Стоял один из тех ясных зимних дней, когда даже люди, верящие в смерть природы, вынуждены понять, что она не умерла, а только заснула. Человек живет семьдесят или восемьдесят лет, ночи его долгой жизни длятся по десять-двенадцать часов, и он сетует, что продолжительность этих ночей сокращает его и без того краткие дни; а у природы, существующей вечно, и деревьев, живущих многие века, сон длится всего пять месяцев; для нас это зима, для них - только ночь. Поэты с завистью воспевают бессмертие природы, которая будто бы умирает каждую осень и воскресает каждую весну. Но поэты ошибаются: осенью природа не умирает - она засыпает, весною природа не воскресает - она пробуждается. В тот день, когда наша планета действительно умрет, она погибнет навеки: улетит в просторы вселенной или низвергнется в бездну хаоса, безжизненная, безмолвная, одинокая, без деревьев, без цветов, без зелени, без поэтов.
Но в тот чудесный день 23 февраля 1800 года уснувшей природе как будто грезилась весна. Под сияющими радостными лучами в траве, окаймлявшей дорогу с обеих сторон, сверкали искры инея, те обманчивые жемчужины, что тают в руках ребенка и радуют взор земледельца, когда они трепещут на ростках пшеницы, едва показавшихся из земли.
В дилижансе растворили все окна навстречу нежданной улыбке небес и люди говорили солнечному лучу, радующему их после столь долгого отсутствия: "Будь благословен, желанный гость, мы боялись, что ты заблудился в густых тучах запада или в бурных волнах океана".
Через час после стоянки в Шатийоне дилижанс внезапно остановился возле излучины реки без всякой видимой причины, вот только навстречу медленно ехали четыре всадника, и первый из них, обогнав остальных на два-три шага, взмахом руки приказал кучеру остановиться.
Возница повиновался.
- Ах, матушка, какие прекрасные лошади! - воскликнул Эдуар, который, не слушая предостережений г-жи де Монтревель, смотрел на дорогу, высунувшись в раскрытое оконце. - Какие лошади! Только отчего все всадники в масках? Мы же не на карнавале!
Госпожа де Монтревель предавалась мечтам (всякая женщина о чем-то мечтает: молодая грезит о будущем, пожилая вспоминает прошлое).
Выйдя из задумчивости, она тоже выглянула в окошко и громко вскрикнула.
Эдуар быстро обернулся.
- Что с тобой, мама? - спросил он.
Госпожа де Монтревель, сильно побледнев, крепко обняла его, ничего не отвечая.
В дилижансе раздались крики ужаса.
- Да что случилось? - воскликнул мальчик, стараясь вырваться из рук матери, обнявшей его за шею.
Тут в оконце экипажа просунул голову один из всадников в маске.
- Случилось то, мой дружок, - произнес он ласково, - что нам с кондуктором надо уладить одно дельце, которое ничуть не касается господ пассажиров. Попросите вашу достойную матушку принять уверения в нашем почтении и не обращать на нас внимания, будто нас здесь и нет.
Затем он вошел в общее отделение.
- Мое почтение, господа, - сказал он, - не тревожьтесь за сохранность ваших кошельков и драгоценностей и успокойте кормилицу: мы вовсе не хотим, чтобы у нее пропало молоко.
Потом незнакомец обратился к кондуктору:
- Ну как, дядюшка Жером, ведь правда, что у вас припрятано сто тысяч франков в сундуке и на империале, не так ли?
- Что вы, господа, уверяю вас…
- Это казенные деньги, они взяты у бернских медведей; семьдесят тысяч франков золотом, остальное серебром. Серебряные монеты в мешках на империале, золото в сундуке в купе. Все правильно? Мы хорошо осведомлены?
При словах "в сундуке в купе" г-жа де Монтревель снова вскрикнула; значит, ей придется столкнуться лицом к лицу с незнакомцами, которые, несмотря на их любезность, внушали ей настоящий ужас.
- Да что с тобой, мама? Что с тобой? - нетерпеливо допытывался мальчик.
- Молчи, Эдуар, молчи.
- Почему я должен молчать?
- Разве ты не понимаешь?
- Нет.
- Наш дилижанс задержали.
- Но зачем? Объясни, зачем!.. Ах, мама, теперь я понял!
- Нет, нет, - прошептала г-жа де Монтревель, - ты ничего не понимаешь.
- Эти господа просто грабители.
- Берегись, не говори так.
- Почему? Разве это не воры? Вон они отбирают деньги У кондуктора!
В самом деле, один из верховых укладывал на лошадь мешки с серебром, которые кондуктор бросал ему сверху, с империала.
- Нет, нет, это не воры! - сказала мать. И прибавила, понизив голос: - Это Соратники Иегу.
- Ах, вот как! - воскликнул мальчик. - Значит, те самые, которые чуть не убили моего друга сэра Джона?
Мальчик сильно побледнел и стиснул зубы, тяжело дыша от волнения.
В эту минуту один из незнакомцев в маске отворил дверцу купе и обратился к пассажирке с изысканной любезностью:
- Госпожа графиня, к величайшему сожалению, мы вынуждены вас потревожить: нам, или, вернее, кондуктору, надо порыться в сундуке. Сделайте одолжение, выйдите на минуту из экипажа: Жером постарается все закончить как можно скорее.
Потом, с игривой усмешкой, веселым тоном, должно быть всегда ему свойственным, он крикнул кондуктору:
- Верно я говорю, Жером?
С высоты империала кондуктор подтвердил его слова.
Исполняя просьбу незнакомца, г-жа де Монтревель спустилась на землю первая, инстинктивно стараясь загородить собою сына от возможной опасности.
Этой минутой и воспользовался мальчик, чтобы завладеть пистолетами кондуктора.
Веселый молодой человек заботливо помог г-же де Монтревель спуститься по ступенькам, подал знак одному из товарищей поддержать ее под руку и вернулся к экипажу.
В этот миг раздались два выстрела: Эдуар выпалил прямо в соратника Иегу из двух пистолетов, и того заволокло облаком дыма.
Госпожа де Монтревель отчаянно вскрикнула и упала без чувств.
Вслед за воплем матери раздались громкие возгласы, выражавшие самые разные чувства.
Из дилижанса доносились испуганные крики: ведь все сговорились не оказывать никакого сопротивления, и вдруг кто-то вздумал дать отпор.
Трое молодых людей на миг замерли от изумления: такое происшествие случилось с ними впервые!
Они бросились к своему товарищу, думая, что он убит наповал.
Но он стоял во весь рост, целый и невредимый, и покатывался со смеху, между тем как кондуктор, умоляюще сложив руки, жалобно восклицал:
- Честное слово, сударь, там не было пуль, клянусь вам, сударь, это холостые заряды.
- Еще бы, черт подери! - воскликнул молодой человек. - Сам вижу, что это холостые заряды, но у мальчика были серьезные намерения… Не правда ли, Эдуар?
Обернувшись к своим спутникам, он продолжал:
- Согласитесь, господа, что этот прелестный мальчик - истый сын своего отца и вполне достоин своего старшего брата. Браво, Эдуар, ты будешь настоящим мужчиной, когда вырастешь.
И, заключив мальчика в объятия, он крепко расцеловал его в обе щеки.
Эдуар, отбиваясь изо всех сил, дрался как чертенок: он был возмущен, что его обнимает человек, в которого он два раза выстрелил из пистолета.
Тем временем один из незнакомцев перенес мать Эдуара на несколько шагов от дилижанса и уложил ее, подстелив плащ, на обочину дороги.
Молодой человек, с такой нежностью обнимавший Эдуара, оглянулся по сторонам и увидел лежавшую женщину.
- Однако, - сказал он, - госпожа де Монтревель все еще не пришла в себя. Господа, мы не можем бросить даму в таком состоянии. Эй, Жером, возьми к себе господина Эдуара.
Передав мальчика на попечение кондуктора, он обратился к одному из своих спутников:
- Послушай, ты человек предусмотрительный, нет ли у тебя нюхательной соли или пузырька с мелиссовой водой?
- На, держи! - отвечал тот, вынимая из кармана флакон английского уксуса.
- Ну а теперь, - продолжал молодой человек, видимо главарь их шайки, - закончи без меня все дела с папашей Жеромом, а я позабочусь о госпоже де Монтревель.
В самом деле, пора было оказать помощь бедной женщине: обморок постепенно переходил в нервный припадок, все ее тело сводили судороги, из груди вырывались глухие стоны.