У принца подавали вино, бросавшее в сон. Этим утром принц спал на ходу, в то время как его камердинер помогал ему улечься, а полупьяный - по крайней мере, с виду, поклясться тут ни в чем нельзя - аббат Дюбуа пел хвалу английским нравам. Вообще-то принц очень любил англичан, но сейчас слушал вполуха и поторапливал камердинера.
- Иди ложись, Дюбуа, друг мой, - сказал он будущему кардиналу, - и не терзай мой слух.
- Сейчас пойду, - ответил аббат. - А вы знаете, какая разница между вашей Миссисипи и Гангом? Между вашими крошечными эскадрами и английским флотом? Между хижинами у вас в Луизиане и дворцами у них в Бенгалии? Знаете ли вы, что ваша Вест-Индия - выдумка, а у них там истинная страна "Тысячи и одной ночи", земля неисчерпаемых сокровищ и благовоний, морское дно, усеянное жемчугом, горы, из склонов которых торчат алмазы?
- Дюбуа, почтенный мой наставник, ты пьян. Ложись спать.
- Не проголодались ли вы, ваше королевское высочество? - со смехом отвечал аббат. - Еще только несколько слов: изучайте Англию, устанавливайте с нею тесные связи.
- Боже милостивый! - вскричал принц. - Ты уже десять раз отработал пенсию, которую лорд Стерз тебе исправно задерживает. Ступай спать, аббат.
Дюбуа взял шляпу и, ворча, направился к двери. В этот миг она отворилась, и слуга доложил о прибытии господина де Машо.
- Начальника полиции я приму в полдень, - сварливо отвечал регент. - Эти люди играют моим здоровьем, они меня просто губят.
- Но у господина де Машо важные сообщения, - настаивал слуга.
- Знаю я все эти сообщения, - перебил регент. - Он будет говорить, что Челламаре интригует, у короля Филиппа Испанского скверный нрав, Альберони хочет стать папой, а герцог Мэнский - регентом. В полдень, вернее, даже в час! Мне нездоровится.
Слуга ушел. Дюбуа вернулся на середину комнаты.
- Если вы приобретете себе англичан в качестве союзников, - заявил он, - то сможете плевать на все эти мелкие интриги.
- Да уйдешь ты или нет, негодяй! - вскричал регент. Дюбуа ничуть не обиделся. Он снова направился к двери, и та опять распахнулась.
- Господин статс-секретарь Леблан, - объявил слуга.
- К черту! - ответил его королевское высочество, ставя босую ногу на табурет, чтобы забраться в постель.
Слуга прикрыл за собой дверь, но добавил в щелку:
- У господина статс-секретаря важные сообщения.
- У них у всех важные сообщения, - заметил регент Франции, кладя повязанную платком голову на подушку, украшенную мехельнскими кружевами. - Они носятся с ними, вместо того чтобы напустить страху на Альберони или герцога Мэнского. Они думают, что стали необходимы, а делаются несносны, вот и все. В час я приму господ Леблана и Машо, а лучше даже в два. Я чувствую, что просплю до двух.
Слуга удалился. Филипп Орлеанский закрыл глаза.
- Аббат еще здесь? - осведомился он у камердинера.
- Ухожу, ухожу, - поспешно ответил Дюбуа.
- Нет, аббат, останься. Ты меня усыпишь. Ну, не странно ли, что я ни минуты не могу отдохнуть от трудов? Ни минуты! Они являются именно тогда, когда я ложусь спать. Понимаешь, аббат, я умираю от усталости, но их это не трогает…
- Ваше королевское высочество, - осведомился Дюбуа, - хотите, я вам почитаю?
- Нет, я передумал, ступай. Поручаю тебе учтиво извиниться от моего имени перед этими господами. Я всю ночь работал. У меня разболелась голова - как обычно, когда я пишу при свете лампы.
Он тяжко вздохнул и добавил:
- Нет, положительно все это меня доконает, а еще молодой король вызовет меня, когда проснется, и господин Флери будет поджимать губы, словно какая-нибудь старуха-графиня. Но, как ни старайся, все успеть невозможно. Да, черт возьми, управлять Францией - занятие не для лоботрясов!
Голова регента совсем утонула в мягкой подушке. Послышалось ровное, шумное дыхание. Он уснул.
Аббат Дюбуа переглянулся с камердинером, и оба захихикали. Когда регент находился в хорошем расположении духа, он называл аббата Дюбуа плутом. В этом высокопреосвященстве было много от лакея.
Дюбуа вышел. Господин де Машо и министр Леблан еще сидели в передней.
- Часа в три, - сообщил аббат, - его королевское высочество вас примет, но, по-моему, вам лучше подождать до четырех. Ужин затянулся далеко за полночь, и его королевское высочество немного устал.
Своим появлением Дюбуа помешал разговору между господином де Машо и статс-секретарем.
- Этот наглый плут, - заметил начальник полиции, когда Дюбуа ушел, - не умеет даже скрыть слабости своего хозяина.
- Да, слишком уж его королевское высочество неравнодушен к плутам, - отозвался Леблан. - Однако вам известна правда о том, что случилось в домике принца Гонзаго?
- Я знаю лишь то, что рассказали нам приставы. Двое убитых - младший Жиронн и откупщик Альбре, трое арестованы: бывший офицер легкой кавалерии Лагардер и двое головорезов, имена которых значения не имеют. Госпожа принцесса именем короля силою проникла в переднюю к своему супругу. Две девушки… Но это тайна, покрытая мраком, настоящая загадка сфинкса.
- Но ведь одна из них явно наследница де Невера, - сказал статс-секретарь.
- Это неизвестно. Одну отыскал господин де Гонзаго, другую - этот самый Лагардер.
- А регент осведомлен об этих событиях? - поинтересовался Леблан.
- Вы же слышали, что сказал аббат. Регент ужинал до восьми утра.
- Когда дело дойдет до принца Гонзаго, ему придется несладко.
Начальник полиции пожал плечами и повторил:
- Неизвестно. Одно из двух: или господин Гонзаго сохранит доверие, или нет.
- Однако, - проговорил Леблан, - в деле графа Горна его королевское высочество был безжалостен.
- Тогда речь шла о банковских кредитах, улица Кенкампуа требовала, чтобы кто-то был примерно наказан.
- Ну, здесь тоже в игру входят высокие интересы: вдова де Невера…
- Безусловно, но Гонзаго дружит с регентом уже двадцать пять лет.
- Сегодня вечером должны созвать Огненную палату.
- Да, чтобы рассмотреть иск принцессы Гонзаго к Лагардеру.
- Вы полагаете, что его королевское высочество станет покрывать принца?
- Я настроен, - решительно заявил господин де Машо, - не думать ничего, пока не узнаю, провинился в чем-либо Гонзаго или нет. Вот и все.
Едва он договорил, как дверь в переднюю открылась и вошел принц Гонзаго - один, без свиты. Трое вельмож обменялись приветствиями.
- Его королевское высочество еще не проснулся? - осведомился Гонзаго.
- Он только что отказался нас принять, - в один голос ответили Леблан и де Машо.
- В таком случае, - продолжал Гонзаго, - я уверен, что его двери закрыты для всех.
- Бреон! - позвал начальник полиции. Появился слуга. Де Машо приказал:
- Доложи его королевскому высочеству о приходе принца Гонзаго.
Гонзаго подозрительно взглянул на начальника полиции. Это не укрылось от его собеседников.
- А что, относительно меня были особые распоряжения? - спросил принц.
В вопросе явно звучало беспокойство.
Начальник полиции и статс-секретарь с улыбкой поклонились принцу.
- Нет ничего удивительного в том, - пояснил господин де Машо, - что его королевское высочество закрыл дверь для министров, однако в обществе своего лучшего друга он найдет радость и отдохновение.
Вернувшийся Бреон громко объявил с порога:
- Его королевское высочество примет принца Гонзаго.
На лицах троих вельмож изобразилось одинаковое удивление, хотя причины его были различны. Гонзаго смутился. Поклонившись собеседникам, он двинулся следом за Бреоном.
- Его королевское высочество, наверное, никогда не изменится, - с досадой проворчал Леблан. - Сперва удовольствия, а потом уж дела.
- Из одного и того же факта, - с насмешливой улыбкой на губах возразил де Машо, - можно сделать самые разные заключения.
- Но вы не станете отрицать, что Гонзаго…
- …грозит катастрофа, - докончил начальник полиции. Статс-секретарь уставился на него в изумлении.
- Во всяком случае, - продолжал де Машо, - регент и Гонзаго были большими друзьями, но мы дожидались вместе с ним в прихожей больше часа.
- И что вы из этого заключаете?
- Боже меня сохрани что-нибудь заключать! Вот только за все время регентства герцога Орлеанского Огненная палата занималась одними цифрами. Она сменила меч на грифельную доску и карандаш. И вдруг ей в когти бросают этого Лагардера. Но это лишь первый шаг. До свидания, друг мой, я вернусь через три часа.
У Гонзаго было на размышление всего несколько секунд - пока он шел по коридору, отделявшему прихожую от покоев регента. И он распорядился этими секундами наилучшим образом. Благодаря встрече с де Машо и Лебланом он совершенно изменил линию своего поведения. Эти господа не сказали ему ничего, однако, расставшись с ними, Гонзаго уже знал, что его звезда клонится к закату.
По-видимому, ему следует ждать самого худшего. Регент протянул ему руку. Гонзаго, вместо того чтобы поднести ее к губам, как делали некоторые придворные, сжал ее в ладонях и без позволения уселся в изголовье кровати. Голова регента все еще покоилась на подушке, глаза были чуть приоткрыты, однако Гонзаго прекрасно видел, что его королевское высочество внимательно за ним наблюдает.