Христа, а в его человеческой жизни, полной искушений и страданий. Православная церковь расценила очеловечивание Христа возмутительным, и на Вселенском соборе, созванном императором, Нестория осудили и лишили сана. Однако его учение распространилось на востоке, в Персии и Индии. Думаю, местные христианские общины их с радостью приняли в свое лоно, потому что их доктрина была очень близка тому, что проповедовал апостол Фома.
Валлон обмозговал услышанное.
- Но это вряд ли потрясет христианский мир. В чем тут откровение?
- Думаю, мне не следует рассуждать дальше на эту тему.
- Ах, ну ради Бога!
- Что бы это могло такое быть, от чего Фома усомнился в божественности Христа?
- Меня об этом не спрашивай. Я знаю свой символ веры и "От-че наш", и на этом мои познания заканчиваются.
- В Библии есть намек. В Евангелии от Иоанна, там где воскресший Иисус явил себя всем апостолам, кроме Фомы, помните?
- Конечно! Фома неверующий. Он заявил, что отказывается верить в то, что Христос восстал из мертвых, пока не увидит его во плоти и не вложит персты в раны его. - Валлон бросил на Геро пристальный взгляд. - Он сомневался, но Иисус развеял его сомнения. Мы совсем не продвинулись.
Геро ничего на это не ответил. Франк посмотрел на небо, как будто ожидал увидеть там свидетеля их беседы. Он слегка склонился к Геро и понизил голос:
- Ты что же, хочешь сказать, что Фома не видел воскресшего Христа?
- Я говорю, что если он был свидетелем воскрешения, то у него не могло быть поводов сомневаться в его божественной природе.
Валлон заговорил еще тише:
- Ты имеешь в виду, что, по свидетельству Фомы, Иисус не воскресал из мертвых? Что он такой же смертный, как и любой другой человек?
- Это только предположения, не более того.
Франк выпрямился и осенил себя крестным знамением.
- Тайна за семью печатями. Увы, нам не суждено в нее проникнуть. Евангелие уже, наверное, превратилось в золу.
- Я так не думаю. Скорее всего, сельджуки упрячут его в библиотеку. Тысяча лет прошла с тех пор, как оно было написано. Кто знает, может, еще через тысячу лет оно выплывет опять.
Вдали показался дальний берег озера. Валлон услышал, как Геро вздохнул.
- Что тебя печалит на этот раз?
Геро, покачав головой, поморщился.
- Я любил Ричарда, боялся и ненавидел Дрого, к Вальтеру не испытывал ничего, кроме презрения. Но меня терзает мысль, что в Нортумбрии их ждут родители и не знают, что никто из их сыновей уже не вернется. Как бы мне ни была тягостна такая перспектива, я чувствую, что обязан написать им и положить конец их напрасным ожиданиям.
Валлону на это нечего было возразить.
- Вспоминаю предсказание Арона о том, что наше предприятие обречено на провал. Он был прав.
Франк нахмурился.
- Почти прав. Сейчас наше положение ничем не хуже, чем перед отправлением.
Геро очнулся от задумчивости.
- Оно намного лучше. У нас достаточно серебра, чтобы добраться до Константинополя. И у нас все еще есть письмо пресвитера Иоанна.
У Валлона заметно поднялось настроение.
- Ты правда веришь, что он вкушает со стола из золота и аметистов, почивает на сапфировом ложе и отправляется на войну в золотой башне, вознесенной на спину слона?
Геро захохотал.
- Полагаю, в его царственном великолепии есть доля правды.
- Царь-поп - шарлатан, пользующийся нашей тягой к чудесному. А в действительности наверняка живет в грязной крепости и ест кашу за не покрытым скатертью столом.
- Есть только один способ выяснить это.
Валлон взглянул на него искоса.
- Я думал, ты сыт по горло путешествиями. Тебе недостаточно пройденных безлюдных рек и пересеченных пустынь?
- Если хотя бы десятая часть того, о чем говорит пресвитер Иоанн, правда, это путешествие стоит совершить.
- Похоже, ты уже готов в него отправиться.
Юноша покачал головой.
- Возможно, когда-нибудь в будущем.
- Только меня не проси пойти с тобой. Эта экспедиция избавила меня от всякой жажды странствий, какая у меня только была.
Геро улыбнулся.
- В тот день, когда мы встретились, вы сказали мне, что путешествие - это всего лишь утомительный переход из одного места в другое.
- И я был прав, не так ли? Ты ведь не станешь отрицать, что прошедший год был самым тягостным, мучительным и бесплодным в твоей жизни.
- Но вместе с тем и наиболее поучительным, волнующим. Согласитесь, сэр, есть удовольствие в совершении путешествия, на которое еще никто не отваживался.
Франк неохотно кивнул.
- Да, есть. Нам обоим теперь хватит историй, которые мы будем рассказывать до глубокой старости.
Они ехали дальше. Валлон осматривал пустынные холмы с солдатской бдительностью.
- Не все реки впадают в море.
Мысли Геро в эту минуту были далеко отсюда. Он, поморгав, взглянул на Валлона, указывающего на озеро.
- Однажды в Англии мы говорили о том, что человеческая жизнь, подобно реке, под конец становится неторопливой и усталой, а затем, потеряв былую силу, навсегда сливается с морем.
- Я помню.
- Из этого озера не вытекает ни одной реки. А те, что в него впадают, никогда не узнают, что такое море.
Мысленным взором Геро увидел спеленатое саваном тело Ричарда, уплывающее в море из устья Днепра.
- Путь Ричарда окончился в море. Ему было всего лишь семнадцать. Его путешествие только-только началось.
- У каждого путешествия, будь оно длинным или коротким, есть свое начало и конец. Некоторые странники, отправившись в путь, умирают счастливыми, так и не достигнув пункта назначения. Иные тратят годы и невероятные усилия, чтобы добиться желанной цели, но, осуществив мечту, понимают, что это совсем не то место, где они жаждали оказаться.
Глаза Геро увлажнились.
- Жаль, их всех нет с нами. Жаль, что путешествие уже окончилось.
Валлон взял его за руку и ласково произнес:
- Ну прекрати. Нам еще предстоит долгий путь.
Они доехали до северного берега Соленого озера и повернули на запад, следуя за своими тенями по пустынному плоскогорью. Оглянувшись, Валлон увидел вершины двойной горы, сияющие мягкими оттенками огненного опала, такими же, как и камень в его перстне. Далеко позади появилось облачко пыли. Франк натянул поводья, во рту у него пересохло от надежды и страха.
За несколько миль до них облачко направилось на север и постепенно рассеялось. Неизвестные путники поехали своей дорогой. Валлон тронулся. Геро оставался на месте.
- Вы надеялись, что это она.
- Но это не она. Поехали дальше.
- Еще есть время вернуться. Завтра будет слишком поздно, и останутся лишь горькие сожаления.
Валлон скривился.
- Что ты вообще знаешь о сердечных делах?
- Я знаю, что такое любовь, - твердо ответил Геро.
Валлон поднял руку.
- Конечно, знаешь. Извини.
- Сэр, не нужно ждать, когда она вас догонит. Это не по-мужски. Если вы любите ее, возвращайтесь.
- В тот день, когда мы встретились, ты сказал, что у меня признаки сердечной раны.
- Я и тогда не ошибся, и сейчас прав. Если вы не найдете ее, то никогда не будете счастливы.
Франк задумался, терзаемый противоречивыми чувствами.
- Я не могу бросить тебя одного на пути в Константинополь.