Жан Мари перевел дыхание и затараторил дальше: - И то, и се, и это, и другое: почему мы поселились именно на Певческой улице, а не на какой-нибудь еще, почему вы никогда не выходите из дому. Говоря на эту тему, госпожа Муанре, повитуха, сказала Гишардихе, что у вас одна нога сухая. А еще интересуются, почему мэтр Луи так часто уходит, почему горбун… Ах, - махнул Жан Мари рукой, - а уж горбун их так занимает! Мамаша Балао сказала, что у него такой вид, словно он якшается с нечистым.
- И ты, Берришон, сплетничаешь с ними! - укоризненно произнесла Аврора.
- Вот уж неправда, барышня! Кто-кто, а я умею держать язык за зубами. Но вы бы только послушали их, особенно женщин. Господи Боже, уж эти мне женщины! Да что там говорить, стоит мне выйти на улицу, и у меня сразу начинают гореть уши. "Эй, Берришон, херувимчик! - кричит мне лоточница, что торгует напротив. - Иди-ка отведай моего сиропа!" Надо сказать, барышня, он у нее очень вкусный. "Нет, этот ангелочек съест у меня немножко бульона!" - вступает трактирщица. А следом за ней торговка маслом, и та, что починяет скорняжные изделия, и даже сама прокурорша. Вот так-то! А я шагаю гордый, как подручный аптекаря. Гишардиха, Муанре, Балао, лоточница напротив, торговка маслом, скорняжница и все остальные только зря стараются. Но им хоть бы что. Вы бы послушали, барышня, как они ко мне липнут, - вновь рассмеялся Берришон, - и вам тоже стало бы смешно. Представьте себе эту Балао, тощую, черную, с очками на носу. "А она милашка и хорошо сложена". Это она про вас, барышня. "Ей, наверно, лет двадцать, да?" - "Не знаю!" - произнес Берришон не своим голосом, и опять перешел на фальцет: "Да, что она милашка, то милашка, - а это вступает Муанре, - и просто невозможно поверить, что она - племянница простого кузнеца. Ведь она ему племянница, цыпленочек, да?" - "Нет!" - рявкнул опять же басом Берришон.
И тут снова пропищал фальцетом: "Ага! Значит, она ему дочка? Так, ягненочек?" - "Нет!" Д барышня, хочу пройти, но как бы не так! Они окружают меня. Гишардиха, Дюраниха, Морен, Бертан… "Но раз она ему не дочка, то, значит, жена?" - "Нет!" - "Младшая сестра?" - "Нет!" - "Как! Не жена, не сестра, не дочь? Тогда, наверно, сиротка, которую он подобрал и воспитал из милости?" - "Нет! Нет! Нет!" - заорал во весь голос Берришон.
Аврора закрыла его рот ладонью.
- Берришон, ты солгал, этого не следовало делать, - тихо и печально промолвила она. - Я ведь и вправду сирота, он подобрал меня и воспитал из милости.
- Ну вот еще! - возмутился Жан Марк
- В следующий раз, когда они будут спрашивать тебя, так и ответь. Я вовсе не стыжусь. Зачем же скрывать благодеяния моего друга?
- Но, барышня…
- Разве я не девушка без роду и племени? - задумчиво продолжала Аврора. - Без него, без его благодеяний…
- Вот услышал бы это мэтр Луи, как он велит себя называть, то-то бы рассердился, - объявил Берришон. - Из милости! Благодеяния! Да как у вас язык поворачивается, барышня?
- Слава Богу, про него и про меня не говорят ничего другого, - почти прошептала девушка, и ее белоснежное лицочуть-чуть порозовело.
Берришон придвинулся к ней.
- Знаете, барышня… - неуверенно пробормотал он.
- Да?
- Нет, ничего…
- Говори, Берришон!
Мальчик не решался, и тогда она властным голосом произнесла:
- Приказываю тебе говорить! Ну, я жду!
Опустив глаза, Берришон мял салфетку, которую держал в руках.
- Ладно, - промямлил он. - Только это все сплетни, обычные сплетни. Они говорят: "Все понятно. Он слишком молод, чтобы быть ее отцом. Он ее так прячет, и поэтому он ей не муж…"
- Продолжай! - приказала Аврора, на лбу у которой выступили капельки пота.
- А если он - не отец, не брат, не муж…
Аврора закрыла лицо ладонями.
7. МЭТР ЛУИ
Берришон горько раскаивался, что начал этот разговор. Он с ужасом смотрел, как грудь Авроры содрогается от рыданий, и думал:
"Вот вошел бы он сейчас!"
Аврора стояла, опустив голову. Волосы упали ей на ладони, и сквозь пальцы сочились слезы. Когда она вскинула голову, глаза ее были влажны, но к щекам опять прилила кровь.
- Если он - не отец, не брат, не муж бедной сироты, - медленно, чеканя каждое слово, заговорила девушка, - и зовется Анри де Лагардер, значит, он - ее друг, ее спаситель и благодетель. О! - воскликнула она, воздевая руки к небу. - Даже само их злословие доказывает мне, сколь он выше других! Они его подозревают, потому что поступают так, как не поступит он. Я его и без того люблю, но теперь, благодаря им, стану боготворить.
- Правильно, барышня, - закивал Берришон, - боготворите его, и пусть они лопнут от злости!
- Анри, - прошептала Аврора, - единственный человек на свете, который защищал и любил меня.
- Ну, насчет любви, - подтвердил Берришон, вернувшийся к своим обязанностям, о которых он временно забыл, и продолжавший накрывать на стол, - тут вы можете быть спокойны, это я вам говорю. Каждое утро мы с бабушкой видим это. "Как она провела ночь? Спокойно ли спала? Не грустила ли вчера? Не было ли у нее каких-нибудь желаний?" И ежели нам удалось угадать какое-нибудь ваше желание, он бывает так рад, так счастлив! Да что там говорить, он вас любит!
- Да, - подтвердила Аврора, отвечая собственным мыслям, - он добр и любит меня, как собственную дочь.
- И по-другому тоже, - с хитрой гримасой ввернул Берришон.
Аврора покачала головой. Эта тема была так желанна ее сердцу, что она даже не подумала ни о возрасте, ни о положении собеседника.
Жан Мари Берришон, накрывающий для нее стол, в этот момент стал чем-то вроде ее наперсника.
- Я все время одна и все время грущу, - промолвила она.
- Ну, барышня, как только он войдет, к вам сразу вернется улыбка, - возразил мальчик.
- Настала ночь, - продолжала Аврора, - а я все жду его, и так каждый вечер, с тех пор как мы приехали в Париж.
- Да полно вам, - бросил Берришон. - Это потому, что здесь столица. Ну вот, я накрыл стол. Бабушка, ужин готов?
- Да уж с час как готов, - пробасила на кухне Франсуаза.
Берришон почесал в затылке.
- Я готов голову дать на отсечение, - пробормотал он, - что мэтр Луи наверху с этим чертовым горбуном. Надоело мне смотреть, как барышня из-за этого мучается. Если бы я осмелился…
Он прошел через залу и ступил на первую ступеньку лестницы, ведущей к покоям мэтра Луи.
- Конечно, это запрещено, - размышлял он вслух, - и мне не хотелось бы увидеть господина шевалье в гневе, как в прошлый раз. Всесильный Боже! И все же, барышня, - обратился Жан Мари к Авроре, - я не понимаю, почему он все-таки прячется? Это же вызывает пересуды. Да будь я на месте соседей, я, хоть вовсе не любитель чесать языком, говорил бы, как они: "Он - заговорщик" или "Он - колдун".
- А они так и говорят? - удивилась Аврора. Вместо ответа Берришон расхохотался.
- О Господи! - воскликнул он. - Если бы они знали, как я, что у него наверху. Кровать, сундук, два стула да на стене висит шпага - вот и все. Правда, что в запертой комнате, я не знаю, - поправился он, - там я видел только одну вещь…
- Какую? - заинтересовалась Аврора.
- Да ничего особенного. Дело было вечером, и он позабыл опустить язычок, который закрывает с той стороны замочную скважину.
- И ты посмел заглянуть в нее?
- Бог мой, барышня, это вышло совершенно случайно. Я поднялся, чтобы по вашей просьбе пригласить его, и вдруг в скважине виден свет. Ну, я и глянул в нее.
- И что же ты увидел?
- Да говорю вам, ничего особенного. Горбуна не было. Господин шевалье сидел за столом. На столе стояла шкатулка, маленькая шкатулка, с которой он никогда не расставался в дороге. Мне всегда страшно любопытно было узнать, что он в ней держит. В нее могло бы поместиться немало двойных пистолей, но, оказывается, у мэтра Луи там вовсе не пистоли, а бумажный конверт, такой, знаете, квадратный, похожий на письмо, а с него свешиваются три печати красного воска, размером каждая с экю в шесть ливров.
По описанию Аврора узнала конверт, но промолчала.
- Еще немного, - продолжал Берришон, - и мое любопытство мне дорого бы обошлось. Видно, я наделал шума, хотя и был осторожен. Он пошел открыть дверь. Времени у меня оставалось только броситься вниз по лестнице, и я упал и отбил себе крестец: он у меня, если дотронуться, до сих пор еще болит. Но теперь я закаялся подсматривать… Но ведь вам, барышня, все позволено, вам бояться нечего, и я вам вот что скажу: мне бы хотелось, чтоб сегодня ужин был пораньше. Очень мне охота посмотреть, как гости съезжаются в Пале-Рояль на бал. Может, вам подняться и позвать его своим ласковым голосом?
Аврора опять промолчала.
- Вы видели, - продолжал Берришон, не любивший чесать языком, - как весь день сегодня проезжали повозки, полные цветов и зеленых гирлянд, фургоны с фонариками, печеньями и напитками?
И Берришон облизнул языком губы.
- У, там будет такая красота! - воскликнул он. - Если бы я там оказался, уж я вдоволь бы угостился!
- Берришон, ступай, помоги бабушке, - велела ему Аврора.
"Бедная барышня, - думал, удаляясь, Жан Мари, - она просто умирает от желания пойти потанцевать".
Аврора задумчиво оперла голову на руку. Нет, она вовсе не думала ни о бале, ни о танцах. Она мысленно говорила себе: