- Ах, милый друг! - воскликнул курьер, невольно пошатнувшись: он был превосходным наездником, но, проскакав во весь опор на почтовой лошаденке пятьдесят льё, потерял устойчивость в ногах. - Вы, парижане, ведете жизнь настолько приятную, что по сравнению с вами Ганнибал в Капуе пребывал на терниях! Я лишь мельком взглянул на этот бал, проходя по залу, как и подобает бедному правительственному курьеру, который везет гражданину первому консулу депеши генерала Массена. Но, думается, у вас туг богатый выбор "жертв". Что поделаешь, бедняги вы мои, сейчас надобно с ними расстаться. Это досадно, это огорчительно, это ужасно! Но дом Иегу прежде всего!
- Дорогой мой Астье!.. - начал было Морган.
- Тсс! - прервал его курьер. - Пожалуйста, никаких собственных имен, господа! Астье - почтенное лионское семейство; как говорят, оно проживает на площади Терро и из поколения в поколение занимается коммерцией. Эти Астье сочли бы себя униженными, если бы узнали, что их наследник сделался правительственным курьером и носится по большим дорогам с казенной сумкой за плечами! Если угодно, зовите меня Лекоком, но никак не Астье! Я не знаю никакого Астье! А вы, господа, - обратился он к Монбару, Адлеру и д’Асса́, - знаете такого?
- Нет, - в один голос отвечали трое молодых людей, - и мы просим извинить ошибку Моргана.
- Милый Лекок! - проговорил Морган.
- Так-то лучше, - перебил его Астье. - На это имя я отзываюсь. Ну, что ты хотел мне сказать?
- Я хотел сказать, что не будь ты антиподом бога Гарпократа, которого египтяне изображали с пальцем на устах, то, не вдаваясь во все эти красочные подробности, ты уже давно объяснил бы нам, что означает этот костюм и эта карта!
- Черт возьми! Ты сам виноват, что этого не знаешь, а уж никак не я, - возразил курьер. - Похоже, ты пропадал с какой-нибудь прелестной эвменидой, которая просила красивого, полного жизни молодого человека отомстить за ее старых умерших родичей; ведь если бы не пришлось вызывать тебя во второй раз, ты был бы уже осведомлен не хуже этих господ и мне не понадобилось бы петь на бис свою каватину. Дело в следующем: речь идет попросту об остатках сокровищ бернских медведей, которые генерал Лекурб по приказу генерала Массена отправил гражданину первому консулу. Пустячок, всего каких-то сто тысяч франков! Однако перевозить деньги через Юру не решились из-за приспешников господина Тейсонне, которые, как полагают, могли бы их захватить; вот и повезли их через Женеву, Бурк, Макон, Дижон и Труа - куда более надежный маршрут, как в этом скоро убедятся!
- Превосходно!
- Нам сообщил эту новость Ренар, он помчался во весь дух из Жекса и передал ее Ирондели, находящейся сейчас в Шалоне-сюр-Сон, а та (или тот) доверила ее в Осере Лекоку, то есть мне, и я проскакал сорок пять льё, чтобы, в свою очередь, сообщить ее вам. Теперь о второстепенных подробностях. Сокровище вывезли из Берна в восьмой день прошлой декады, двадцать восьмого нивоза восьмого года Республики, тройственной и делимой. Сегодня, во второй день декады, оно должно прибыть в Женеву; оно отправится оттуда завтра, в третий день, в дилижансе, что разъезжает между Женевой и Бурком. Итак, если вы выедете нынче ночью, то через два дня, в пятый день декады, можете, возлюбленные мои сыны Израиля, повстречаться с сокровищем господ медведей между Дижоном и Труа, в районе Бар-сюр-Сен или Шатийона. Что вы на это скажете?
- Черт побери! - воскликнул Морган. - Что мы скажем? Мне кажется, здесь не может быть двух мнений. Мы скажем, что не притронулись бы к деньгам почтенных бернских медведей, если бы они находились в хранилище этих сеньоров. Но раз уж их оттуда выкрали, почему бы нам не отнять их у похитителей? Только как мы поедем?
- Разве у вас нет почтовой кареты?
- Как же, она в сарае.
- А разве нет лошадей, которые довезли бы вас до ближайшей почтовой станции?
- Есть, в конюшне.
- А как насчет паспортов?
- У нас у каждого по четыре.
- Ну, так за чем же дело стало?
- Но мы не можем подъехать в почтовой карете и остановить дилижанс! Само по себе это дело пустое, но карета свяжет нас.
- А почему бы и не в карете? - спросил Монбар. - Это было бы оригинально! Ведь берут же судно на абордаж, подплыв к нему в лодке, так разве нельзя подъехать в карете вплотную к дилижансу и взять его? Такая фантазия нам в голову не приходила. Попробуем, Адлер, а?
- Я бы с удовольствием, - отвечал его товарищ, - но что мы будем делать с кучером?
- Правильно, - согласился Монбар.
- Все это уже предусмотрено, друзья, - заявил курьер, - в Труа направлена эстафета: вы оставите почтовую карету у Дельбоса и найдете там четырех уже оседланных, хорошо накормленных лошадей. Вы рассчитаете время, и послезавтра - ведь уже пробило полночь - между семью и восемью часами утра деньгам господ медведей не поздоровится!
- Будем переодеваться? - спросил д’Асса́.
- Зачем? - возразил Морган. - По-моему, у нас вполне представительный вид. Еще никогда столь элегантно одетые люди не избавляли дилижанс от неприятного груза! Взглянем-ка еще разок на карту, прикажем принести из буфета и положить в багажный ящик пирог, холодную курицу и дюжину бутылок шампанского, вооружимся, запахнемся в свои добрые плащи - и погоняй кучер!
- Что ж, это хорошая мысль, - заметил Монбар.
- Ну, конечно, - продолжал Морган. - В случае чего, мы загоним насмерть лошадей, но вернемся в Париж к семи часам вечера и появимся в Опере.
- И тем самым докажем свое алиби, - заметил д’Асса́.
- Вот именно, - продолжал со своей неизменной Улыбкой Морган. - Кому придет в голову, что люди, в восемь часов вечера аплодировавшие мадемуазель Клотильде и господину Вестрису, утром между Баром и Шатийоном сводили счеты с кондуктором дилижанса? Вот карта, друзья, выберем подходящее местечко.
Все четверо склонились над произведением Кассини.
- Знаете, что я посоветовал бы вам по части топографии, - заметил курьер. - Вы засядете в скрытое место, чуть не доезжая Массю, - там имеется брод, как раз напротив Рисея… вот здесь!
И он показал место на карте.
- А потом поскачете к Шаурсу, вот он; от Шаурса до самого Труа идет департаментская дорога, прямая как стрела. В Труа вы пересядете в свою карету и поедете по дороге в Сане, а не по дороге в Куломье. Зеваки, - а их в провинции хоть отбавляй! - глазевшие на вас, когда вы проезжали накануне, ничуть не удивятся, увидав, что вы возвращаетесь на другой день. В Опере вы появитесь не в восемь, а в десять часов, а это самый высший тон! И знать не знаю, ведать не ведаю!
- Принято!
- Принято! - воскликнули в один голос трое молодых людей.
Морган открыл часы - одни из двоих, цепочки которых висели у его пояса. Миниатюру на эмали - шедевр кисти Птито - предохраняла двойная крышка, на которой сиял бриллиантовый вензель. Родословная этой чудесной драгоценности была установлена столь же точно, как у какой-нибудь арабской лошади: часы были заказаны для Марии Антуанетты, которая подарила их герцогине де Поластрон, в свою очередь подарившей их матери Моргана.
- Час ночи, - заметил Морган. - В три часа, господа, мы должны переменить лошадей в Ланьи.
Этот момент был началом экспедиции, во главе которой встал Морган. Он уже больше не советовался с товарищами, он приказывал.
Д’Асса́, командовавший в его отсутствие, теперь первым ему повиновался.
Через полчаса карета, в которой сидели четверо молодых людей, закутанных в плащи, была остановлена у заставы Фонтенбло; начальник поста потребовал у них паспорта. Один из молодых людей высунулся из окошка.
- Вы шутите, милейший! - сказал он, подражая модному выговору. - Неужели нужны паспорта, чтобы охотиться в Гробуа у гражданина Ба’аса? П’аво слово, вы не в своем уме, мой до’огой! Эй, возница, погоняй!
Кучер хлестнул лошадей, и карета помчалась.
XXVIII
НАЕДИНЕ
Расстанемся с нашими четырьмя "охотниками", направляющимися в Ланьи, где они предъявят паспорта, полученные от любезных чиновников гражданина Фуше, и обменяют своих лошадей на почтовых, а кучера - на почтового возницу, и посмотрим, с какой целью первый консул вызвал Ролана.
Простившись с Морганом, Ролан поспешил к своему генералу.
Бонапарт в раздумье стоял у камина.
Услышав шаги Ролана, он поднял голову.
- О чем же вы с ним говорили? - спросил он без всяких предисловий, зная, что Ролан поймет его мысль.
- Мы обменялись любезностями, - сказал Ролан, - и расстались добрыми друзьями.
- Какое он произвел на тебя впечатление?
- В полном смысле слова воспитанного человека.
- По-твоему, сколько ему лет?
- Он никак не старше меня.
- В самом деле, голос у него совсем молодой. Слушай, Ролан, я не знаю, что и думать. Может, и в самом деле существует молодое поколение роялистов?
Ролан пожал плечами.
- Э, генерал, по-моему, это лишь остатки старого.
- Ну что ж, Ролан, надо создать новое поколение, которое было бы предано моему сыну… если только у меня будет сын.
Ролан сделал жест, означавший: "Я ничего не имею против". Бонапарт уловил смысл этого жеста.
- Еще недостаточно, что ты ничего не имеешь против, - ты должен этому содействовать.
По телу Ролана пробежала дрожь.
- Как же я могу этому содействовать, генерал? - спросил он.
- Ты должен жениться.
Ролан расхохотался.
- Это с моей-то аневризмой?
Бонапарт посмотрел на него.
- Милый друг, - сказал он, - мне думается, твоя аневризма только предлог для того, чтобы остаться холостяком.
- Вы так считаете?
- Да. Я придерживаюсь строгой морали и хочу, чтобы люди женились.