- Я ничего не думаю. Пока я лишь предполагаю. И скажу откровенно: дело много серьезнее, чем вы думаете. Да, у нас пока нет точных сведений, что фирма занимается не только бриллиантами. Они дьявольски осторожные люди, господин полковник. Однако с некоторых пор нам стало казаться, что Клеменсы не просто коммерсанты…
Руди отметил про себя это "нам стало казаться". Значит, и против Клеменсов ничего серьезного у гестапо нет.
- Это надо доказать, - тем же высокомерным тоном сказал он.
- Вот именно! - Мюллер пересел за стол и по привычке побарабанил пальцами. - Вот именно. Доказательств нет. Есть интуиция.
Руди стало легче.
- Интуиция! - усмехнулся он, - Она часто самым бессовестным образом подводит нас.
- Случается, - медленно проговорил Мюллер. - А так-то хочется, чтобы не случалось… И вот через вас, и только через вас мы можем выяснить, обманывает ли меня интуиция или нет. Итак, вы должник Клеменсов… Сколько, вы сказали, за вами?
- Эти бабы! - процедил сквозь зубы Руди. - Своим мотовством они вечно сажают нас в лужу. Я о своей драгоценной мамаше. Триста тысяч марок ухнула неизвестно куда!
- Н-да, - протянул Мюллер. - Такие денежки кого хочешь заставят призадуматься. Клеменсы требуют немедленного расчета?
- Нет.
- И ничего не просили за эту любезность?
- Нет… - И Руди тут же спохватился - Впрочем, да, да, вспоминаю…
Мюллер насторожился, и Руди заметил это. "Черта с два ты выудишь у меня правду, сукин сын!" - подумал он со злорадством, а вслух сказал небрежно:
- Клеменс-младший попросил меня рекомендовать его в интендантство. Я сделал это. И не ошибся. С ним работает мой друг Плехнер. Он без ума от деловых качеств его начальника.
- Это нам известно. - Мюллер помолчал. - Послушайте, но ведь наступит день, когда Клеменсы потребуют от вас ликвидировать долг.
- Я содрогаюсь при мысли об этом. - И Руди сделал вид, будто его передернуло.
- Крепко вы запутались.
"Если бы ты, гадина, знал - как!" - пронеслось в голове Руди. Никогда гестапо не казалось ему отвратительным учреждением, но теперь…
- Послушайте, - начал после раздумья Мюллер. - Может у этих богачей есть какая-то слабая струна? Причуда, каприз?
- Старик, думаю, свободен от них, куда уж ему! - Руди делано рассмеялся. - А вот Антон… Тот любит разную технику…
- Он говорил с вами об этом? - последовал быстрый вопрос.
- Да, как-то случайно. - Руди понял, куда гнет начальник гестапо, знал, что последует дальше, и не обманулся.
- Речь шла и о военной технике?
- Да, и о ней, - небрежно проговорил Руди, самым внимательным образом исследуя ногти. - Но ведь он работает в ведомстве, которое в курсе почти всех военных новинок. Поэтому интерес к ним Клеменса-младшего вполне понятен. Он не выходит за определенные рамки.
Руди захотелось обнять и поцеловать самого себя - ловко он вывернулся. Однако этот недалекий молодой человек думать не думал, что Мюллер на этом-то и постарается поймать его.
- Что ж, мы раздвинем рамки, - сказал он. - Но это надо сделать очень тонко. Боюсь, не сорветесь ли вы?
Еще не зная, какой подвох приготовил начальник гестапо, Руди брякнул с высоты своей надменности:
- Господин группенфюрер, я прошел курс разведки в академии.
- Вот это-то и вселяет в нас надежду, - подхватил Мюллер. - Разрешите посоветовать вам кое-что.
- Буду трижды признателен. - Руди насторожился.
- Допустим, вы приглашаете младшего Клеменса в ресторан накануне дня, когда истекает срок уплаты долга…
- О, он не дурак выпить при случае!
- …вы упрашиваете его отсрочить погашение долга. Разумеется, он откажет. С горя вы напиваетесь и начинаете похваляться знанием секретнейших военных новинок. Вы предлагаете Клеменсу показать их.
- Но ведь это… - Он вспомнил свои собственные слова, сказанные однажды Антону. - Вы знаете, как это называется?
- Да, конечно! - В голосе Мюллера послышалось нечто похожее на мурлыканье. Так мурлычет кошка, готовая наброситься на мышь. - Такие вещи называются государственным преступлением. Но до этого дело не дойдет, не беспокойтесь. Вы просто в оба глаза должны следить, как Клеменс отнесется к вашей пьяной болтовне. Если он заведет разговор, выходящий за рамки простого любопытства, стало быть, его любознательность - это любознательность разведчика вражеской страны.
- Но он может и не клюнуть на мою приманку.
- Значит, интуиция обманывает нас.
- Допустим, он захочет увидеть новое оружие. Я знаю, о чем вы говорите… Тогда что?
- Сообщите немедленно нам. Тут-то мы и покончим с ним. Разумеется, не тотчас. Мы сделаем так, что у Клеменса не возникнет подозрений насчет вашей роли в этой операции. Мы покажем ему кое-что, но не то, конечно, что держится в страшном секрете. Вот и все, господин полковник. Надеюсь, будучи верным солдатом фюрера, патриотом рейха и чистокровным германцем, вы окажете нам столь незначительную услугу? Родина высоко оценит ваши действия, случись так, что мы найдем нить к резидентуре врага, работающего здесь.
Мюллер помолчал и сказал.
- Пока вы свободны.
Глава девятнадцатая.
ШАХ И МАТ
1
Генрих Гиммлер, обезобразив лик Германии зловещими кляксами - концлагерями, с некоторых пор начал подумывать о собственной шкуре.
Еще в сентябре сорок первого года, когда провал "блицкрига", увы, не подлежал сомнению, кое-где на Западе поговаривали, будто рейхсфюрер СС через доверенных людей предлагает западным союзникам сделку: он устранит фюрера, а они гарантируют ему, Гиммлеру, ведущее положение в Германии.
То была проба на ощупь. Между тем война бушевала на просторах России. Война шла вроде бы удачно. На войне можно нагреть руки.
Чем работяга и занимался.
Сталинград заставил его призадуматься и заглянуть в кошмарное будущее. Не Германии, а в свое собственное.
Коричневый паук начинает плести сеть интриг. По этой части его мог перещеголять разве что заместитель Гитлера по нацистской партии Борман.
Прежде всего обработка фюрера. Его бдительность и подозрительность надлежит усыпить. Постепенно Гиммлер утраивает почтительность к Гитлеру. Он пригоршнями рассыпает анекдоты, чтобы развеселить фюрера, частенько впадавшего в мрак. Он верный! Он самый верный! Не он ли, Гиммлер, пересажал и сжег столько врагов наци? Не он ли изобрел эйнзац-группы? Не они ли и не их ли начальник Небе, ставленник Гиммлера, наводили ужас на мирное население оккупированных районов России?
Гитлер, и без того ценивший "работягу" Генриха, теперь неразлучен с ним.
Это первая сеть. Одна муха попалась.
После Сталинградской битвы Гиммлер принялся плести сеть в лагере западных союзников.
Чего только не обещал рейхсфюрер СС! И роспуск СС. И ликвидацию нацистской партии. И отозвание вермахта с Запада. И освобождение Бельгии, Голландии, Франции и так далее. До того расщедрился, что дарил Сибирь англичанам, а территорию от Лены до Охотского моря - Соединенным Штатам!
И все это - за кресло канцлера.
Его паучьи лапы забрались в самый центр заговора. Гиммлер наверняка знал: разношерстная компания заговорщиков нацеливается на фюрера. Но без Гиммлера не обойтись. Ему донесли: некий генерал, которого хотели привлечь к заговору, сказал по-солдатски напрямик: "Я не буду путаться ни с каким заговором, если в нем не примет участие Гиммлер".
Рейхсфюреру кладут на стол перлюстрированное письмо одного из заговорщиков именитому лицу в Англии. Что он писал?
"В любой час мы можем привлечь к заговору на выбор: Гиммлера или Геббельса".
Чего стоило Гиммлеру пересажать заговорщиков? А ничего. Но он пальцем их не трогал.
Ну, хорошо. Допустим, заговорщики ликвидируют фюрера, он, Гиммлер, ликвидирует заговорщиков и сам заберется в кресло рейхсканцлера. С Западом мир и доброе согласие. Россия повержена вермахтом. Но общественное мнение, черт побери! Не мнение народа, ясно, а тех, кто делал рейхсканцлеров, а потом превращал их в ничто?… Уж кому было не знать, кто втащил в новую имперскую канцелярию Гитлера.
Гиммлеру горько-прегорько читать донесения внутренней агентуры. Ему льстят в глаза, а за спиной шепчутся: он внук сатаны, сын дьявола, палач, подхалим, вор и вообще мерзавец. Недолго усидишь рейхсканцлером при таких настроениях! Не устанавливать же порядки, им же, Гиммлером, заведенные в концлагерях: газовые камеры и крематории!
Гиммлер в общении с людьми суховат, холоден, даже брезглив. И вдруг - что за чудо! - он исключительно любезен с промышленниками, так любезен, как никогда! Он расстилается перед аристократией. Он обворожительно ласков с генералами, особенно с теми, кто впал в немилость у фюрера. Он просто само воплощение учтивости, мягкости, предупредительности. Он, - слушайте, слушайте! - с миром отпустил полтора десятка евреев, приговоренных к каторжным работам. Он обещает помощь и выручку тем, кто прорывается в кабинет могущественного шефа СС через охрану, секретарей и помощников. Только и разговоров в берлинских салонах о палаче, ставшем ангелом.