Тут ему преградила дорогу восхитительная фурия (как выразился бы Корнель), у которой волосы вместо гребня поддерживал кинжал с тонким, как игла, острием.
- Морган, - начала она, - вы здесь красивее, храбрее всех и достойнее всех любви! Что вы ответите молодой женщине на эти слова?
- Я отвечу ей, что люблю и мое сердце слишком мало, чтобы вместить два предмета любви, да еще и предмет ненависти.
И он продолжал свои розыски.
Внезапно его остановили двое молодых людей, которые горячо спорили, причем один утверждал: "Это англичанин!", а другой: "Это немец!"
- Клянусь честью, - сказал один из них, - вот человек, который может разрешить наш спор!
- Нет, - отвечал Морган, пытаясь прорваться сквозь эту преграду, - я очень спешу.
- Одно только слово, - попросил другой. - Мы с Сент-Аманом держали пари: он говорит, что человек, которого судили и казнили в Сейонском монастыре, был немец, а по-моему, англичанин.
- Не знаю, - ответил Морган. - Меня там не было. Обратитесь к Эктору, - в тот день он был председателем.
- Так помоги найти Эктора.
- Лучше вы мне скажите, где Тиффож, - я его ищу.
- Вон, в глубине зала, - и молодой человек указал туда, где лихо отплясывали кадриль. - Ты узна́ешь его по жилету; его панталоны тоже заслуживают внимания, и я непременно закажу себе такие же из кожи первого же матевона, который мне попадется!
Морган не стал расспрашивать, чем замечателен жилет Тиффожа, какого фасона и из какой материи его панталоны, заслужившие одобрение такого знатока мод, как его собеседник. Он устремился в указанном направлении и увидал нужного ему человека, исполнявшего "па д’эте", столь замысловатый и столь причудливого плетения (да простят мне этот технический термин!), что казалось, будто он был пущен в ход самим Вестрисом.
Морган подал знак танцору.
Тиффож вмиг остановился, отвесил поклон своей даме, отвел ее на прежнее место, извинился, что должен отлучиться по спешному делу, и, подойдя к Моргану, взял его под руку.
- Вы его видели? - спросил Тиффож.
- Я только что от него.
- И вы передали ему письмо короля?
- В собственные руки.
- Он его прочел?
- Тут же.
- И дал ответ?
- Два ответа: один устный, другой письменный, но по существу это одно и то же.
- Письмо при вас?
- Вот оно.
- Вы знаете его содержание?
- Это отказ.
- Решительный?
- Решительнее быть не может.
- Ему известно, что, обманывая наши надежды, он становится нашим врагом?
- Я сообщил ему об этом.
- А что он ответил?
- Ничего, только пожал плечами.
- Каковы, по-вашему, его намерения?
- Об этом легко догадаться.
- Не задумал ли он прибрать к рукам власть?
- Похоже, что так.
- Власть, но не трон?
- Почему бы и не трон?
- Он не осмелится стать королем!
- О, я не уверен, что он станет именно королем, но не сомневаюсь, что он кем-то станет.
- Но, в конце концов, он всего лишь "солдат удачи"!
- В наше время, милый мой, лучше быть сыном своих трудов, чем внуком короля.
Молодой человек задумался.
- Я передам все это Кадудалю, - проговорил он.
- И добавьте, что первый консул сказал такие слова: "Вандея у меня в руках, и если я захочу, то через три месяца возьму ее без выстрела!"
- Это очень важное известие!
- Сообщите об этом Кадудалю, и пусть он примет меры!
Внезапно музыка смолкла, затих гул голосов танцующих, воцарилась мертвая тишина, и среди безмолвия звучный, твердый голос произнес четыре имени. То были имена Моргана, Монбара, Адлера и д’Асса́.
- Прошу прощения, - сказал Морган Тиффожу, - как видно, предпринимается какая-то операция, в которой я участвую. К моему великому сожалению, я должен с вами проститься. Но прежде чем я удалюсь, позвольте мне поближе рассмотреть ваш жилет и панталоны - мне о них говорили. Это прихоть любителя; надеюсь, вы мне ее извините.
- А как же, - отозвался молодой вандеец. - Весьма охотно.
XXVII
МЕДВЕЖЬЯ ШКУРА
И с готовностью воспитанного человека Тиффож быстро подошел к камину, где в канделябрах горели свечи.
Жилет и панталоны, казалось, были сшиты из одной и той же ткани; но что это была за материя? Даже самый опытный знаток затруднился бы определить.
С виду обычные, панталоны были облегающими, нежного желтоватого цвета, переходящего в телесный; они были надеты прямо на тело, и единственной их особенностью было полное отсутствие швов.
Жилет, напротив, сразу же привлекал внимание: в трех местах он был пробит пулей, отверстия зияли и были искусно обведены кармином, удивительно похожим на кровь.
Вдобавок с левой стороны на жилете было изображено кроваво-красное сердце - опознавательный знак вандейцев.
Морган с напряженным вниманием рассматривал костюм Тиффожа, но так и не пришел ни к какому выводу.
- Если б я не торопился, - сказал он, - я постарался бы самостоятельно добраться до истины, но вы слышали, по-видимому, что комитет получил какие-то известия: речь идет, конечно, о деньгах, и вы можете сообщить об этом Кадудалю - остается только их захватить. Обычно я командую такими набегами, и, если я опоздаю, меня заменит другой. Скажите же мне, из какой ткани ваша одежда?
- Дорогой Морган, - отвечал вандеец, - может быть, вы слышали, что мой брат был схвачен и расстрелян синими в окрестностях Брессюира.
- Да, знаю.
- Синие отступали, они бросили его тело под какой-то изгородью; мы преследовали их по пятам и явились туда вслед за ними. Я нашел тело брата, оно еще не остыло. В одну из его ран была воткнута ветка, а к ней подвешен листок с надписью: "Расстрелян как разбойник мною, Клодом Флажоле, капралом третьего парижского батальона". Я подобрал тело брата, велел снять у него с груди кожу и сделать из нее жилет; я ношу его в сражениях: кожа брата, пробитая тремя пулями, всегда у меня перед глазами и вопиет о мщении!
- Вот как! - воскликнул Морган с удивлением, к которому впервые примешивалось что-то вроде ужаса. - Так жилет сделан из кожи вашего брата… Ну, а панталоны?
- О! Они другого происхождения, - отвечал вандеец, - они сделаны из кожи гражданина Клода Флажоле, капрала третьего парижского батальона.
В этот момент снова послышался тот же голос, вторично и в том же порядке называвший имена Моргана, Монбара, Адлера и д’Асса́.
Морган поспешил на зов.
Он быстро пересек танцевальный зал и вошел в небольшую гостиную, расположенную по ту сторону гардеробной.
Там его ожидали трое: Монбар, Адлер и д’Асса́.
С ними находился молодой человек в зеленой с золотом одежде правительственного курьера. На нем были высокие запыленные сапоги, а также картуз с козырьком и сумка с депешами, составлявшие неотъемлемую принадлежность этой должности.
На столе лежала карта работы Кассини, на которой отмечались даже малейшие неровности земли.
Прежде чем поведать, чем был занят курьер и с какой целью была разостлана карта, бросим взгляд на трех новых лиц, чьи имена прозвучали в танцевальном зале и кому предстоит сыграть немаловажную роль в дальнейшем развитии нашего романа.
Читатель уже знаком с Морганом - Ахиллом и Парисом этого необычайного сообщества. Черноглазый и белокурый, он был высокого роста, изящен, строен и ловок, взгляд его всегда был оживлен; свежих уст его не покидала улыбка, обнажавшая ослепительно белые зубы. Бросалось в глаза выражение его лица - противоречивое сочетание кротости и силы, нежности и мужества. К тому же весь он был озарен беззаботной веселостью, которая ужасала при мысли о том, что этому человеку вечно грозила самая страшная смерть - гибель на эшафоте.
Д’Асса был мужчина лет тридцати пяти - тридцати восьми, с густой шевелюрой, тронутой сединой, и с черными как смоль бровями и усами. Его глаза, как у индийца, были чудесного каштанового оттенка. В прошлом капитан драгун, великолепно сложенный, он был способен справиться с любым противником и обуздать свои страсти; его мускулы доказывали незаурядную силу, а лицо выражало упорство. Он отличался благородной осанкой, на редкость изящными манерами, был надушен, как завзятый щеголь. То ли он имел пристрастие к ароматам, то ли они доставляли ему наслаждение, только он то и дело нюхал флакон душистой соли или серебряную вызолоченную коробочку с тончайшими духами.
Настоящие имена Монбара и Адлера были неизвестны, так же как имена д’Асса́ и Моргана, но в тесном кругу их обычно называли "неразлучными". Вообразите себе пары: Дамона и Пифия, Эвриала и Ниса, Ореста и Пилада в возрасте двадцати двух лет; один весел, словоохотлив, шумлив, а другой печален, молчалив, мечтателен; у них все общее - опасности, деньги, любовницы; они дополняют друг друга и вдвоем отваживаются на самые невероятные выходки, причем в критические минуты каждый забывает о себе и оберегает другого, подобно молодым спартанским воинам священного отряда, - вообразите двух таких друзей, и вы составите себе представление о Монбаре и Адлере.
Нечего и говорить, что все трое принадлежали к Соратникам Иегу. Четверых молодых людей созвали, как догадался Морган, по делам общества.
Морган сразу же подошел к мнимому курьеру и крепко пожал ему руку.