Аркадий Крупняков - Москва матушка стр 64.

- Какой-то знаменитый вельможа. Они едут из Солдайи и везут девушку необыкновенной красоты. Говорят - купили, а я знаю, что они ее украли. Девушка в дороге потеряла сознание - ее везли завернутую в ковер. Сейчас она пришла в себя и лежит

на постели хозяйки. Приказано покормить, но пищу принять она

отказалась. Когда все ушли, она попросила меня, сообщить о своей судьбе ее отцу - солдайскому купцу Никите Чурилову. Обещала много денег за это.

-- Боже мой, это же Ольга! - воскликнул Демо.

-- Тише, синьор, вы ее знаете?

- Я хочу поговорить с ней.

- Как можно! Вас убьют, если увидят. Да и мне несдобро­вать. Нет, я не пущу вас. - И служанка загородила собою дверь. Демо понял, что силой тут ничего не сделаешь.

- Скажи, сколько ты у хозяйки получаешь за работу?

- Пять золотых в год, готовую пищу и одежду.

- Как тебя зовут?

- Энея.

- Послушай, Энея. Я хочу дать тебе столько денег, сколько тебе не заработать у Торы и за тридцать лет. Я дам тебе сто сонмов. Вот они, в этом кошельке.

- Что я должна сделать?

- Мы развяжем синьориту, и ты поможешь вывести ее через эту комнату во двор.

- Ни за что на свете! Меня татары убьют тотчас же.

- Сто сонмов немалые деньги, Энея.

- Зачем они мне, если я буду убита.

- Ты будешь жива,-убедительно заговорил Демо. - Татары не тронут тебя, ибо им нужно будет спешить в погоню. А ты пре­спокойно возьмешь сто сонмов и откроешь свою лавочку в Кафе или в Суроже.

- Нет, нет! Я боюсь и ни за что не соглашусь на это.

- Двести сонмов, Энея! Сто сейчас и сто после удачи.

- Простите, синьор, я не хочу умирать. Я ухожу.

- Что ж, иди. Согласившись, ты будешь иметь двести сонмов и девяносто девять шансов из ста на то, что останешься живой. Первый же шаг, который ты сделаешь, уходя от меня, будет шагом к твоей смерти.

- Синьор хочет убить меня?!

- Нет, что ты. Я просто напишу татарам записку, что ты вы­дала мне их тайну, а сам поеду в Сурож и сообщу купцу о том, где его дочь. Татары и без меня за милую душу снесут тебе голову.

- О, святая Деспина, какой вы жестокий человек,- простона­ла женщина, поняв, что у нее нет выхода. - Я подчиняюсь, но моя смерть ляжет тяжелым грехом на душу синьора.

- Нам не следует бояться, Энея. Я еще не раз побываю в твоей лавчонке в Кафе. Вот, держи твои сто сонмов и принеси для девушки какую-нибудь одежду.

Удача всюду сопутствовала молодому ди Гуаско. В течение десяти минут Ольга была развязана.

Не потревожив спавших на сеновале татар, Деметрио взял хозяйское седло, оседлал запасного вороного коня' и тихо вывел его из конюшни. Посадил на него Ольгу, вскочил на своего серого, и через минуту всадники растворились в темноте ночи.

* * *

Полуденным зноем дышит летний день. Дорога от монастыря до города словно посыпана солью. Из-под ног коня клубится пыль и тяжелыми тучами ложится на без того серые листья кустарника. Горячий воздух струится перед лицом Теодоро волнистыми ручья­ми, и очертания впереди лежащих предметов колеблются, как живые.

Теодоро не замечает жары. Только что закончился обряд кре-

щвния, и он теперь человек православной веры. Последняя пре­града к сердцу возлюбленной снята, ничто не помешает ему же­ниться на Ольге. Сейчас он снова увидит ее - от этой мысли серд­це Теодоро наполняется радостью. Покачиваясь в седле, он поет:

До свидания, Тереза,

Тереза, прощай!

Я скоро вернусь

И женюсь на тебе!

Около дома Никиты Чурилова, своего будущего тестя, Теодоро сошел с коня и постучал кольцом в створку резных ворот. Подож­дал малость, еще постучал, но на дворе никто не появился. Нако­нец заскрипел засов, Теодоро толкнул створку ногой и оказался перед матерью Ольги.

- Простите меня за беспокойство,- смущенно произнес Тео­доро. - Я думал, что мне откроют слуги. А вы сами...

- Слуг-то нету, голубчик мой,- сквозь слезы проговорила Ки­рилловна,- в поисках все.

- В каких поисках?

- Беда великая пришла в наш дом. Ведь Оленька пропала!

- Как пропала?

- Вчера пошла по цветы с Василисой-подружкой, и до сей поры нет. Никитушка со слугами весь город обшарили, нигде кровинушки нашей не нашли,- Кирилловна опустилась на сту­пеньку крыльца и, закрыв лицо, залилась слезами.

- Куда же она могла деваться? - тревожно спросил Теодоро и тут же вспомнил: "Святых отцов берегись, сынок". "Неужели так скоро? - произнес он про себя. - Но если это дело святых отцов, значит, Ольга жива, они не могут ее убить, она не виновата. Они просто решили ее спрятать".

- Не плачьте, я уверен, что Ольга жива, и даю слово - найду ее. Мне кажется, я знаю, где ее надо искать. Подождем синьора Никиту, посоветуемся, и все будет хорошо.

- Дай-то бог, дай бог,- шептала старая мать. - Мне, греш­ным делом, худые думы в голову идут - уж не руки ли на себя наложила, сердешная.

- Не говорите так, дорогая. Я не вижу причины... по-моему, Ольга добровольно согласилась стать моей женой.

- Так-то оно так,- вздыхая, промолвила Кирилловна.

Скрипнули незапертые ворота, и во двор вошел отец Ольги,

сгорбленный, подавленный, с серым неподвижным лицом. В опу­шенной руке зеленый сверток. Словно не замечая никого, еле пе­редвигая ослабевшие ноги, подошел к крыльцу и осторожно по­ложил зеленый комок на верхнюю ступеньку. Сверток развернулся, и Теодоро увидел, что это платье Ольги. Дунул ветерок, приподнял оборку розовой мантильи, под ней обнаружилась светлая ткань

Олиной исподницы. Кирилловна глянула и рухнула на пол, зары­лась лицом в дочерину одежду. Заголосила:

- Доченка-а-а моя единственная-я!

- Негу, магь, у нас доченьки. В синем море она. Осиротели мы,-произнес Никита. Плечи его задрожали от тяжелых рыда­ний.

- Где... нашли... это? - спросил Теодоро.

Никита поднял голову и только сейчас понял, что перед ним стоит жених Ольги. Он тихо, словно самому себе, отзетил:

- На берегу, около Алчака приняла она свою смертоньку. Горе за горем приходит в мою семью. Чем я согрешил перед гобой, господи? - и снова поник головой.

Теодоро неотрывно глядел на одежду и не мог больше произ­нести ни слова. На крыльце непрестанно голосила обезумевшая Кирилловна. Вокруг молча стояли слуги.

К вечеру в дом Чурилова прискакал старый ди Гуаско. Он долго глядел на одежду Ольги, принесенную с моря, расспросил Никиту, где она была найдена, и, ни слова не сказав, уехал. Через час он вернулся и спокойно, будто это была обычная весть, сказал Никите:

- Напрасно убиваешься, синьор Никита, ваша дочь, я думаю, жива, и, не позднее чем завтра, я скажу тебе, где она находится. Поехали, Теодоро. Тут слезами делу не поможешь.

- Я никогда не думал, что мой сын такой слюнтяй! -сказал Антонио, когда они выехали со двора Никиты. - Ну, что раскис? Они родители, им разум потерять не грех, а ты?

- Но ведь Ольга действительно утонула!

- А я говорю тебе, жива! Пораскинь мозгами. Скажи, где, по-твоему, обувь утопленницы? Ее ведь нет среди одежды. Неуже­ли ты думаешь, что она одежду сняла, а туфли оставила! Старые люди говорят, что все утопленницы превращаются в русалок, а у них, как известно, хвосты, и потому обувь ей брать с собой вовсе ни к чему.

- Как ты можешь шутить, отец!

- Хорошо, шутки в сторону. А нательный крест?

- Какой крест?

- Где ее нательный крест? Самоубийство - великий грех, и ни один добрый христианин не пойдет на него в кресте. Если бы Ольга бросилась в море, она непременно сняла бы крест. К тому же я, словно пес, обнюхал на том месте все следы и, клянусь соб­ственными потрохами, что одежду эту привез верховой и бросил на берегу. Девушки там и не бывало. Ее просто украли.

- Но кто? Неужели святые отцы!

- Вряд ли. Они еще не успели разнюхать о твоем грехе. В Суроже я знаю только одного человека, которому нужна эта дьяволь­ская шутка и который на нее способен.

- Кто он, говори, отец! - воскликнул Теодоро.

- Твой братец, вот кто!

- Андреоло?

- Пусть лопнут мои глаза, если не он. Кстати, вот его дом, мы сейчас постараемся все узнать.

- Брата нет дома, я узнавал.

- Где же он? - спросил Антонио.

- Уехал в Карагай и будет не скоро.

- Это даже к лучшему. Скажи, чтобы все слуги собрались в большом зале.

Слуги Андреоло боялись старого ди Гуаско больше, чем хозяина дома, и через малое время все собрались в зале. Антонио оглядел их пристальным взглядом и твердым голосом произнес:

- Кто из вас вчера ходил к дому русского купца? Молчите, су­чьи дети! Учтите, что я знаю все, и если не признаетесь вы - мне расскажет все сам синьор Андреоло. И тогда вам несдобровать.

Слуги молчали.

- Говорите, кто, или я выну ваши души!-заорал Антонио и взмахнул нагайкой. При этом движении смуглая служанка вобра­ла голову в плечи, как бы ожидая удара. Антонио подскочил к ней и, ухватив ее за волосы,спросил:

- Ты?

- Я, синьор,- дрожащими губами произнесла служанка.

- Зачем?

- Синьор Андреоло велел мне следить за домом и, как только дочь купца выйдет за ворота, сообщить...

- Хозяину?

- Нет, синьор. Татарину из Солхата.

- И ты сообщила ему?

- Да, синьор.

- Все ясно. Можете идти по местам. Да, подождите. Запомните: я ни о чем вас не спрашивал, Лючия ничего мне не говорила. Если Андреоло узнает о ее словах, я не пощажу болтуна. Идите вон.

Когда слуги вышли, Антонио хладнокровно сказал: