Пропустив руку у нее под ногами, я одним движением перевалил девушку через заднюю стенку. Мелькнула белая кожа - это шкуры слетели с нее, - и вот Валя уже распростерлась в снегу позади нас. Облегченные сани подпрыгнули, будто снялись с тормоза, Ист тревожно вскрикнул - ему, как я подозревал, приходится не на шутку вести борьбу с вожжами. Я посмотрел назад, где в синей мгле виднелась куча шкур, упавших в снег рядом с Валей. Различить ее саму в белой пелене не представлялось возможным, зато я увидел, как всадники в середине отклонились от курса. Прозвучала команда, вожак и ближние к нему натянули поводья, фланговые тоже остановились, но затем - а, чтоб им! - поскакали дальше. Центральная группа остановилась и сбилась в кучу, а один или два слезали с седел; потом они скрылись в снежной мгле.
Но та дюжина, что продолжала погоню, начала отставать! Облегченные сани буквально летели. Я издал радостный вопль, замахав руками, потом перебрался через переднюю стенку и уселся на облучок рядом с Истом.
- Давай, Скороход! Мы обгоняем их! Они отстают!
- Что это было? - кричит он. - Что ты сбросил?
- Бесполезный груз! - ору. - Не забивай голову, приятель! Правь!
Щелкнув вожжами, он прикрикнул на лошадей, а потом говорит:
- Какой груз? У нас ничего не было! - Ист глянул через плечо туда, где виднелись смутные теперь уже очертания всадников, и потом посмотрел на сани. - С Валей все… - и тут он заорал как резаный. - Валя! Валя! Бог мой! - Скороход едва не упал с сиденья, и мне пришлось подхватить вывалившиеся у него из рук вожжи. - Ты… ты… Нет, ты не мог! Флэшмен, ты…
- Перестань, идиот несчастный! - кричу я. - Теперь уже слишком поздно! - Он попытался выхватить вожжи, и мне пришлось со всей силы отпихнуть его свободной рукой. - Прекрати, черт побери, не то мы тоже последуем за ней!
- Стой! - горланил Ист, пытаясь вырвать у меня поводья. - Стой! Надо вернуться назад! Боже мой, Валя! Ах ты подлый, бездушный зверь… О, Боже!
- Придурок! - я налегал всем своим весом, не давая ему потеснить меня. - Надо было выбирать: или она, или мы! - Тут мне пришла в голову спасительная мысль. - Ты что, забыл, в чем наша задача? Мы должны доставить Раглану сведения! Если у нас не получится, то как же тогда Игнатьев и его чертов план? Небом клянусь, Ист, если ты забыл про свой долг, то я себе этого не позволю, и готов скинуть хоть тысячу русских шлюх, если этого потребует от меня родина! - "А ради своей шкуры - даже десять тысяч", - думаю, но это к делу не относится. - Разве не понимаешь - или это, или плен? А мы должны прорваться - любой ценой!
Так или иначе, за вожжи драться он перестал. Я почувствовал, как его тело безвольно обмякло рядом, потом вдруг он застонал, как от пытки, молотя себя кулаками по голове.
- О, боже мой! Как ты мог… Ах, малютка Валя! Я бы лучше сам спрыгнул, с радостью… О, она умрет… замерзнет в этой жуткой пустыне!
- Перестань нести вздор! - говорю я, олицетворяя собой веление долга. - Неужели ты думаешь, что я не пожертвовал бы собой? Но если бы потом что-то случилось и с тобой, то как же наша миссия? Пока мы вдвоем на свободе, наши шансы на успех удваиваются.
Я щелкнул вожжами, вглядываясь в белесую пелену, потом украдкой обернулся: ничего, только снег кружит над пустынной косой. Наши преследователи отстали, но они должны быть где-то поблизости, и задерживаться нам нельзя было ни на секунду.
Ист сидел на облучке, как потерянный. С его губ то и дело слетало имя Вали вперемежку со вздохами.
- О, это невыносимо! Цена слишком высока… Боже, неужели в тебе совсем нет жалости, Флэшмен? Неужто ты сделан из камня?
- В том, что касается долга, - да! - говорю я с высоким патриотическим подъемом. - Тебе стоит поблагодарить Бога за это! Делай мы так, как хотел ты, мы бы умерли вместе с Пенчерьевским или полегли бы под саблями пару минут назад. И как мы тогда послужили бы своей стране? - Мне показалось, что толика мужественной патетики не повредит. Ясное дело, мне было наплевать на чувства Иста, но это успокоит его и не позволит выкинуть какой-нибудь трюк. - Боже мой, Ист, ты в состоянии хотя бы представить себе, чего будет стоить мне эта ночь? Тебе кажется, что она не будет преследовать меня всю жизнь? Думаешь… у меня нет сердца? - Трогательным жестом я прикрыл глаза ладонью. - В любом случае с ней все будет хорошо: это же ее земляки, как никак. Да они присмотрят за ней не хуже, чем за собственным кошельком.
Скороход тяжело вздохнул.
- Ах, как я молюсь, чтоб так и было! Но тот ужасный момент… Это нехорошо, Флэшмен. Я совсем не такой, как ты: у меня нет твоей железной воли… Я совсем из другого теста!
"Тут ты прав, парень", - думаю я, снова оборачиваясь. По-прежнему пусто, зато впереди сквозь мглу стал пробиваться лучик света, делавшийся все ярче. Коса сузилась, став не шире обычной дамбы на пруду, и мне пришлось притормозить сани из страха соскользнуть на берег покрытого льдом моря. Справа показался большой квадратный форт, а слева - скопище строений, среди которых и мерцал свет. Дорога проходила между ними, уводя в заснеженные поля.
Я взмахнул плетью, погоняя коней, и мы промчались мимо, не обратив внимания на оклик со стены форта. Всадники могли приблизиться за то время, которое мы потеряли, сбавив скорость на дамбе, и медлить было недопустимо. Мы миновали белое поле, беспокойно оглядываясь; впереди местность становилась неровной, с небольшими овражками и возвышениями, чахлой растительностью. Принимая во внимание это и засыпающий наши следы снег, нам можно было без труда запутать наших преследователей.
- Браво! - кричу я. - Мы почти доехали.
За нашей спиной тонул во тьме Арабат со своим фортом; огни скрылись из виду, когда мы, одолев первый плавный подъем, нырнули в пересекавший его овражек. Мы проскочили его, подпрыгивая на неровностях, и, придерживая коней, стали спускаться по обратному склону. Тут коренная лошадь споткнулась, заржала и заскользила вниз, пристяжная забила копытами, вырывая вожжи у меня из рук; сани развернулись и ударились обо что-то с жутким треском. Ист полетел куда-то в сторону, а я - вперед. Несколько раз перекувырнувшись, я ударился о круп пристяжной и зарылся в снег. Приземлившись на спину, я тут же увидел над собой нависающие сани: закричав, я вскинул руки, прикрывая голову. Сани неспешно, словно замедленно, опустились на меня, и в левом боку полыхнула резкая боль, невыносимая тяжесть сдавила грудь. Я снова закричал, а повозка остановилась, пришпилив меня к земле, как жука булавка.
Я молотил по ней кулаками, пытаясь сдвинуть, но тяжесть и боль не давали мне - ребро точно было сломано, и это самое меньшее. Одна из лошадей барахталась в снегу, дико визжа; потом до меня донесся голос Иста:
- Флэшмен! Флэшмен! Ты жив?
- Меня прижало! - вскричал я. - Сани… сними с меня эту чертову штуковину! О, боже, у меня сломана спина!
Он проковылял по глубокому снегу и склонился надо мной. Потом уперся плечом, толкая изо всех сил, но с тем же успехом мог бы пытаться сдвинуть собор Святого Павла. Сани не поддались ни на дюйм.
- Давай же, - стонал я. - Они убивают меня… О, Исусе! Толкай, черт тебя побери… Ты что, из желе сделан?
- Не могу, - прошептал Ист, - ничего не выйдет. - И он откинулся назад, тяжело дыша.
- Чтоб ты сдох, они же раздавят меня! О, боже… хребет сломан… Я чувствую! Я…
- Тихо! - зашипел Ист, и я заметил, что он прислушивается, обратившись в сторону Арабата. - О, нет, Флэшмен: они приближаются! Я слышу стук копыт по снегу! - Ист навалился на сани, тщетно пытаясь сдвинуть их. - Господи, молю: дай мне силы! Прошу! - Еще раз поднатужившись, Скороход простонал. - Не могу… Не могу сдвинуть их! О, боже, что мне делать!
- Что угодно: толкай, копай, сделай хоть что-нибудь! - выругался я. - Освободи меня, бога ради! В чем дело, приятель? Что случилось? - Он выпрямился, глядя через овраг в сторону Арабата, и стоял так с полминуты, пока я ныл и колотил по дереву, потом посмотрел на меня.
- Ничего не выйдет, дружище, - твердым голосом начал Ист. - Мне их не сдвинуть. А они приближаются. Я уже вижу их - пока смутно, но они едут сюда. - Он опустился на одно колено. - Мне жаль, Флэшмен. Я вынужден оставить тебя. Нужно спрятаться, нужно найти Раглана. Ах, мой дорогой товарищ! Если бы я мог отдать свою жизнь вместо твоей, я бы…
- Чтоб ты сдох! - кричу я. - Господи, ты же не оставишь меня? Скинь эту чертову штуковину… помоги мне, приятель! Я умираю!
- Боже, - говорит Ист. - Это агония: сначала Валя, теперь ты! Но мой долг - доставить сведения, ты же сам знаешь. Ты указал мне путь долга, и теперь я с него не сверну! Я расскажу им… когда вернусь домой! Расскажу, как ты принял свою… Но мне пора!
- Скороход, - заскулил я. - Во имя любви к…
- Тише, - говорит он, закрыв мне ладонью рот. - Не терзай себя, не время! Я дойду… может, одна из лошадей сгодится… если нет - ты помнишь тот Большой забег в Браунсовере? Я добежал тогда, добегу и теперь, Флэш, ради тебя! Они меня не поймают! Старый заяц из Рагби уйдет от своры русских гончих - я обещаю тебе, и ты будешь болеть за меня! Я это сделаю: для тебя и для Вали - в память о ваших жертвах!
- К черту Валю, и тебя тоже! - пропищал я. - Ты не можешь уйти! Не можешь бросить меня! Ладно - она, она ведь русская, а я - англичанин, свинья ты этакая! Помоги, Скороход!
Но сомневаюсь, что он меня слышал. Ист наклонился и поцеловал меня в лоб. Я почувствовал, как скупая мужская слеза упала мне на чело.
- Прощай, старый друг! - говорит он. - Да хранит тебя Бог! - И вот он уже бредет по снегу к пристяжной лошади.
Высвободив ее из упряжи, Ист поспешил прочь, держа путь к зарослям кустарника, я же скулил ему вслед: