Все последовали его совету. Шампанское полилось в бокалы. Горбун принялся заполнять пустые места твердым размашистым почерком.
- Вот чертова шпага! - буркнул он, пытаясь усесться поудобнее.
Новый взрыв хохота. Боевое оружие все сильнее и сильнее мешало горбуну. Шпага стала для него чуть ли не орудием пытки.
- Все-таки он подпишет, - говорили одни.
- Нет, не сумеет, - возражали другие.
Выйдя из себя, Эзоп выхватил шпагу из ножен и положил ее рядом с собою на стол. Присутствующие опять засмеялись. Плюмаж сжал Галунье руку и проворчал:
- Клянусь головой, вот и смычок наготове!
- Теперь берегитесь музыки, - отозвался брат Галунье. Стрелка часов приближалась к четырем.
- Подпишитесь, мадемуазель, - проговорил горбун и протянул перо Авроре.
Она заколебалась, но он взглянул на нее и шепнул:
- Подписывайтесь своим настоящим именем, вы же его знаете!
Аврора наклонилась над документом и поставила подпись. Заглядывавшая ей через плечо донья Крус не смогла сдержать удивленного движения.
- Ну что, готово? Готово? - спрашивали наиболее любопытные.
Горбун жестом остановил их, взял перо и расписался.
- Теперь все в порядке, - проговорил он. - Можете посмотреть: это вас удивит.
Все бросились к столу. Горбун между тем отбросил перо и как бы невзначай взял шпагу.
- Внимание! - прошептал Плюмаж-младший.
- Ясное дело! - решительно ответил брат Галунье. Первым к столу подошли Гонзаго и Пероль. Увидев, какие имена стоят в контракте, они попятились.
- В чем дело? Какое он написал имя? - восклицали стоявшие сзади.
Горбун обещал всех удивить и сдержал слово. Сотрапезники вдруг увидели, как распрямляются его кривые ноги и стан, как твердо держит он рукою шпагу.
- Ах, битый туз! - пробурчал Плюмаж. - Негодник еще мальчишкой показывал в Фонтанном дворе чудеса гибкости!
Горбун выпрямился и отбросил волосы назад. Тело его сделалось стройным, изящным и крепким, лицо - благородным, прекрасным и ясным.
- Ну-ка, прочтите мое имя! - воскликнул он, окидывая изумленную толпу сверкающим взором.
С этими словами он указал кончиком шпаги на подпись. Взгляды всех присутствующих скользнули на контракт. Через секунду в зале звучало одно имя:
- Лагардер! Лагардер!
- Да, Лагардер, - подтвердил Анри, - тот самый Лагардер, который всегда приходит на условленную встречу!
В эти первые минуты всеобщего ошеломления он, наверное, смог бы прорваться сквозь беспорядочный строй врагов. Но Лагардер не шелохнулся. Одною рукой он прижимал дрожащую ладонь Авроры к своему сердцу, другою поднял шпагу высоко над головой. Позади стояли с клинками наголо Плюмаж и Галунье. Гонзаго тоже выхватил шпагу из ножен. Примеру хозяина последовали и его клевреты. Их было раз в десять больше. Донья Крус хотела броситься между враждующими сторонами, но Пероль схватил ее в охапку и оттащил в сторону.
- Этот человек не должен выйти отсюда, господа, - побледневшими губами процедил сквозь зубы принц. - Вперед!
Навайль, Носе, Шуази, Жиронн и прочие дворяне ринулись в атаку. Но Лагардер даже не отскочил за стол. Не выпуская руки Авроры, он прикрыл ее своим телом и приготовился к обороне. Плюмаж и Галунье защищали его с флангов.
- Держись, сокровище мое! - воскликнул гасконец. - Мы уже с полгода как снова помолодели! Держись, гром и молния!
- Я здесь! - вскричал Лагардер, отбивая первый выпад.
Через несколько секунд люди Гонзаго отступили; Жиронн и Альбре плавали на полу в луже крови.
Лагардер и два его храбреца, невредимые, стояли неподвижно как статуи и ждали второй атаки.
- Господин Гонзаго, - промолвил Лагардер, - вы хотели сделать пародию на свадьбу. Но брачный контракт в полном порядке, там есть даже ваша подпись.
- Вперед! Вперед! - завопил кипевший от ярости принц. На сей раз он двинулся в атаку во главе своего воинства.
Часы пробили пять. И тут снаружи послышался громкий шум, в дверь заколотили, и чей-то голос крикнул:
- Именем короля!
Гостиная со следами пиршества выглядела весьма причудливо. Стол с приборами и початыми бутылками, там и сям опрокинутые бокалы, пролитое вино, смешавшееся с кровью, всяческие обломки. В глубине залы, подле двери в комнату, где ранее хранилась корзина со свадебными подарками, а теперь сидел полумертвый от страха господин Гриво-старший, стояла неподвижная и молчаливая группа, состоявшая из Лагардера, Авроры и двух фехтмейстеров. В центре зала Гонзаго и его приспешники, остановленные словами: "Именем короля!", со страхом смотрели на входную дверь. По углам жались обезумевшие от ужаса женщины.
Между двумя группами в черно-красной луже лежали два трупа.
Люди, стучавшиеся в этот ночной час к принцу Гонзаго, разумеется, и не ожидали, что им отопрут сразу же.
Это были французские гвардейцы и полицейские приставы из Шатле, которых мы видели сначала во дворе особняка Ламуаньона, а потом на кладбище Сен-Маглуар. Они заранее приняли необходимые меры. После троекратного обращения, подкрепленного ударами в дверь, они просто-напросто сорвали ее с петель. В гостиной послышались шаги солдат. Гонзаго до мозга костей пробирал озноб. Неужели правосудие пришло по его душу?
- Господа, - вкладывая шпагу в ножны, сказал он, - людям короля сопротивления не оказывают.
И тихо прибавил:
- Там будет видно.
Капитан гвардейцев Бодон де Буагийе появился в дверях и повторил:
- Господа, именем короля!
Затем, холодно поклонившись Гонзаго, он отошел в сторону и впустил солдат. За ним в зал вошли и приставы.
- Что это значит, сударь? - осведомился Гонзаго. Буагийе взглянул на распростертые на полу трупы, затем на Лагардера и его соратников, которые так и стояли со шпагами в руках.
- Вот дьявольщина, - пробормотал он. - Не зря мне говорили, что он отважный воин! Принц, - обратился он к Гонзаго, - этой ночью я нахожусь в распоряжении вашей супруги.
- И моя супруга?.. - в ярости начал Гонзаго.
Но договорить он не успел. На пороге появилась вдова де Невера. Она была все в том же траурном облачении. При виде девиц из Оперы, крайне занимательных картин на стенах, при виде обломков оргии, перемешавшихся с обломками сражения, принцесса опустила на лицо вуаль и сказала, обращаясь к своему мужу:
- Я пришла не к вам, сударь.
Затем, подойдя к Лагардеру, продолжала:
- Двадцать четыре часа истекли, господин де Лагардер, ваши судьи вас ждут, извольте отдать свою шпагу.
- И это моя мать! - закрыв лицо ладонями, пролепетала Аврора.
- Господа, - продолжала принцесса, повернувшись к гвардейцам, - исполняйте свой долг.
Лагардер швырнул шпагу к ногам Бодона де Буагийе. Гонзаго и его приспешники стояли неподвижно и молча. Бодон де Буагийе указал Лагардеру на дверь, но тот, не выпуская руки Авроры, подошел к принцессе Гонзаго.
- Сударыня, - проговорил он, - я только что чуть не отдал жизнь за вашу дочь.
- За мою дочь? - дрогнувшим голосом повторила принцесса.
- Он лжет! - воскликнул Гонзаго.
Лагардер не обратил на его слова ни малейшего внимания.
- Я попросил двадцать четыре часа для того, чтобы возвратить вам мадемуазель де Невер, - неспешно произнес он, высоко держа свою красивую голову перед всеми этими придворными и солдатами, - и данный мне срок истек. Перед вами мадемуазель де Невер.
Ледяные руки матери и дочери соприкоснулись. Аврора со слезами бросилась в объятия принцессы. На глазах у Лагардера выступили слезы.
- Берегите ее, сударыня, - продолжал он, изо всех сил стараясь скрыть свою боль, - у нее, кроме вас, никого нет.
Аврора выскользнула из материнских объятий и подбежала к Лагардеру. Он легонько ее оттолкнул.
- Прощайте, Аврора, - продолжал он. - Завтра нам не придется сыграть свадьбу. Храните этот контракт, который сделал вас моею женой перед людьми, хотя перед Богом вы стали ею еще вчера. И пусть госпожа принцесса простит этот мезальянс с мертвецом.
Он в последний раз поцеловал девушке руку, отвесил глубокий поклон принцессе и направился к двери со словами:
- Ведите меня к судьям!
6. СВИДЕТЕЛЬСТВО МЕРТВЕЦА
1. СПАЛЬНЯ МЕРТВЕЦА
Было восемь утра. Маркиз де Косее, герцог де Бриссак, поэт Ла Фабр и три дамы, в одной из которых старый Лебреан, привратник Двора улыбок, узнал герцогиню Беррийскую, только что покинули Пале-Рояль через маленькую дверцу, о которой мы уже не раз упоминали. Регент остался у себя в спальне наедине с аббатом Дюбуа и в присутствии сего будущего кардинала готовился ко сну.
Ужин в Пале-Рояле, точно так же как и у принца Гонзаго, затянулся - такова была мода. Однако ужин в Пале-Рояле завершился все-таки более весело.
В наши дни весьма одаренные и серьезные писатели пытаются обелить память о милом аббате Дюбуа, пользуясь самыми разнообразными предлогами. Во-первых, как они считают, он был хорош, поскольку папа римский сделал его кардиналом. Но папа отнюдь не всегда назначал кардиналами только тех, кого желал. Во-вторых, потому, что красноречивый и добродетельный Массийон был его другом. Этот довод звучал бы убедительно, если бы кто-нибудь доказал, что добродетельные люди не могут питать слабость к жуликам. Однако насмешница-история доказывает нам обратное. Впрочем, если аббат Дюбуа был и вправду святым, то Господь должен был оставить для него приятное местечко у себя в раю, поскольку ни на какого другого человека не обрушивалось столько клеветы.