- Имя и горб - две эти ноши могут раздавить лишь слабого духом. Я слишком незначительный человек, чтобы сравнить меня со столь выдающимся финансистом, как господин Ориоль. Если его гнетет имя, тем хуже для него, меня мой горб не смущает. Маршал Люксембург был богат - разве он показал спину врагу в битве при Неервиндене? У героя неаполитанских комедий, непобедимого Пульчинеллы горб спереди и сзади. Тиртей был хром и горбат, таким же был Вулкан, ковавший молнии. Воплощение мудрости Эзоп, чьим прославленным именем вы меня наградили, тоже имел горб. Горбом титана Атласа был небесный свод. Ни в коей мере не сравнивая свой горб с этими прославленными наростами, я хочу напомнить, что мой стоит сегодня пятнадцать тысяч экю ренты. Что я был бы без него? Я с ним не расстанусь, он ведь воистину золотой.
- Видимо, в твоем горбе заключен ум, друг мой, - заметил Гонзаго. - Обещаю, ты будешь дворянином.
- Благодарю, ваша светлость. И когда же?
- Тьфу, черт! Что за спешка? - послышалось вокруг.
- Это делается не так быстро, - сказал Гонзаго.
- Они правы, - отозвался горбун, - я спешу. Простите меня, ваша светлость, но вы только что сказали, что не любите получать услуги бесплатно, поэтому я беру на себя смелость просить у вас вознаграждения немедленно.
- Немедленно? - воскликнул принц. - Но это невозможно!
- Позвольте, я вам объясню; речь не идет более о дворянстве.
Горбун подошел поближе и вкрадчиво проговорил:
- Совершено не обязательно быть дворянином, чтобы сесть рядом, скажем, с господином Ориолем сегодня вечером за ужином.
Все расхохотались, за исключением Ориоля и принца.
- Как? Ты и это знаешь? - спросил Гонзаго и нахмурился.
- Случайно услышал несколько слов, - смиренно пролепетал горбун.
В компании раздались возгласы:
- Ужин? Значит, мы сегодня ужинаем вместе?
- Ах, принц, - проникновенно заговорил горбун, - что за танталовы муки я испытываю? Мне так и видится маленький домик с потайными дверьми, тенистый сад вокруг, будуары, куда сквозь плотные занавески проникает приглушенный свет дня. Потолки расписаны нимфами и амурами, мотыльками и розами. А какая перед моими глазами встает раззолоченная гостиная! Гостиная для роскошных празднеств, где цветут улыбки! Я вижу ослепительные канделябры…
Горбун даже прикрыл глаза ладонью.
- Вижу цветы, чувствую их благоуханье, а рядом стоят кубки с отборными винами, сидит множество прелестниц…
- Его еще не пригласили, а он уже пьян, - заметил Навайль.
- Это правда, - сверкая глазами, отозвался горбун, - я |и вправду уже пьян.
- Если желаете, ваша светлость, - шепнул Ориоль на ухо Гонзаго, - я предупрежу мадемуазель Нивель.
- Она уже предупреждена, - ответил принц.
Затем, словно желая подчеркнуть всю необычность причуды горбуна, добавил:
- Господа, сегодняшний ужин будет не такой, как всегда.
- А в чем же отличие ?^У нас будет царь?
- А вот угадайте.
- Комедия? Господин Лоу? Обезьяны с ярмарки Сен-Жермен?
- Гораздо лучше, господа. Ну что, сдаетесь?
- Сдаемся! - в один голос вскричали повесы.
- У нас будет свадьба, - объявил Гонзаго.
Горбун вздрогнул, но все решили, что это от предвкушения.
- Свадьба? - переспросил он, всплеснув руками и закатив глаза. - Свадьба в конце небольшого ужина?
- Настоящая свадьба, - подтвердил Гонзаго, - с полной церемонией бракосочетания.
- А кого мы поженим? - поинтересовались весельчаки. Горбун затаил дыхание. Только Гонзаго собрался было ответить, как на крыльце появился Пероль и воскликнул:
- Ура! Вот наконец и наши молодцы!
За ним шли Плюмаж и Галунье с выражением той невозмутимой гордости на лицах, что так идет людям, сознающим свою полезность.
- Друг мой, - обратился Гонзаго к горбуну, - мы с вами еще не закончили. Далеко не уходите.
- К услугам вашей светлости, - ответил Эзоп II и направился к своей будке.
Он лихорадочно размышлял. Едва дверь конуры за ним закрылась, как он тут же рухнул на матрас.
- Свадьба! - бормотал он. - Да это скандал! Но речь не может идти о каком-нибудь дурацком представлении, этот человек ничего не делает просто так. Что же кроется за этим спектаклем? Никак не соображу, в чем тут дело, а время идет.
Он крепко обхватил голову руками.
- Хочет он этого или нет, - продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, - а я, клянусь Господом, буду на ужине!
- Как дела? Что новенького? - с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.
Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.
- Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, - сообщил Пероль.
Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире "Венеция", были свежи словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.
- Ну, рассказывайте скорее, - велел принц. Плюмаж и Галунье переглянулись.
- Давай ты, мой благородный друг, - сказал нормандец.
- У меня не получится, голубчик, - отвечал гасконец, - лучше ты.
- Дьявол вас раздери! - вскричал Гонзаго. - Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!
Тогда оба громко затараторили разом:
- Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…
- Тише! - вскричал оглушенный принц. - Говорите по очереди.
После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:
- Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.
Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.
Прежде чем они начнут состязаться в красноречии подобно вергилиевым обитателям Аркадии мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир "Венеция", они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж и Галунье понятия об этом не имели.
- Только короче, - велел Гонзаго.
- Ясно и четко, - добавил Навайль.
- В двух словах дело обстоит следующим образом, - начал брат Галунье. - Объяснить истину всегда недолго, а те, кто любит разводить турусы на колесах, просто сбивают людей с пути истинного, я так считаю. Таково мое мнение, и я имею причины думать так. Эх, жизненный опыт… Но не станем отвлекаться. Итак, утром я ушел отсюда с приказом вашей светлости. Мы с моим благородным другом сказали себе: "Два шанса лучше, чем один, поэтому пусть каждый пойдет по избранному им следу". У рынка Вифлеемских младенцев мы разделились. Что делал мой благородный друг, мне неизвестно, а я отправился в Пале-Рояль, который работники уже приводили) в порядок после праздника. Там только и было разговоров/ что об одном. Примерно на полпути между индейским вигвамом и домиком садовника и привратника мэтра Лебреана была обнаружена лужа крови. Чудно: я сразу смекнул, что здесь нанесли удар шпагой. Я пошел взглянуть на эту лужу, мне показалось это разумным, а потом двинулся по следу - о, это было не так-то просто! - тянувшемуся от вигвама через переднюю покоев регента на улицу Сент-Оноре. Слуги меня спросили: "Приятель, ты что тут потерял?" - "Портрет своей любовницы", - ответил я. Они засмеялись, как остолопы, а они остолопы и есть. Ежели бы я заказывал портреты всех своих любовниц, то провалиться мне на этом месте, если бы мне не пришлось платить ого-го сколько за дом, где бы они все поместились!
- Короче, - велел Гонзаго.
- Да что вы, ваша светлость, я и так стараюсь, как могу! По улице Сент-Оноре ездит столько верховых и карет, что след совсем затоптали. Я двинулся прямо к реке…
- Каким путем? - осведомился принц.
- По улице Ораторианцев, - ответил Галунье. Гонзаго и его сообщники переглянулись. Если бы Галунье назвал улицу Пьера Леско, то теперь, когда они знали о похождениях Ориоля и Монтобера, нормандец сразу потерял бы всякое доверие. Но по улице Ораторианцев Лагардер вполне мог спуститься к реке. Тем временем брат Галунье преспокойно продолжал: