- С умыслом али по неразумению оскорбляешь ты меня в моем дворце? - гневно произнес Менгли. - Как смеешь ты, посол князя Ивана - данника Золотой Орды, так со мной разговаривать! Как смеешь, спрашиваю?
- Обиды в моих словах не вижу,- спокойно ответил Беклемишев. - Великий князь Иван желает другом твоим быть, а не данником. Мой государь не скуп - это вы только что видели. Друга одарить он умеет щедро. Так и впредь будет. Сказал ты, что Иван данник Орды. Это верно. Одначе такой ли осталась Золотая Орда, как и прежде?
- Орда сейчас не та,- тотчас же ответил хан,- царство Ахматово распадается, как перезревший кусок овечьего сыра. Наше ханство встает над Ордой, как барс над волчицей.
- Правдивы слова великого владыки,- промолвил посол. - Орда сейчас не та. Да и Русь також не та. Множество удельных князей встали под могучую руку моего государя, и единством крепится ныне отчизна. Союз между нами потребен равно и ханству вашему и земле Московской, и о том вам не хуже меня ведомо. А что касаемо поминков - не в них суть. Быгь может, даров по доброй воле государя Московского будет более, чем обязательных поминков.
Менгли-Гирей снова посветлел лицом. Посол говорил смело и убедительно. Правда, что Орде не дано жить, а Казимир польский ненадежен в союзе. Если русский князь щедро будет дарить хана, на дружбу с ним следует пойти.
- Хорошо,- произнес хан после некоторого раздумья. - Я пожалую Ивана братством и дружбой. Пусть позовут начальника моей канцелярии и пусть напишут ярлык князю Московскому.
- Сие не по-братски будет, великий хан, - заявил Никита,- братство и дружбу не жалуют, а принимают и поравну оба государя, и ни один из них друг над другом стоять не должен. Ярлык, сколь мне ведомо, суть приказное письмо, и равного брата оно как повеление обидит. Государь мой просит дать шерть, каковую он крестным целованием утвердит.
Твой государь очень много просит! -- воскликнул Менгли.- Не забывай одного - не мой посол приехал в Москву, а ты стоишь перед моим троном!
- Сего я не забываю,- стоял на своем Беклемишев. - Одначе, великий хан, видно, сам запамятовал, что его человек Гази-баба еще раньше стоял перед русским троном и государем моим был принят ласково. И голоса на него государь не поднимал. Между тем, ты кричишь на государева посла, словно на конюха своей дворцовой конюшни.
В зале Дивана после ответа стало шумно. Хазнадар-ага вскочил и, тряся седой бородой, визгливо прокричал:
- Никогда и никто в этой священной обители Совета и суда не отзывался о нашем повелителе так неуважительно! О великий хан! Такого потерпеть нельзя.
- Пусть уходит отсюда неверный!
- Нечестивцу не место в обители хана!
К Беклемишеву подбежали два дюжих аскера и встали по бокам, готовые исполнить любое слово хана.
Менгли-Гирей, покусывая губы, молчал. Его лицо пылало гневом.
- Увести его.
Аскеры схватили посла за руки и поволокли к выходу. Ши- рин-бей спешно подошел к хану и тихо начал что-то говорить. Разман-бей, следовавший за послом, остановился у входа и с поклоном спросил:
- Аллах велик в небе, хан - на земле. Каждое его слово свято и законно. Куда великий прикажет отвести неверного?
- Пусть идут в посольский двор и ждут нашего решения.
В посольском дворе аскеры ни на шаг не отходили от Никиты Беклемишев позвал к себе Чурилова и сказал:
- Теперь на тебя да на Тугейку надежда. Пошли Шомельку к Ширину, посули ему большой бакшиш. Хан его слушается. Тугейка пусть идет тайно к Нурсалган. Насколько я понял - он парень с головой, знает, что и как выговорить.
Чурилов разыскал Тугейку, передал ему привет боярина. Тусейка много говорить не любил, а если что и скажет, то прямо:
- Ни явно, ни тайно во дворец нам не попасть. Золота надо.
- Много?
- Не больно много. Дворцову стражу подкупить.
- А если во дворце нас поймают? Ведь голову снесут.
- Во дворец не пойдем. Нам бы только царице весть подать. Сама придет.
- Вот держи,- Никита положил в руку Тугейки кисет с золотом. - Устраивай сие дело, как лучше. Я тут не ходок.
Вечером перед сменой караулов Тугейка долго околачивался у ворот в крепость, ожидал удобного случая. Один из стражей, наконец, отошел от ворот и пошел вдоль стены. Тугейка догнал его и без обвиняков сказал:
- Тебе деньги нужны?
- Деньги всем нужны,- ответил страж, не оглядываясь.
- Надо весть во дворец передать.
- Кому?
- Царице Нурсалтан.
-- Трудно,- сказал страж. - Ази живет в гареме, туда ходу нет. Очень трудно.
- Евнух поможет...
- Ему тоже деньги нужны.
- Дам и ему.
- А страже около гарема?
- Дам и страже...
- А служанке, которая унесет весть царице?
- Шайтан с тобой - дам и служанке.
- Еще надо дать...
- Э-э,- Тугейка остановился,- аллах тебе спутник. Иди. Я найду не такого жадного, как ты,- и зашагал обратно.
- Постой-постой,-страж схватил его за рукав,-говори, что передать.
- Скажешь ей: приехал Туга, который из Казани. Что она на то ответит, скажешь мне. Я тут буду ждать.
- Давай деньги.
- Рано. Вот возвратишься - тогда.
Страж тряхнул бритой головой и скрылся за воротами дворца. Устроившись меж корнями большой чинары, Туга приготовился к долгому ожиданию. Но как только стемнело, от ворот отделились две фигуры - мужская и женская. Туга вскочил, вышел на дорогу, поравнялся с мужчиной, сунул ему в руку кисет. В одном из переулков страж исчез - как растаял.
- Ты ли это, Тугейка? - раздался голос под покрывалом.
- Я, валидэ, я.
-- Ты вырос - тебя не узнать.
- Если бы ты видела своих сынов. Они еще выше меня...
- Говори, говори.
- Впереди люди идут, валидэ.
Нурсалтан схватила его за руку и свернула в заулок. Скоро пришли они к богатому дому, постучали. Их встретила старая женщина, провела в просторную комнату с двумя светильниками. Нурсалтан долго рассматривала Тугу. В ее глазах стояли слезы, и он понимал чувства матери.
На столе появились фрукты и шербет. Тугейка вынул из-за пазухи письмо великого князя, передал валидэ. Она положила его на стол, не читая, сказала нетерпеливо:
- Ну рассказывай, как они там мои родные...
И Тугейка начал говорить о том, что дети ее растут, мать вспоминают часто, послали ей письма и подарки, которые он, Тугейка, не посмел взять с собой.
- Они уже знают грамоту?
- Иван учит их грамоте арабской, по-русски они тоже говорят. Не беспокойся, великая Нурсалтан.
- Веру магометову не забыли? Не принуждают ли их?..
- Они молятся аллаху. Князь к своей вере их не принуждает, да ему это и не нужно. Знай, валидэ, Иван готовится к походу на Казань. Он хочет свергнуть хана и на его место посадить твоего сына Аминя.
- О, если это случится - я сразу уеду к нему.
- Если позволишь, великая, я пойду за русскими. Они тоже
хотели увидеть тебя.
- Иди. Я пока прочту письма Ивана.
Спустя полчаса, Тугейка привел Хозю Кокоса и Никиту.
Никита был одет просто и держал в руках лоток с товарами. Поприветствовав Кокоса, царица спросила:
- При слуге о деле говорить можно ли?
- Сие не слуга, а помощник боярина московского. Ему из
вольте передать письмо.
Нурсалтан быстро свернула листы в трубку и, перевязав их шелковой тесьмой, передала Чурилову. Затем вышла в соседнюю комнату и вынесла большую черную, обтянутую кожей, коробку. Открыв ее, поднесла молча Никите. На малиновом бархате лежала словно свернувшаяся змейка, нить крупных жемчугов. Хозя Кокос, вытянув шею, долго, не отрываясь, смотрел на нить, а потом воскликнул:
- Какое великолепие!
- Прошу передать эти зерна брату моему Ивану с поклоном.
- Великая царица,- произнес Чурилов,- я не волен брать столь дорогие подарки. Зернам сим цены нет. Мне токмо повелено вручить тебе от светлого имени Московского государя вот сей лоток. Там и каменья дорогие и золото с серебром. Боярин Никита повелел також сказать, чтобы ты завтра послала слугу в посольский двор за соболем да белками. Столь великую ношу взять с собой мы убоялись.
- Скажи спасибо брату Ивану за подарки,- сказала Нурсал- тан, принимая лоток. - А это возьми - твой государь сам просил послать ему эти зерна.
- Пришел я к царице,- сказал Чурилов, принимая жемчуг,- с просьбой. Посла моего хан грозится закрепить, грамоту шертную, ради какой мы приехали дать, отказался. От государева имени посол помощи твоей великой просит.
- Передай послу - пусть ждет. Без шерти он от нас не уедет. На то мое царицыно слово. Сколь времени на то надо, не знаю, только пусть ждет. А сейчас уходите. За наши головы боюсь.
Наскоро простившись, Хозя Кокос и Чурилов покинули царицу.
* * *
Все зашевелились во дворце после возвещения первой вечерней молитвы. Выступил из своих покоев хан. Опираясь на посох, в сопровождении ближайших лиц отправился он в мечеть.
После молитвы аллаху, хан, поужинав, спустился по скрипучей лесенке в сад. Минуя любимую беседку для отдыха, Менгли прошел в первую половину гарема, где жили его валидэ - законные жены.
Ази встретила владыку в комнате, обитой голубым атласом. Она поклонилась ему, жестом пригласила сесть на софу, покрытую оранжевым сукном и окаймленную светлым атласом. Сама села против него на желтую камчатную подушку.
- Давно стены моей обители не видели великолепного,- нежно заговорила Нурсалтан.