- …и я сказала… Подождите, - остановила Марта Шлюстера, хотевшего вмешаться в разговор. - Мы смотрели карту. Там река… Как она называется, Ганс? Ах, да, Прут. Это совсем недалеко от Ясс. Конечно, радистов с их техникой выдвинут прямо к границе, это сказал Ганс. Ты ведь сказал так, Ганс?
Ганс снова кивнул.
- …и вот он, когда никаких сомнений не останется, он должен… Ты слышишь, Ганс? - Марта повысила голос. - Ты должен переплыть реку и сказать русским все, что знаешь.
Твердая решимость этой девочки потрясла Шлюстера. Он знал, как Марта любит его сына. Он знал и о том, что Марта ждет ребенка. И вот любимого человека, отца будущего ребенка, она посылает, быть может, на смерть…
Словно повторяя мысль отца, Ганс сказал:
- …а русские либо примут меня за агента абвера и тут же расстреляют либо, в лучшем случае, не поверят и отошлют в Сибирь.
4
В эту минуту не мысль - молния пронеслась в голове Шлюстера.
Клеменс!
Если Ганс найдет в себе достаточно мужества, чтобы хоть чем-то помочь немецкому народу и его друзьям там, в России, разве Клеменс не поможет Гансу? Разве не в его силах и возможностях предупредить русских пограничников, что к ним придет честный человек с честными, абсолютно честными и добрыми намерениями?
- Ганс, - сказал торжественно Шлюстер, - уж если твоя жена и мать твоего будущего ребенка… Не красней, девочка, я все понимаю, если она набралась мужества и… и не знаю чего еще и дает тебе совет… гм… и я буду… - Он проглотил комок, подступивший к горлу. - Я буду гордиться тобой! Слушай, я никогда не рассказывал тебе, как я бок о бок с коммунистами и рабочими сражался на баррикадах в Гамбурге в двадцать третьем году. Тебе, Ганс, тогда было десять лет… Один из вождей восстания сказал мне, что когда-нибудь я послужу своему народу и его друзьям. Я нашел путь к этой службе. Не спрашивай, какой он. У меня свой, у тебя… у тебя должен быть тот самый, какой предлагает Марта.
Шлюстер говорил быстро, словно его что-то подстегивало.
- Милый Ганс, бывают минуты в жизни человека, когда он должен забыть семью, детей, присягу, да и кому ты ее давал? Проходимцу! Забыть все ради высшего долга. Ганс, ты исполнишь этот долг, а я, клянусь тебе, я сделаю все, чтобы тебя не расстреляли, не повесили и не сослали в Сибирь. Как я это сделаю - знаю я, и это не так уж важно для тебя. Клянусь…
Он заплакал.
- Не надо, папа, - силясь быть веселым, сказал Ганс. - Скажи спасибо Марте. Она сделала меня таким, как ты.
- Нет, и папа, и папа, и он! И еще Видеман, наш кочующий друг Видеман! - зачастила Марта. - Ну, папа, перестаньте плакать, а то разревусь и я. Ганс вернется к нам, он вернется. А мы без него… У вас будет внук, и он будет похож на Ганса и на вас.
Шлюстер все еще всхлипывал.
- Ох, простите, дети, нервы, старость. Матери ничего не надо говорить. Ты едешь в командировку, Ганс, и скоро вернешься. Скажи ей правду, она такое понесет о твоем высоком, черт побери, долге, долге перед немецкой нацией и фюрером, тошно будет слушать. - Он улыбнулся. - Ну, Ганс?
- Я сделаю это. И не потому, что ты что-то там обещаешь мне. Видно, тот человек в Гамбурге напророчил не только тебе, отец.
Когда они ушли - Ганс должен был зайти на службу, а Марта вызвалась проводить его, - Шлюстер помчался к Петеру Клеменсу.
5
Выслушав приятеля, Клеменс долго молчал. Под его грузной фигурой потрескивал паркет: он ходил из угла в угол кабинета, думая.
- Он твердо решил?
- Да.
- Ты пришел за советом или просто рассказать мне об этом?
- И за советом: как ему лучше поступить? И что делать, когда он окажется там?
- Та-ак! Ну вот что. Надо, чтобы Ганс вызвался перебраться на ту сторону с разведывательной целью. Не исключено, что с той стороны начнется стрельба. Во всяком случае, те, кто с румынской стороны будет наблюдать за Гансом, должны удостовериться в том, что он убит. Как только Ганс выберется на берег, его тотчас допросят. Пусть он постарается, непременно постарается попасть к полковнику Астахову, о чем я Астахову дам знать. Что с ним будет дальше, мы узнаем в свое время. Ты все запомнил? - спросил Клеменс.
- Да. Кто этот Астахов?
- Это не важно. - Усмешка скользнула по губам Клеменса. - Он знает твоего сына, а сын знает его.
- Гм! И еще. Ты сказал: "Если Ганс будет ранен…" Но его могут убить?!
- Это зависит от него, и только от него.
- Пловец он отличный с детства.
- Тем лучше.
Завыли сирены воздушной тревоги.
- Англичане, - сказал Шлюстер. - Опять они! - Он вздрагивал при каждом взрыве бомбы. - Вот что уготовили для нас эти негодяи.
Клеменс машинально включил радио.
- Черт бы побрал этого Геринга. Он ведь клялся, что ни один самолет англичан не появится над Германией. И вот они бомбят нас, и я никак не могу привыкнуть к этому.
- Какие новости? - спросил Клеменс.
- Трудно узнать что-либо определенное, когда само начальство не знает ничего определенного. Не понимаю, либо окончательное решение еще не принято, либо внезапными переменами планов хотят ввести кого-то в заблуждение. Даже нас, старых, проверенных служащих, напрочь отстранили от всего, что касается графика движения на дорогах. Там орудуют люди из СС. Чем они заняты? Что у них на уме?! Кто ж знает!
- То, что графиками занимаются эсэсовцы, уже подозрительно.
- Да, конечно.
Помолчали.
- Как переживает все это Марта?
- Я обожаю ее, Петер. Словно она не жена моего сына, а родная дочь. Я не разделяю ее убеждений. В сущности, она повторяет ваши идеи, а они…
- Хватит старик! - с неудовольствием сказал Клеменс. - Здесь мы расходимся напрочь. И не стоит об этом говорить. Ты народоволец, вот ты кто, сударь. А народовольчество давно сдано 6 архив истории.
- Но вы-то прямые их потомки! - подтрунивал Шлюстер. - Молчи, молчи, с твоей легкой руки знаю вашу историю наизусть.
- Это еще не значит до конца понять ее, - проворчал Клеменс. - Впрочем, куда уж тебе! Я еще в вагоне думал, помнишь, когда мы встретились, что ты бескостный либерал, какими хоть пруд пруди.
- Ну, не всем же быть с таким окаменевшим в догматизме мозгом, как у тебя, - рассердился Шлюстер.
Клеменс рассмеялся.
- Ладно. Об этом мы еще поспорим. Так что ж Марта?
- "Бескостный либерал"! Ха! А вот то, что сейчас этот бескостный либерал скажет, заставит тебя, набитого костями, подпрыгнуть до потолка.
- Ну, ну, попробую сделать такой трюк, - отшутился Клеменс.
- Слушай и запоминай. Марта узнала от Ганса кучу новостей. Ты понимаешь, конечно, что ей и в голову не может прийти, что я расскажу о них тебе. Это, конечно, довольно некрасиво…
- А дела нацистов очень красивы?
- Гм. Ну так вот… Новости самые свежие.
- Слушай, ты что, собрался поиграть на моих нервах?! - прорычал Клеменс.
- Это в отместку за бескостного, - улыбнулся Шлюстер. - Ладно. За тобой ящик "гаваны". Как видишь, я продаю военные секреты фюрера по дешевке, за сигары. - И весело рассмеялся. - Прежде всего: фюрер распорядился, это было три дня назад, да, точно, двенадцатого октября, отменить готовность к проведению плана вторжения в Англию.
- Так.
- Очевидно, в связи с этим ставка главного командования сухопутных войск будет в конце этого месяца переведена из Фонтенбло под Берлин, в Цоссен.
- Что это значит? - Лоб Клеменса собрался в морщины.
- В абвер-штелле стало известно о переброске девяти дивизий вермахта с запада в Германию якобы для переформирования. Возможно, их направят на восток вдобавок к двадцати трем дивизиям, которые дислоцированы там. Это отчасти подтверждается разговорами в министерстве. Хотя нас и не подпускают к некоторым документам, но мне известно, что на границах России вдет подготовка к перешивке русской железнодорожной колеи. Вывод, мой друг, делай сам.
Клеменс молча шагал из угла в угол. "Невероятно! Неужели Гитлер действительно опрокинет вермахт на Советский Союз? Двадцать три дивизии плюс девять, это, конечно, далеко не все для начала войны…" - размышлял Клеменс.
- М-да, - сказал он вслух. - Боюсь, не вводит ли ими Гитлер кого-то в заблуждение. Ведь они на весь свет вопят, что сначала хотят разделаться с Британией.
- Да, шума много.
- Не слишком ли?
- Это тоже наводит кое на какие размышления.
- И больше ты ничего не скажешь? - рассердился Клеменс.
- Если бы я мог! - Шлюстер пожал плечами, - Впрочем, постой. Недавно один из наших служащих был в Швейцарии и слышал…
- Ну-ну!
- …будто адмирала Канариса спросили, не собирается ли фюрер силой заставить Турцию воевать на его стороне, на что Канарис ответил: "Что вы! Прежде всего мы нападем на Советы".
- Это очень важно! - сказал Клеменс. - Если, разумеется, не сплетня.
- Тот, кто рассказал мне о словах Канариса, человек в высшей степени порядочный и сплетнями не занимается.
- Но ведь фюрер собирается подписать с Турцией пакт.
- Я слышал, что Папену приходится туго. Турки не очень-то хотят лезть в нацистскую петлю. Возможно, именно он и пустил слух, что в случае несговорчивости турок рейх прибегнет к силе.
- Канарис знает много больше, чем Папен, - помолчав, сказал Клеменс. - Уж если начальник абвера говорит о нападении на Советы, значит, тут что-то есть. Может, этим ходом Канарис предупреждает англичан, что им нечего опасаться высадки десанта и вся шумиха Геббельса действительно не что иное, как для отвода глаз?
- Да, поговаривают, будто адмирал связан с англичанами.
- Тогда мой вывод таков: фюрер готовит еще одну войну. Но против кого?