- Песню, дети мои, я вам спою. Принеси, Андрейка, гусельцы. А вино, простите, не приму. И без него с моей слепотой ходить по земле трудно. Тканей шелковых не возьму тож. Мне ли, простому человеку, носить одежду шелкову. Это вам, знатным разбойничкам она по плечу.
Бражники переглянулись между собой, но возразить старцу не посмели.
Славко принял от Андрейки гусли, сел на корни дуба, вскинул голову, неторопливо перебрал струны. Затихла ватага. Все громче и громче рокотали струны, какую-то до боли знакомую, заунывную мелодию выводили они. Где слыхали, где певали ее? Смолкли, на миг гусли, и дед Славко запел:
По горам, горам по высоким.
По раздольицам по широким Тут огни горят негасимые,
Злы татарове тут полон делят.
Доставалася теща зятю в плен,
Он отвез ее к молодой жене:
"Ты заставь ее тонкий кужель прясть,
Да цыплят пасти, да дитя качать".
"Ты баю, баю, мое дитятко,
Ты по батюшке татарчонок злой,
А по матушке ты внучонок мой,
Ведь твоя-то мать мне родная дочь.
Семи лет она во полон взята,
На правой руке нет мизинчика".
Как услышала тут татарочка.
Она кинулась к своей матушке:
"Ах, родимая моя матушка,
Выбирай себе коня лучшего,
Мы бежим с тобой на святую Русь,
На святую Русь, нашу родину!"
Лилась над поляной песня, все ниже и ниже опускали головы ватажники. Вспомнилось кошмарное время неволи и эта песня, которую часто певали они. А вот теперь свободу обрели и... разбоем занялись.
- Пошто завел эту песню, старик? - с надрывом в голосе крикнул вскочивший бородач. - Раны старые бередить?!-Бородач рывком распахнул широкий ворот рубахи. - Вот она где, твоя песня! Нет, не изварначились мы, нет! Только вот как далее быть - не знаем. - Бородач опустил голову, призадумался на миг, а потом с безнадежной злостью вымолвил: - Все вы хороши! Один из цепей сброи наковал, а для чо, сам ладно не ведает. Другой песнями возмущает душу, а посоветовать, как дальше, не хочет...
Дед Славко положил ладони на струны, как бы закрывая их, и тихо заговорил. Ватажники подвинулись ближе.
- Давненько живу я с вами. Певал вам песни и былины всякие: и про Муромца Илью, про Микулу Селяниновича да про новгородского гостя Садко. Слагает эти песни народ, и не умрут в памяти народа имена этих людей во веки веков. Почему сие? Да потому, что деяниями своими заслужили они любовь народную. Мне немного осталось жить, но до своей смертушки хотел бы я послушать в народе былину - песню о Соколе да о его славных ватажниках. Найти бы эту песню да унести ее на Русь милую, а там и умереть не жалко.
Молодой широкоплечий парень в сером армяке подошел к деду, дотронулся до его сухого плеча и спросил:
- Неужто и о нашей ватаге былина может быть, неужто слава о нас может разнестись по земле?
- Слава славе рознь, сынок. Истинная слава - это любовь народа. Многие жили в веках и думали, что они прославились. Но люди давно забыли о них, потому что слава их мнимая.
Собрали вы здесь силу, вам за правду надо стоять, а не караваны щупать. Добрую славу заслужили ваши дела, и оттого растет ватага день ото дня. Идут к нам люди с надеждой в душе, бегут от жестокости, неволи и горя. Не омрачайте их надежду, и тогда среди вас вечно будет мир и дружба...
Потухли костры у Черного камня, но искры, зароненные гусляром в сердца ватажников, теплились всю ночь.
На следующий день вернулся атаман и привез неутешительную
весть. Такую огромную ораву людей тайно к Дону не провести, для переправы на ту сторону моря по Корчевскому рукаву нужно много судов. А где их взять? Сколько ни ломал голову атаман, ничего придумать пока не мог.
* * *
В ватагу Ионаша попал легко.
Слух о свободных людях разнесся с гор по селениям, и опытному человеку, знающему эти места, найти Сокола было не гак уж трудно. Если человек приходил к Черному камню и просился в ватагу, ему не отказывали. Да и как откажешь, если хотел он свободы? Выводили ночью при свете костра на круг и спрашивали, согласен ли он признавать законы ватаги.
Вывели на круг и Ионашу.
- Что привело тебя к нам, скажи-ка?
На этот вопрос почти все отвечали: гнет, несправедливость господ, притеснения или страх перед наказанием. Ионаша сказал:
- Любопытство привело меня сюда. Землю эту всю исходил. Жил среди татар, на Руси бывал гоже, фрягам служил, у армянина опять же работал поваром в харчевне, а сам я из греков. Народу повидал всякого и везде узнавал - для чего живут люди? У татар очна забота - цепи ковать да ясырь на них сажать; фряги крепости строят, чтобы богатство было где хранить, да и в других местах волками друг на друга смотрят. А вы цепи разбили. Вот и взяла меня охота поглядеть на вас... Если жить к себе не пустите, погляжу и уйду.
- Ишь ты! - Ивашка оглядел ладно скроенного грека с ног до головы. - Выходит, удивили мы тебя. Любо тебе стало, что цепи пожгли. Разве ты носил их?
- Нет, бог миловал.
- А ежели цепи мы на мечи перековали? Придется какой ни на есть мечишко и тебе дать. Возьмешь?
- Возьму. Но сперва спрошу - зачем даете?
- Ну хоть бы хозяина прикончить, от которого убег.
- Хозяина? Да он сам не сегодня-завтра подохнет. Такой хилый старик. Вот в Кафе я фряга одного знал - на него бы я с мечом пошел.
- Выходит, ты не только на нас посмотреть пришел, а на фряга зуб точишь. Соврал сперва.
- Не соврал. Не приучен. Обидно, что не веришь. Ведь я бы мог наговорить чего угодно - все равно никто не знает меня. Но к таким, как вы, только с правдой можно прийти. Примите, пожалуйста.
- Законы ватаги сполнять согласен? Атамана слушаться?
- Буду делать все, что скажут.
- Примем к себе аль нет?
- Пусть живет.
В СТАРОЙ КОРЧМЕ
Все дела в Кафе закончены, наступила пора уезжать.
Деметрио выехал из города, когда смотритель времени на башне Кристо ударил по колоколу девятый раз. Серый быстроногий конь, хорошо отдохнувший, нес своего седока легко и быстро. Вороной, как и раньше, бежит в поводу запасным. Сейчас спешить не надо, и Демо направил свой путь по ездовой дороге через Солхат. Миновав поворот на горную дорогу, он тронул поводья и пустил коня шагом.
Мерно покачиваясь в седле, всадник задремал. В минувшую ночь ему не удалось поспать ни одной минуты. Вечеринка в доме Кончеты была веселой и шумной, гости разошлись по домам, когда солнце уже взошло над городом. Поездка в Кафу прошла для Демо с пользой и весьма приятно. Кончета была с ним нежна как никогда, а поручение отца он выполнил блестяще. Антониото ди Кабела обещал семье Гуаско всяческую поддержку, а на вечеринке сказал, что будет рад видеть Деметрио в числе своих помощников. О, если Демо попадет в Кафу, он сумеет выдвинуться, и тогда...
Демо вспомнил вечер, проведенный во дворце консула. Приняли его здесь с великим почетом. Шутка ли - он спас честь жены консула. Джулия заверила Демо, что она теперь неоплатная должница славного ди Гуаско и он может рассчитывать на ее помощь в любое время. О, это немало значит. Правда, дружба эта не дешево обошлась Демо, но он уверен, что отец похвалит его и без возражений оплатит вексель, данный Хозе Кокосу. Андреоло, конечно, будет ворчать, как всегда, но ему недолго осталось хозяйничать. Только бы попасть в курию, Демегрио покажет, у кого в руках сила.
Около полудня Демо подъехал к корчме Геворока. Слуга принял у него коня и повел на конюшню. Демо пошел за ним.
У входа в корчму Демо встретила пожилая гречанка и довольно чисто по-итальянски спросила:
- Синьор желает подкрепиться и отдохнуть, не правда ли?
- Да,- ответил Демо. - Принеси мне горячий обед и хорошего вина. Потом я посплю у вас часок-другой, если найдется постель.
- Хорошо, я скажу об этом хозяйке.
Войдя в большую комнату, Демо увидел несколько человек. Все они сидели за столом. По скромной пище которую они ели, и
по мутному вину в их бокалах, а еще более по одежде, он понял, что это простые, случайные путники. Они сразу потеснились, освободили место богатому синьору за длинным, единственным столом, и Демо сел на скамью, не снимая плаща и шляпы.
Через минуту к нему подбежала служанка и тихо произнесла:
- Хозяйка сказала, что такому знатному синьору не пристало обедать вместе с бедняками. Она просит зайти в ее горницу, где синьора ждет достойный прием.
...Проснулся Демо в полутемной спаленке хозяйки. Сон был долгим и сладким, вероятно, Демо спал бы еще, если бы его не разбудили громкие голоса в соседней комнате. Услышав в голосе Торы тревогу, он спешно оделся и не успел застегнуть пуговицы рубашки, как в спаленку проскользнула служанка.
- Ради бога, синьор, скорее одевайтесь,-зашептала она.- Приехали татары и с ними больная женщина. Ее велят положить в эту постель. Идемте, я вас проведу в спальную покойного хозяина.
Открыв боковую дверь, служанка потянула Демо за руку. Оставив его в совершенной темноте, она неслышно вышла, и уже через минуту в спаленке Торы раздались грубые мужские голоса. Прошло полчаса, и, наконец, в комнату, где находился Демо, снова неслышно вошла гречанка.
- Не беспокойтесь, синьор, все обошлось благополучно. - Прилягте на кровать, через час они уедут. Вы очень полюбились моей госпоже, она велела не отпускать вас без нее.
- Что это за люди? - спросил Демо.