"Позвать его? А какой смысл? Я уверена, его там нет. С каждым днем он приходит все позже и позже. Я боюсь, - вздрогнула она, - даже думать обо всем этом. Эта тайна меня приводит в ужас. Он запретил мне выходить, выглядывать на улицу, принимать кого бы то ни было. Он скрывает свое имя, таит свои действия. Я понимаю: опять вернулась та давняя опасность, вечная угроза, что висела над нами, тайная война, которую ведут против нас убийцы.
Кто же они, эти убийцы? - задала она себе вопрос. - Они могущественны и доказали это. Они - его непримиримые враги, или, верней, мои. Они покушаются на его жизнь, и в этом причина всех запретов. Он никогда ничего не говорит мне, как будто я не угадываю все сердцем, как будто можно зажмурить глаза, если любишь. Он входит, я целую его, он садится и изо всех сил старается улыбаться. Но он не видит, что его душа открыта передо мной, что с первого взгляда я способна прочесть по его глазам, одержал он победу или потерпел поражение. Он опасается за меня, не хочет, чтобы я знала об его усилиях, о войне, которую он ведет, но никак не может понять, что мне требуется в тысячу раз больше мужества, чтобы глотать слезы, чем нужно было бы, чтобы делить его труды и сражаться бок о бок с ним.
Из залы донесся шум, надо думать, хорошо знакомый Авроре, потому что она, вся просияв, вскочила. Она едва не вскрикнула от радости. А все дело в том, что открылась дверь, выходящая на заднюю лестницу.
До чего же был прав Берришон! Сейчас на этом нежном девичьем лице вы не обнаружили бы ни следа слез, ни тени печали. Оно лучилось улыбкой. Сердце ее бешено колотилось, но - от радости Склоненная голова поднялась, стан вновь стал грациозным и гибким. Она была похожа на прелестный садовый цветок, что с приходом ночи поникает, но стоит явиться первым лучам солнца, - и он вновь выпрямляется, еще свежей и благоуханней, чем прежде.
Итак, Аврора вскочила и устремилась к зеркалу. Она боялась выглядеть некрасивой. Проклинала слезы, что струились из ее очей и пригасили их бриллиантовое сияние: два раза в день она становилась кокетливой. Но зеркало подтвердило, что ее тревога напрасна, Оно ответило ей улыбкой такой юной, такой нежной, такой чарующей, что Аврора мысленно вознесла благодарение Богу.
Мэтр Луи спускался по лестнице. Внизу стоял Берришон с лампой в руке и светил хозяину. Мэтр Луи, сколько бы лет на самом деле ему ни было, выглядел молодым человеком. Такие светлые, легкие и волнистые волосы, как у него, бывают только у юношей. Его широкий лоб и виски не поддались воздействию испанского солнца; то был галл, словно изваянный из слоновой кости, но мужественные черты лица вполне уравновешивали некоторую присущую его внешности женственность. Пламенные глаза под благородными линиями бровей, прямой, великолепно очерченный нос, губы, которые казались отлитым" из бронзы, тонкие, чуть закрученные усы, крупный, округлый подбородок - все придавало его лицу выражение решительности и силы.
Его костюм - панталоны, камзол и кафтан с одинаковыми агатовыми пуговицами - был сшит из черного бархата. Он был без шляпы и без шпаги.
Он стоял еще на верхней площадке, а взгляд его уже искал Аврору. Увидев ее, мэтр Луи внутренне устремился к ней, но сдержал себя. Он заставил себя опустить глаза, заставил замедлить ускорившийся было шаг. Один из тех наблюдателей, которые все замечают, чтобы потом проанализировать, вероятно, с первого же взгляда угадал бы тайну этого человека. Жизнь его проходила в борьбе с собой. Он был близок к счастью, но не желал прикоснуться к нему. Да, у мэтра Луи была железная воля. Она была достаточно сильна, чтобы держать в стоической узде его сердце, нежное, страстное, пылкое, как у женщины.
- Вы ждали меня, Аврора? - спросил он, спускаясь. Франсуаза Берришон явила из-за кухонной двери свое раскрасневшееся лицо. Громовым голосом, которому позавидовал бы капрал, проводящий на плацу учения, она объявила:
- Да как у вас хватает совести, мэтр Луи, заставлять плакать бедное дитя?
- Аврора, вы плакали? - взволнованным голосом осведомился мэтр Луи.
Он был уже на последней ступеньке. Девушка обвила руками его шею.
- Анри, друг мой, - промолвила она, подставляя ему лоб для поцелуя, - вы же знаете, как сумасбродны молодые девушки. Франсуаза ошиблась. Я вовсе не плакала. Посмотрите мне в глаза, Анри: есть ли в них слезы?
И она улыбнулась такой счастливой улыбкой, что мэтр Луи невольно залюбовался ею.
- Внучок, а что же это ты мне плел, будто барышня только и делает, что плачет? - строго глядя на Жана Мари, вопросила Франсуаза.
- Да не знаю, бабушка, - отвечал Берришон, - может, вы недослышали меня, может, я плохо видел, а может, барышня не хочет, чтобы стало известно, что она плакала.
Право, в юном Берришоне было нечто от уроженца Нижней Нормандии.
Франсуаза прошла в комнату, неся основное блюдо ужина.
- И все равно, - пробурчала она, - барышня весь день одна. Какая это жизнь?
- Я же не просила вас пересказывать мои жалобы, - покраснев от негодования, бросила Аврора.
Мэтр Луи подал ей руку, чтобы подвести к накрытому столу. Они сели друг против друга. Берришон, как обычно, встал за стулом Авроры, чтобы услужать ей. Несколько минут прошло за тем, что и Аврора и мэтр Луи делали вид, будто едят, после чего мэтр Луи сказал:
- Ступай, Жан Мари, ты нам больше не нужен.
- Другие перемены принести? - осведомился Берришон.
- Нет, - поспешно ответила Аврора.
- Тогда я принесу десерт.
- Ступай! - приказал ему мэтр Луи, указав на дверь. Берришон вышел, исподтишка посмеиваясь.
- Бабушка! - объявил он, входя в кухню, - мне кажется, они там сейчас вдвоем крупно поссорятся.
Славная женщина только пожала плечами.
- У мэтра Луи такой сердитый вид! - гнул свое Жан Мари.
- Займись-ка лучше посудой, - бросила Франсуаза. - Мэтр Луи знает ее куда дольше, чем нас с тобой. Он силен, как бык, хотя и выглядит худощавым, и вдобавок отважней льва, но можешь быть спокоен: наша хрупкая барышня Аврора справится с четырьмя такими, как он.
- Вот уж по ее виду ни за что бы не сказал, - удивился Берришон.
- Тем не менее это так, - заметила Франсуаза и, завершая дискуссию, объяснила: - Ты еще просто мал, чтобы понять. А теперь принимайся за свое дело.
- Мне кажется, вы несчастливы, Аврора, - сказал мэтр Луи, когда Берришон вышел.
- Я так редко вижу вас! - ответила девушка.
- И вините меня, да?
- Упаси Боже! Иногда я страдаю, это правда, но кто может запретить рождаться глупым мыслям в голове бедной затворницы? Знаете, Анри, маленькие дети боятся в темноте, но только приходит день, и они забывают про свои страхи. Вот и я такая же: достаточно появиться вам, и мое капризное уныние проходит.
- Вы любите меня, как послушная дочь, - промолвил мэтр Луи, пряча глаза, - и я благодарен вам за это.
- А вы, Анри, любите меня, как отец? - спросила девушка.
Мэтр Луи поднялся и обошел вокруг стола. Аврора пододвинула ему стул и сказала с нескрываемой радостью:
- Садитесь. Как давно мы вот так не беседовали с вами. Помните, когда-то мы проводили вместе целые часы.
Мэтр Луи был задумчив и грустен. Он бросил:
- Время теперь не принадлежит нам.
Аврора сжала его руки и взглянула в лицо с такой нежностью, что у несчастного мэтра Луи защипало под веками, каковое ощущение обычно предшествует слезам.
- Анри, вы тоже страдаете? - полушепотом задала вопрос Аврора.
Он покачал головой, попытался выдавить улыбку и ответил:
- Вы ошибаетесь, Аврора. Да, однажды мне приснился дивный сон. Сон настолько прекрасный, что наполнил всего меня блаженством. Но то было только однажды, и то был только сон. Я пробудился и ни на что больше не надеюсь. Я дал клятву и исполняю свой долг. Близится час, когда вся моя жизнь переменится. Но сейчас, дорогое мое дитя, я слишком стар, чтобы начать новую жизнь.
- Слишком стар? - повторила Аврора и от всей души рассмеялась.
Но мэтр Луи даже не улыбнулся.
- У других, - тихо промолвил он, - в моем возрасте уже есть семья.
Лицо Авроры в тот же миг стало серьезным.
- А у вас нет семьи, Анри, мой друг, у вас есть только я.
Мэтр Луи приоткрыл уже рот, чтобы ответить, но слова замерли у него на устах. И он вновь опустил глаза.
- У вас только я, - повторила Аврора. - Но что я для вас? Помеха счастью.
Он хотел остановить ее, но она продолжала:
- А вы знаете, что говорят соседи? "Она ему не дочь, не сестра, не жена…" Они говорят…
- Аврора, - на сей раз прервал он ее, - вот уже восемнадцать лет вы составляете все мое счастье.
- Вы великодушны, и я благодарю вас, - прошептала девушка.
Несколько секунд они молчали. Замешательство мэтра Луи становилось все заметнее. Аврора прервала молчание:
- Анри, я не знаю ничего о ваших замыслах, о ваших поступках и не имею права упрекать вас за это. Но я все время одна и всегда думаю о вас, мой единственный друг. И порой ко мне приходит прозрение. Когда у меня сжимается' сердце, когда на глаза наворачиваются слезы, я говорю себе: "Не будь меня, какая-нибудь женщина скрашивала бы его одиночество; не будь меня, у него был бы большой, богатый дом; не будь меня, он мог бы появляться всюду, не скрываясь".
- Анри, вы сделали много больше, чем подарили мне отцовскую любовь; вы уважаете меня и вынуждены из-за меня смирять порывы своего сердца.