Часть 2
1
- Как это ни странно, - начал Измаил, - именно мой благодетель пробудил во мне интерес к проблеме неволи - безотносительно к моему собственному положению. Как я, вероятно, упомянул в своем вчерашнем рассказе, он был буквально одержим событиями, которые тогда происходили в нацистской Германии.
- Да, я так и понял.
- А из твоего вчерашнего рассказа о Курте и Гансе я заключаю, что ты изучаешь жизнь тех времен, когда немецкий народ находился под властью Гитлера.
- Изучаю? Нет, так далеко я не захожу. Я прочел несколько книг - мемуары Шпеера, "Подъем и падение Третьего рейха" и тому подобное… и несколько работ, посвященных Гитлеру.
- В таком случае ты, несомненно, поймешь, что, как старался объяснить мне мистер Соколов, не только евреи были в неволе в гитлеровской Германии. Вся немецкая нация оказалась в плену, включая самых ярых сторонников Гитлера. Одни люди с отвращением относились к тому, что он творил, другие просто пытались выжить как могли, третьи извлекали для себя пользу, но все они были пленниками.
- Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.
- Что удерживало их в неволе?
- Ну… террор, наверное.
Измаил покачал головой:
- Ты, должно быть, видел фильмы о предвоенных митингах, когда сотни тысяч немцев пели и единодушно славили Гитлера. Не террор собирал их на эти празднества единства и силы.
- Верно. Тогда придется считать, что причина в харизме Гитлера.
- Харизмой он, несомненно, обладал. Однако харизма лишь привлекает внимание людей. А как только ты привлек к себе внимание, нужно иметь что-то, что сказать этим людям. А что Гитлер мог сказать немцам?
Я обдумал вопрос, хотя без настоящего интереса.
- Кроме призывов к преследованию евреев, я и вспомнить ничего не могу.
- У Гитлера была приготовлена для немцев сказка.
- Сказка?
- Сказка, в которой говорилось, что арийцы, и в особенности народ Германии, лишены своего законного места в мире, что они скованы, унижены, изнасилованы, втоптаны в грязь низшими расами, коммунистами, евреями. В этой сказке арийская раса должна была под руководством Гитлера разорвать свои цепи, отмстить своим угнетателям, очистить человечество от скверны и занять принадлежащее ей по праву место повелительницы других народов.
- Ну да.
- Тебе теперь может казаться невероятным, что кто-то мог поверить в такую ерунду, но после почти двух десятилетий упадка и страданий, последовавших за Первой мировой войной, такая сказка обладала поистине неотразимой привлекательностью для народа Германии. К тому же ее действие усиливалось не только обычными средствами пропаганды, но и интенсивным обучением молодых и переобучением взрослых.
- Верно.
- Многие в Германии, кто понимал, что им откровенно преподносят миф, все равно оказывались пленниками просто потому, что подавляющее большинство населения было увлечено сказкой и готово отдать жизнь за превращение ее в реальность. Ты понимаешь, что я имею в виду?
- По-моему, да. Даже если ты лично не пленяешься сказкой, ты все равно лишаешься свободы, потому что люди вокруг держат тебя в плену. Ты оказываешься подобен животному внутри стада, обратившегося в паническое бегство.
- Правильно. Даже если ты думаешь, что все происходящее - безумие, ты вынужден играть свою роль, должен занять свое место в истории. Единственный способ избежать такого был вообще покинуть Германию.
- Да, действительно.
- Ты понимаешь, почему я все это тебе говорю?
- Мне кажется, да, но я не уверен.
- Я говорю тебе все это, потому что люди одной с тобой культуры находятся в очень похожем положении. Как и народ гитлеровской Германии, вы - пленники сказки.
Какое-то время я только моргал.
- Я ничего не знаю ни о какой сказке, - наконец сказал я Измаилу.
- Ты хочешь сказать, что никогда о ней не слышал?
- Именно.
Измаил кивнул.
- Так происходит потому, что слышать о ней нет никакой надобности. Нет надобности давать ей имя или обсуждать ее. Каждый из вас годам к шести-семи знает ее наизусть. Каждый - черный и белый, мужчина и женщина, богач и бедняк. Христианин или иудей, американец или русский, норвежец или китаец - вы все слышали ее и продолжаете слышать постоянно, потому что и пропаганда, и образование полны ею. А потому, слушая сказку непрестанно, вы ее не слышите. Слышать нет никакой надобности. Она присутствует всегда, звучит где-то на заднем плане, так что можно не обращать на нее никакого внимания. Это как далекое гудение мотора, которое никогда не прекращается: оно становится звуком, который вообще больше не воспринимается.
- Все это очень интересно, - сказал я Измаилу, - но только трудно в такое поверить.
Измаил со снисходительной улыбкой прикрыл глаза.
- Верить не требуется. Как только ты поймешь, что это за сказка, ты начнешь слышать ее повсюду и удивишься, как это все люди вокруг не слышат ее тоже, но просто воспринимают ее.
- Вчера ты сказал мне, что у тебя возникло ощущение: ты в неволе. У тебя возникло такое ощущение потому, что ты находишься под огромным давлением, заставляющим тебя играть роль в пьесе, которую ваша культура разыгрывает в мире, - любую роль. Это давление осуществляется самыми разными способами, на самых разных уровнях, но главным образом вот как: тот, кто отказывается играть роль, не получает пищи.
- Да, это так.
- Немец, который не мог заставить себя участвовать в сказке Гитлера, имел выбор: он мог покинуть Германию. У тебя такого выбора нет. Куда бы ты ни отправился, ты обнаружишь, что всюду разыгрывается один и тот же сюжет и, если ты не захочешь играть свою роль, ты не получишь пищи.
- Верно.
- Матушка Культура учит тебя, что так и должно быть. За исключением нескольких тысяч дикарей, разбросанных по миру, все люди на Земле разыгрывают эту пьесу. Человек рождается, чтобы играть в ней, и отказаться от роли - значит выпасть из человеческого рода, погрузиться в забвение. Твое место здесь, на этой сцене - ты должен подставить плечо под общий груз, а в награду получишь пищу. Не существует никакого "где-нибудь еще". Уйти со сцены - значит свалиться с края земли. Другого выхода, кроме смерти, нет.
- Да, это похоже на правду.
Измаил немного помолчал задумавшись.
- Все сказанное лишь предисловие к нашей работе. Я хотел, чтобы ты это выслушал, потому что хочу дать тебе хотя бы смутную идею о том, во что ты влезаешь. Как только ты научишься различать голос Матушки Культуры, всегда бормочущей, снова и снова рассказывающей свою сказку вам, людям, ты уже никогда не сможешь не замечать его. Всю оставшуюся жизнь, куда бы ты ни пошел, ты всегда будешь испытывать искушение сказать окружающим: "Как можете вы слушать такую ерунду и не понимать, чего она стоит?" И если ты так и сделаешь, люди начнут странно поглядывать на тебя и гадать, о чем это ты говоришь. Другими словами, если ты отправишься со мной в наше просветительское путешествие, ты обнаружишь, что стал чужим для людей, окружающих тебя, - для друзей, родственников, старых знакомых.
- Это я смогу перенести, - ответил я, ничего больше не поясняя.